Щёлкнуло подряд несколько замков, и дверь приоткрылась.
– А вы, по какому поводу?
Передо мной стояла миловидная девушка с веснушками на носу, небольшими карими глазами и чуть оттопыренными ушками.
– Я могу увидеть Андрея Валерьевича? – повторил я вопрос.
– А он полгода назад умер.
– Как умер? Отчего?
– Сердечный приступ.
– Простите, а вы ему кто? Это не праздный вопрос, это важно, – тут же уточнил я.
– Я ему соседка.
– Соседка?
– Он мне квартиру после смерти оставил, так как близких родственников у него не было, если вы по поводу квартиры, конечно. Я продавать её не собираюсь, и сдавать тоже.
– Простите, уверен, что мой вопрос вам покажется странным, но не осталось ли после него каких-нибудь черновиков?
– Дядя Андрей всё хранил в компе. А вы из союза писателей, как я понимаю?
– Да, – соврал я.
– Что вы старика не похоронили? Забыли про своего.
– Квартира досталась вам, простите, как вас?.. – поинтересовался я.
– Наташа.
– Так вот, Наташа, так как квартира досталась вам, вы и должны были заниматься его похоронами. Это – первое. А второе – мы не знали, что он умер. И если бы вы потрудились позвонить в союз писателей, то я думаю, проблем с материальной помощью у вас не было бы, а собственно и с похоронами.
– Так вам нужны его рукописи? И всё?
– Нам нужен был он сам, но уж если есть такая возможность, то предоставьте нам, пожалуйста, компьютер Андрея Валерьевича.
– Выкупайте, если он вам так нужен.
Девушка достала из спортивных брюк жвачку и, без промедления, отправила её в рот.
– Давайте я скачаю, всё, что там есть, а компьютер останется у вас. Я заплачу.
– Как хотите.
Наташа сделала пару шагов назад, пропуская меня в квартиру. Слава Богу, она не попросила у меня удостоверение, а то дело бы закончилось плохо.
Через полчаса я вышел на улицу, держа в руке две заветные флэшки. Возможно, здесь и нет ничего особенного, а может быть, мне повезёт, и я наткнусь на черновики про Елизавету Ивановну, которая так просила меня напомнить ему о ней. Если бы можно было хотя бы предположить, что происходит с этими несчастными, когда про них забываешь. Я теперь знаю. Большинство же писателей даже допустить такое не смогут, потому что свято верят только в живую силу своего профессионального слова, но не в оживляющую власть подлинных чувств.
Мне хотелось поскорее добраться до дома, чтобы приступить к детальному просмотру его набросков, чтобы узнать, о чём шла речь, про что он творил. Телефонный звонок застал меня за рулём в пробке.
– Костя, я приготовила тебе курочку. Перед спектаклем обязательно поешь.
– Ты хочешь, чтобы на сцене мне стало дурно?
– Ну, так не ешь много.
– Ладно, спасибо.
– Целую. Я сегодня на дежурстве, так что не скучай.
Она повесила трубку.
Как объяснить своей бывшей, что у нас ничего не может быть? Как дать ей понять, что она не моя женщина, а я не её мужчина? У меня и без её страстишек дел по горло. Эти дурацкие игры меня уже достали: то чулки, то красные губы и кружевная маска, то клетчатая юбчонка, что еле прикрывает ягодицы, то всякие штучки из секс-шопа. Это, конечно, было забавно и заводило, но через пару месяцев порядком поднадоело. Похоже, нормального языка и вежливого обращения она не понимает, придётся действовать жёстче и круче. Мне есть чем заняться, и Кристина в мои планы на ближайшее время никак не вписывается. Она хорошая, добрая, милая, но не моя. Я старался найти подходящие слова, чтобы в ней взыграло хоть какое-нибудь недовольство или раздражительность, в отношении моей персоны, но без последствий для нас двоих, но и здесь было мимо.
За этими думами, я не заметил, как свернул не в тот переулок. Сбавив скорость, я стал осматривать окрестности и дома, что были похожи, как близнецы. Детская площадка так же была похожа на нашу, что стоит во дворе как раз напротив моих окон. Впрочем, она походила и на площадку в соседнем дворе, в общем, как ещё сотни площадок в нашем городе.
– Парень, – обратился я к мальчишке, лет одиннадцати-двенадцати, – какая это улица?
– Гагарина. А вы что, заблудились?
– Вроде того.
– Понятно, сочувствую, – ответил он и продолжил возиться с девочкой, примерно его же возраста. Она сидела на качелях, смотрела в одну точку и не двигалась. Потом улыбнулась и рассмеялась.
Эта странная парочка детей привлекла моё внимание. Если мальчик был вполне себе обычным живым и рассудительным ребёнком, то девочка, хоть и была очень мила для своего нежного возраста, вела себя весьма странно. Я увидел, как она улыбнулась ему ещё раз, что-то сказала и он, аккуратно стащив её с качелей, повёл к дому. Они, взявшись за руки, подошли к подъезду и ненадолго замешкались. Парень пытался достать ключ от домофона, а девочка встала, как раз против двери. Я даже не понял, как это произошло, но заметил, что малышка сделала странное, невозможное движение телом, словно взлетела. Только через пару мгновений я сообразил, что кто-то, выходя из подъезда, ударил её железной ручкой в лоб. Мальчик закричал и подбежал к девочке. Округа всполошилась, к ним подбежали люди, что проходили мимо, соседи, а заодно и я.
– Где здесь ближайшая больница? – громко спросил я. – Я на машине.
– Да здесь, недалеко, – прокудахтала полная женщина с сумками.
– Я знаю, – закричал мальчишка, – поехали!
Я подхватил девчушку на руки и сам не заметил, как оказался возле машины. Аккуратно уложив её на заднем сиденье, я усадил парня впереди, чтобы показывал дорогу.
– Она тебе кто, пацан? – попытался я разговорить его и успокоить. Он не плакал, но заметно нервничал.
– Сестрёнка.
– Как тебя зовут?
– Женя.
– Ты хороший брат, – только и нашёлся я, что сказать.
– Вот тут налево поверните, ага, а потом чуть прямо.
Парень, похоже, знал эти окрестности совсем не плохо, не то, что я, хотя живу здесь семь лет. Мне же всё некогда было узнать этот огромный город. Переехал я по приглашению театра. Театру нужен был актёр, а мне новая работа, так как в своём родном городе либо роли были из разряда «дурдом», либо приглашённые режиссёры превращали классику в тот же «дурдом», либо брались за постановки новомодных авторов, по мне так совершенно невменяемых. И хоть говорят, что актёр может, хочет и должен играть всё, я никогда не был с этим согласен; профессия подневольная, зависимая, но если ты человек с убеждениями и своими взглядами, с такой подачей очень трудно согласиться. Не могу участвовать в том, за что потом самому перед собой будет стыдно.
Минут через семь мы оказались возле большого крыльца детской поликлиники. Я выскочил из машины и побежал в регистратуру, где объяснил кое-как молоденькой регистраторше, в чём дело. Она позвонила куда-то и через полминуты возле меня оказались две женщины и мужчина с носилками.
– Где ребёнок? – спросила одна из них.
– Пойдёмте.
Я побежал к машине, а врачи еле успевали за мной. Женя уже открыл дверь и подтянул ноги своей сестрёнки чуть ближе.
– Отойди, мальчик, – спокойно попросила та, у которой на голове был рыжий ком волос, собранный блестящей заколкой.
– Вера Дмитриевна, звоните в травматологию, вызывайте машину. Гематома-то какая, – быстро протараторила вторая.
Мужчина молча взял малышку на руки, положил на носилки и кивнул мне, мол, давай, помогай.
Я быстро закрыл машину, и мы потащили девочку в поликлинику, где понятно, никакой особой помощи ей не предоставят, пока не приедут врачи из травматологии и не заберут ребёнка к себе. Женя бежал за мной, не отставая ни на шаг.
– Она выживет? – на бегу интересовался он у врачей, но те только отмахивались и просили немедленно позвонить матери, когда узнали, что я ей не отец, а тот, кто просто их подбросил до поликлиники.
– Как её зовут? – спросила Вера Дмитриевна у Жени.