– Ничего не бойся, слышишь, ничего. Всё для нас закончится правильно. Вот только… – я на секунду остановился, и по выражению моего лица Роза поняла, что меня что-то не отпускает после разговора с Принцем, что-то мучит. – Если то, чем я буду заниматься там, контролируется совсем иными силами, ты же меня понимаешь, мне становится страшно. Что будет с моей душой?

– Твоя душа обретёт бессмертие, как и душа любого праведника. А ты такой. Я верю в тебя.

– Не-е-т, – чуть протяжно проговорил я.

Вдруг в моей голове проскочила странная и какая-то нелепая мысль, до этого момента вообще не всплывающая, так как для неё не было никакого основания. Просто это "вдруг" оказалось тонким лезвием, прорывающим невидимую ткань сомнений и неведения.

– Что с тобой? – Роза попыталась заглянуть в мои глаза, но я отвёл их и весь развернулся в сторону трона. Принц продолжал восседать, потягивая очередную порцию вина из хрустального бокала, украшенного золотом. Возле него стояли несколько разношёрстных персонажей обоих полов из разных времён, эпох и миров. Они участливо, почти молитвенно смотрели на него, молчаливо взывая к его справедливости, надеясь, что он всё же заключит с ним сделку. Конечно, каждый из них мечтал, чтобы их создатели дошли до главной точки, оставив их себе навсегда, слившись с ними, соединившись воедино. Они желали быть точно такими же, как простые люди там. И быть всегда, как существа обладающие душой. Ожить и жить. Но это станет возможным, только если писатель допишет последнюю строчку, а потом ещё и ещё раз перечитает, что написал, лихорадочно правя каждую строчку. Может даже он выбросит рукопись, удалит, потом восстановит, потеряет сон и аппетит, будет страдать, маяться и вот только потом, если повезёт, они смогут обрести вечный дом. Несчастные. Кто теперь из писателей сомневается? Кто теперь "сожжёт" свою рукопись? Даже если получилось не очень, редакторы и реклама спасут любую нелепость и бред. Именно за это они получают свои кровные. Я сделал шаг, и Роза попыталась удержать меня, но я остановил её, мотнул головою и взглядом попросил остаться на месте. Я медленно прошёл через весь зал и подошёл к Принцу. Он тут же удостоил меня взгляда и полуулыбки.

– Принц, – обратился я к нему.

– Я так понимаю, что ты принял какое-то решение после разговора с Розой?

– Нет, Принц, я просто вспомнил, что меня зовут Константин. Я не Роман.

– Хорошо, возможно, ты и Константин. И что дальше?

Он сделал лёгкий и странный жест левой рукою, словно в воздухе перебирал невидимые струны. Так инстинктивно делают певцы, когда применяют вибрато в пении. Окружающие его одиночки тут же отошли, чуть склонив головы.

– Меня не любовь сюда привела.

– А что же?

– Вам нужен тот, кто напишет очередной "шедевр" про Вас. Не могу поверить, что вы выбрали меня. Есть более достойные…

– Остановись, – Принц чуть взмахнул платком и приложил его к верхней губе, словно над нею проступил пот.

– Но разве это не так? Если я прав, то вы сделали самый нелепый и неправильный выбор. Мой талант писателя такой же жидкий, как и каша на воде, которую подают в больницах. Вы, боюсь, просчитались.

– Не бойся, Роман, или, как там тебя… А, Константин, конечно же… Я прекрасно сознаю, на что иду, и мне наперёд известно многое, что от тебя пока скрыто.

– Это уж мне теперь понятно наверняка.

Я усмехнулся, и, наверное, на моём лице проступило что-то похожее на довольство.

– Но почему ты назвался Романом, когда попал сюда?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Я и сам не помнил причины, что могла заставить назвать себя другим именем. В тот момент я был уверен, что меня зовут именно Роман. Я тут же хотел произнести "не знаю", но быстро остановился. Похоже, что моё просветление действительно наступило, и я стал быстрее и лучше улавливать ловушки этого странного мира, похожего на бесконечный сон. Зачем я назвался Романом, мне и самому стало непонятно в эту минуту. Теперь-то я точно знаю, что меня зовут Константин и никак иначе. Возможно, это имя имеет какое-то значение? Может быть, это имя моего будущего героя?

– Принц, мне кажется, что здесь ничего не происходит просто так, и если я назвал себя Романом, значит, в этом есть какой-то скрытый смысл.

– Очень может быть… но, была тут одна Муза, оказалась Марья Петровна, и ничего это не значило.

Принц равнодушно вскинул на меня взгляд, который тут же поднял вверх, словно раздумывая о чём-то. Он облокотился на железный подлокотник трона и, отстегнув свой странный кинжал от пояса, положил его перед собой на колени.

– Марья Петровна ничего не значила, а я буду значить. Так?

– Значит, ты уверен, что я тебя выбрал из множества достойнейших писателей и пустых бумагомарак для того, чтобы ты написал обо мне книгу?

– Вот это и странно для меня.

– То есть ты в этом уверен?

– Да. Иначе для чего я здесь?

– Действительно, для чего? А может, совсем не для этого?

На губах плясало ненавистное словосочетание, но я прекрасно понимал, что если произнесу его, то он тут же вернёт меня туда, где я – Константин, актёр средненького театра, а никакой не писатель, где я живу без любви, где мне, скорее всего, не светит ничего особенного, где я только обыватель, которых миллионы. Я так и не узнаю своей главной цели, ради которой меня заманили сюда.

– Но тогда для чего? – тихо переспросил я, пытаясь оторвать взгляд от сверкающего зазубринами лезвия кинжала.

– Это уж тебе придётся решать, что ты будешь делать по возвращении. Достоин или не достоин, мне, конечно, известно, но что будет хорошего, если я тебе всё расскажу наперёд.

– А если я его не напишу, то никогда не соединюсь с Розой? Так? – я чуть улыбнулся и поднял глаза на Принца.

– Похоже, тебя занимает только любовная линия твоего ещё ненаписанного романа?

– Похоже, Принц, что у меня просто нет выбора, и я должен буду его написать, даже если писать хочу только о любви к той, кого я обрёл здесь.

– Вот ведь какое странное дело, – Принц провёл по кинжалу красивыми ухоженными пальцами, – ты вырываешь одно из другого, хотя одно другому совсем не мешает.

Он говорил, забавляясь, его глаза искрились весельем, а легкая жестикуляция придавала этой беседе – если смотреть на неё со стороны – все оттенки игривой детскости и откровенного расположения двух визави друг к другу.

– Но я не представляю, что я могу написать о вас, Принц. Потустороннее для меня неведомо и скрыто. Всё что я писал, простые выдумки.

– Ну, конечно. В общем, как и всё то, что связано с любовью.

– Принц, я люблю её.

– А что мне с этого? – всё еще улыбаясь, но уже совершенно равнодушным тоном ответил он.

– Но ведь я писал о любви, о приключениях, а мистика была лишь фоном. Писал, да, но всё равно неудачно. Я в этом уверен.

– Это замечательное лирическое отступление, но главного я так и не услышал.

– Что же это?

Принц хмыкнул и снова улыбнулся, но его улыбка теперь больше походила на оскал.

– Вот ты странный. Я задаю вопросы тебе, а не себе. Ты предлагаешь мне за тебя отвечать?

– Нет.

– Тогда ответь сам. Что главное?

– Любовь. Я в этом уверен как никогда.

– И ты это понял здесь? Только здесь? – Принц вздохнул, и его уголки губ чуть опустились вниз. – Когда Михаил Александрович писал «Демон поверженный»…

– Михаил Александрович? – у меня сам собою наморщился лоб. – Врубель?

– Именно он. Так вот, когда он писал Демона, я стоял напротив него. Всё время. Он видел меня, он писал его с меня, хоть и понимал, что это невозможно. А ведь я ему просто помогал, потому что любил. Да нет, боготворил его талант. Ты понимаешь, о чём я?

Для меня подобное откровение показалось сначала невообразимой выдумкой. Я словно забыл кто передо мной, но уже через пару мгновений, понимая, что Принц читает мои мысли, молча кивнул головою.

– Да, понимаю. А ещё помню, что он сошёл с ума. И если бы вы его любили… – я не успел закончить, как Принц перебил меня.