Анисим и Вася подняли свои котомки и зашагали возле речки. Скоро они нашли удобное для переправы место, срубили два дерева, сделали маленький плотик и переплыли на противоположный берег.

Выйдя на гарь, дед стал выбирать площадку для пасеки, а Вася задумал наловить к обеду рыбы. Накопав червей, он вытащил из кармана крючок с леской, привязал к длинной хворостине и вернулся к речке.

Не успел Анисим решить, где следует ставить избушку, а где омшаник, как до него донесся голос мальчика:

— Дед, смотри!

Анисим оглянулся вокруг, но ничего особенного не заметил.

— Перенес! — волнуясь, кричал Вася. — Здоровый ворон перенес через речку больного!

— Не может быть! — усомнился дед.

Прыгая через обгорелый валежник, он подбежал к внуку.

— Смотри! — показал Вася удилищем.

Обе птицы сидели на том обрыве, откуда упал в воду больной ворон.

— Вот ведь история!.. — развел руками старик. — Расскажи мне кто об этом — ни за что не поверил бы.

— Но почему они вернулись на старое место?.. — задумчиво спросил Вася.

— Почему — понятно, — ответил Анисим. — Этот берег открытый: от врагов спрятаться нельзя, от ветра укрыться негде. А на том — очень удобно: деревья, кусты…

Старик долго смотрел, как вороны медленно уходили в лесные заросли, потом сказал:

— Великий это закон — помогать друг другу в беде.

Анисим постоял на берегу, покурил и отправился на гарь заниматься своими делами. А Вася снова закинул в воду удочку.

Вечером, когда дед и внук возвращались домой, они взяли Дружка на сворку и далеко обошли то место, где сидел больной ворон.

Наблюдатель метеорологической станции Миша Соколов был молодой полярник. Он жил на далекой северной зимовке всего несколько месяцев. И уже через две — три недели после приезда Миша решил, что, живи он в тундре хоть еще двадцать лет, ничего нового, пожалуй, не увидит. Уж очень унылы и однообразны были эти места! Плоская серая низменность с чахлой растительностью, низкое серое небо, пенистый морской прибой, с грохотом бьющийся у береговых камней… Мало интересного!

Лишь весной, когда с юга «валом валили» перелетные птицы, тундра оживала. Кряканье, гоготанье, писк, свист сливались в шумный концерт, не умолкающий ни на минуту. Огромные гусиные стаи опускались у самой зимовки, и птицы вели себя здесь как дома, почти не боясь людей.

Это были горячие дни для орнитолога Василия Семеновича Котельникова. С ружьем, фотоаппаратом и записной книжкой он сутками бродил по тундре, наблюдая за жизнью пернатых и собирая различные коллекции. В свободное время Миша с удовольствием помогал ученому снимать шкурки птиц, писать к ним этикетки.

Однажды Миша сказал Василию Семеновичу, что хотел бы занести в свой дневник какое-нибудь интересное наблюдение, но, видимо, ничего не сможет подметить. Далеко уходить он не имеет возможности, а у зимовки все так однообразно…

Ученый улыбнулся и ответил:

— А вы присмотритесь повнимательнее кругом. Здесь интересное на каждом шагу.

Миша хотел было возразить, что он уже присматривался не раз, но промолчал. Кто знает, может быть, у исследователя природы должен быть какой-то особый глаз.

Прошло несколько дней, Миша успел уже забыть о разговоре с Василием Семеновичем, но он не забывал о своем желании.

И вскоре ему повезло.

За оградой метеорологической станции, на земле, устроили свое гнездо куропатки. Точнее — не устроили, а просто отыскали подходящую ямочку, натаскали в нее сухих травинок, и самка начала нести буровато-коричневые яйца.

Миша обнаружил гнездо случайно. Он проходил мимо ограды и едва не наступил на плотно прижавшуюся к земле серую курочку. Она вылетела из-под занесенного над нею сапога. Миша испуганно отпрянул назад, и это спасло гнездо.

В тот же день Миша увидел и самца. Его нетрудно было заметить, потому что он не сменил еще свое зимнее оперение. Маленький белый петушок то и дело мелькал среди кочек.

Можно было подумать, что будущее потомство нисколько не интересует самца. Он упорно держался в стороне от гнезда, словно не имел к нему ни малейшего отношения. Но так казалось лишь на первый взгляд.

Один раз над гнездом появилась пара серебристых чаек. Они летели низко, медленно, будто нехотя взмахивая крыльями, и зорко обшаривали воровскими глазами тундру. По всей вероятности, они заметили куропатку, потому что начали вдруг снижаться к самой земле, делая над гнездом короткие круги. Чайки явно намеревались полакомиться яйцами куропатки.

И тут откуда-то со стороны навстречу разбойницам взмыл петушок. Сердито нахохленный, он стремительно ринулся на противника. Миша невольно расхохотался: две большие чайки, не выдержав яростной атаки маленького петушка, поспешно улетели к морю.

Вскоре в гнезде появились птенцы. Теперь куропатке приходилось в поисках пищи часто отлучаться от своего многочисленного семейства. А белый петушок по-прежнему почти не появлялся у гнезда, отсиживаясь среди заросших карликовыми кустами кочек.

Мишу очень удивляло, что самец так долго не меняет зимнего наряда. Может быть, петушок поэтому и не подходит к гнезду, чтобы не привлекать к нему своим оперением врагов?

А найти его было очень легко. Остатки снега давно растаяли, тундра стала серо-зеленой, и как петушок ни старался укрываться в укромных местах, белые перья выдавали его с головой.

Как-то в ветреный день, закончив запись метеорологических наблюдений, Миша по привычке направился в ту сторону, где было гнездо куропаток. Но сделав несколько шагов, он в изумлении остановился. С петушком творилось что-то неладное. Он, словно подбитый, шумно порхал над самой землей, иногда садился на кочки и тут же снова поднимался в воздух. Однако в его суетливом, казалось, бестолковом полете можно было заметить явное стремление удалиться в сторону от гнезда.

«Кого-то отводит», — догадался Миша.

И верно, вскоре из-за кочек выпрыгнул песец и бросился вслед за петушком.

А петушка, казалось, совсем оставили силы. Он порхал перед самым носом своего врага. Песец несколько раз почти схватывал его, однако проворная птица ловко увертывалась и улетала дальше.

Внезапно рванул сильный порыв ветра. Это было как раз в тот момент, когда петушок взмыл перед пастью врага с земли. Птицу крутнуло, бросило назад, песец прыгнул к ней навстречу, и ветер понес над тундрой белые перышки…

Через минуту песец исчез со своей добычей среди камней.

— Подвел беднягу зимний наряд! — вздохнул Миша. — Будь петушок серым, песец его, пожалуй, и не заметил бы. Странно: почему самцы меняют зимнее оперение почти на месяц позже, чем самка?

Этот вопрос заинтересовал Мишу, и он задал его Василию Семеновичу. Ученый подумал и ответил:

— Тут, по-моему, есть две причины. Петушки на яйцах не сидят, значит, во время гнездования защитная окраска им менее необходима, чем курочкам. Вернее, совсем не нужна…

— Почему? — удивился Миша. — Ведь они гибнут из-за своих белых перьев! Вот и мой петушок…

— Он попался в зубы песцу, — продолжал Василий Семенович. — Но его семья осталась цела. И только из-за того, что песец заметил его первого. Получается, что белая окраска петушка сыграла для птенцов большую роль…

— Да-а, выходит так… — задумчиво проговорил Миша. — Он погиб ради жизни своих детей.

— Привал! — объявил мой проводник Иван Тульчин.

Он с видимым удовольствием снял с плеч увесистую котомку и бросил ее на землю.

Впрочем, я сказал не совсем точно. Земли вокруг нас не было ни горсти. Мы стояли среди тундры, и во все стороны от нас тянулись лужицы, мох, скрюченные кустики, кочки. Зыбкий тундровый покров хлюпал и чмокал под сапогами, мох и карликовые кустики погружались в воду при каждом шаге. Правда, часто под нашими ногами чувствовалось что-то твердое, надежное. Но мы знали, что это не почва, а лед, вечная мерзлота.