Пропала желтизна обоев, пропали пятна, пропала мрачность помещений. Стали ярче светить обновленные, заблестевшие сусальным золотом светильники, очистились гобелены, настенные и напольные ковры, посветлело старое дерево лестниц и дверей, посвежели и стали ярче картины. Дом и все в нем было, как новое, и само строение было готово откликаться на приказы своего молодого хозяина.
Генрих с ошеломлением впервые чувствовал на краю сознания чье-то присутствие. Дому понравились слова в защиту домовика и о том, что Кричер — это род, а род — это Генрих. Довольство строения ощущалось особенно сильно, потом все слегка приглушилось, и изумленно моргающий Поттер-Блэк наконец заметил, что Кричер перед ним тоже изменился.
Куда делось то морщинистое лупоглазое существо! Домовик, словно вслед за благословленным Магией Северусом, помолодел лет на сто, не меньше! Молоденький слуга теперь восторженно хлопал глазами и ушами, крутился, рассматривал свои гладкие от молодости руки, свои костлявые, но определенно более подвижные ноги, ощупывал окаймленную по краям волосками голову. Потом поднял взгляд на своего хозяина и начал горячо благодарить, рыдать и старательно ощупывать чистую наволочку с гербом дома Блэк.
Северус в это же время продолжал жадно и с интересом отмечать перемены — взгляд его зацепился за блестящее видоизменившуюся подставку для зонтов — пропала нога тролля, став более классической подставкой-сушилкой. Скорее всего спало заклятье кого-то очень остроумного. Все рамы на картинах обрели новый лак — как после реставрации или замены, а головы домовиков, которые они так и не смогли убрать, несмотря на все попытки, пропали, оставив только серебряную лепнину в виде змей. Такие перемены полу-Принцу пришлись по душе. Он подошел к супругу и осторожно взял его за руку, сплетая пальцы, едва заметно улыбаясь, постепенно притягивая его к себе. Почему-то Северус ни капли не сомневался — если они прямо сейчас попросят Магию дать им тройню сразу — она даст безо всяких жертв и даров. Просто даст, потому что сейчас они были правы, Генри сказал правильные слова и заслужил любовь Магии, а если не любовь — так симпатию.
Августус был ошеломлен вдвойне. Во-первых — отпором, оказанным молодым лордом, а во-вторых — откликом Магии на этот отпор. Произошедшие прямо на его глазах чудеса заставляли задуматься и решить, что делать со своим собственным поведением и взглядами, которые Великой определенно не признавались за правильные.
Выйдя за дверь, он, так и не покинув чертогов своих мыслей, бездумно аппарировал домой прямо с порога, оставив своих родственников стоять в дверях обнявшись и смотреть на клочок звездного неба посреди серой перины туч, из которых так и продолжало поливать дождем их грешную английскую землю.
Украдкой время с тонким мастерством
Волшебный праздник создает для глаз.
И в то же время в беге круговом
Уносит все, что радовало нас.
Часов и дней безудержный поток
Уводит лето в сумрак зимних дней,
Где нет листвы, застыл в деревьях сок,
Земля мертва/и белый плащ на ней.
И только аромат цветущих роз —
Летучий пленник, запертый в стекле, —
Напоминает в стужу и мороз
О том, что лето было на земле.
Свой прежний блеск утратили цветы,
Но сохранили душу красоты.
[У. Шекспир. Сонет №5.]
Две фигуры на пороге, перед клубящейся на улице туманно-дождливой дымкой — они словно стояли на пороге перемен, которым сами же и дали ход. Потом Северус притянул к себе супруга, любовно коснулся его лица. Генри не скрываясь любовался им, таким молодым и родным, в ответ, и оба подались друг другу навстречу для поцелуев.
Это была ночь, когда они получили ответы на все имевшиеся и терзавшие их вопросы, и сейчас, когда сентябрь был уже так близок, когда они пожинали плоды из посеянных семян — и речь шла не только о состоянии их придомового участка, но и вещей менее материальных — можно было наконец-то расслабиться и насладиться обществом друг друга. Они так долго были в страхе, в волнении, порознь даже будучи в одной кровати.
— Я соскучился, — сознался Генрих, когда они решительно закрыли дверь в дом и поднялись по ступенькам в коридор, выбирая, куда отправиться — наверх или еще немного посидеть у камина в гостиной.
— У меня есть небольшое беспокойство по поводу того, не получится ли, что детей мы зачнем этой ночью… Но вообще-то я хотел хотя бы пойти вместе в ванну и если уж возвращаться к привычной жизни, то начинать с малого. Сексом мы и потом можем заняться, а вот приласкать тебя — когда еще время будет?
— Не сексом, а любовью, — наставительным тоном исправил его Поттер-Блэк, и Северус усмехнулся. Иногда его супруг снова больше походил на ребенка и меньше — на хитрого-прехитрого лорда, но это бывало только в его компании, только для самого близкого и родного человека, и бывший Снейп, упрямо носящий свою фамилию для высшего света — хотя знающих правильную фамилию тоже хватало, однако, для клиентов все было неизменно, потому что имя — это репутация — ценил каждый раз, когда его Гарри расслаблялся достаточно, чтобы звучать именно так.
— Как скажете, мистер Поттер, любовью — так любовью, но тогда сегодня вы снизу, — мужчина обольстительно и с превосходством улыбнулся, а зеленые глаза его мужа вспыхнули интересом.
— Желаете отыграться на мне за те несколько недель, которые вы провели в тревоге, профессор Снейп, сэр? Таким грубым образом? — Поттер послушно захлопал глазами и потянул супруга вверх по лестнице. — Неужели вам совсем-совсем не жаль меня, профессор?
— Вы заслужили должного наказания уже за одну эту выходку с моим дедом, мистер Поттер, — вкрадчиво и проникновенно вещал Северус, плотоядным взглядом окидывая фигуру впереди идущего мужа. — Так что я не буду груб — я просто буду любить вас очень тщательно и со всей строгостью, надлежащей в качестве кары к вашему поступку. Вы меня поняли, Поттер?
— Да, профессор Снейп, сэр, — Генри коротко улыбнулся, толкая дверь в ванную комнату, наслаждаясь блеском серебряных кранов в форме змей и аналогично выполненных ножек. — Все кристально ясно.
========== 5. Желание и слишком много мыслей о прошлом. ==========
Твоя душа противится свиданьям,
Но ты скажи ей, как меня зовут. —
Меня прозвали «волей» иль «желаньем»,
А воле есть в любой душе приют.
Она твоей любви наполнит недра
Собой одной и множествами воль.
А в тех делах, где счет ведется щедро,
Число один — не более чем ноль.
Пусть я ничто во множестве несметном,
Но для тебя останусь я одним.
Считай меня ничтожным, незаметным,
Считай ничем, но чем-то дорогим.
Ты полюби сперва мое прозванье,
Тогда меня полюбишь. Я — желанье!
[У. Шекспир. Сонет №136.]
Северус со своими собранными в низкий хвост волосами был похож на пирата. Еще на Дракулу из Ван Хельсинга — даже колечки в ушах были примерно такими же. Генрих неожиданно вспомнил, как в школе они все гадали, не является ли зельевар родней кому-нибудь из вампиров, и ему отчаянно захотелось захихикать — чем старше он становился, тем больше пытался подогнать реальность под теорию, делая это почти подсознательно.
Мужчина в ответ только приподнял бровь и брызнул в его расплывающееся в улыбке лицо водой. Завязавшаяся молчаливая потасовка окончилась вничью. Генри был прижат к стене, поставлен на колени и зацелован до боли в распухших губах. Несколько недель вдали друг от друга явно пошли им на пользу — теперь осчастливленный ясностью произошедшего, Северус быстро восстанавливался и не желал больше быть разделенным с супругом своими тревогами и страхами. Все наконец-то закончилось, и их долго шедшая в меру не напряженно совместная жизнь получила необходимую ей встряску. Известие, что они смогут иметь своих детей — только своих! — подталкивало чувства совершить новый виток.
Все это обещало вылиться в еще один период ухаживаний и цветов, и поездок по миру, и маленьких подарков, и завтраков в постель. В тысячу глупостей на тот период, когда Северус превратится в лорда и будет носить под сердцем их общих детей. В миллион сокровенных моментов только между ними, когда появятся дети.