(Хотя, о чем вспоминать, если полгода назад в возвращение Темного Лорда тоже верили единицы, а остальные были готовы задушить Мальчика-Который-Выжил своими руками, безо всяких волшебных палочек.)

Министерство Магии, хоть и шокированное разгулом Пожирателей и учиненным разгромом в Отделе Тайн, сдаваться на милость победителю Светлейшего Верховного Чародея не торопилось.

Аврорат после проникновения в самое сердце магической Англии полтора месяца подряд гудел, как улей, срываясь на каждый вызов. Скримджер метал молнии и был готов разбрасываться Авадами каждый раз, когда причиной вызова была какая-нибудь старая магичка, у которой любимый книззл облюбовал ветку дерева, однако не реагировать тоже не получалось — вопиллеры и так атаковали здание почти после каждого выхода «Пророка», а после выходок накрученных начальником авроров, начинали атаковать вполне конкретный кабинет вполне конкретного Скримджера.

Всенародная истерия набирала обороты.

Фаджа с поста министра Магии сместили примерно тогда же, по наскоро выдуманному поводу, а Риддлу, читавшему прессу, было даже жаль — такой удобный человек во главе Магической Британии. Был.

Временное правительство, состоящее из лордов Палаты, гнуло всех признать лидером Волдеморта и прищемляло хвосты недовольным силовым структурам — оно и понятно, когда в Аврорате окопался приличный кусок Ордена Феникса, который все никак не мог потухнуть.

Дело шло к вооруженной гражданской войне, где правительство само перебивает друг друга, оставив у аппарата клерков. Народ следил за прессой и паковал чемоданы. Особенно осторожные еще после прорыва защиты Министерства торопливо отбыли из страны, полагаясь на правило, что «спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

На Мальчика-Который-Выжил с первых же дней правительственного противостояния обрушился шквал неодобрения, обвинений в трусости и призывы при первой же возможности отправить оказавшегося правым, но бездействовавшего весь год Героя, в Азкабан. Грюм, Шелкболт и Тонкс рысцой передвигались между своим отделом и отделом связи с общественностью, то нашептывая правильные слова о неправильном Герое, иногда — не стесняясь в выражениях, — то старательно обеляя имя мальчика.

Достать ради «правого дела» и стряхнуть пыль с Невилла Лонгботтома им помешала только леди Лонгботтом — «Стальная» Августа после событий в Отделе Тайн пришла плюнуть на тело Беллатрикс, попросила Мерлина, Мордреда и Моргану дать долгих лет жизни Поттеру, который не подвел, и, схватив внука в охапку, отчалила куда-то в Грецию, через месяц переслав в родную страну копию ученического контракта. Обо всем этом сообщал довольный собой Люциус, так что сведения были достовернейшие.

Самому опальному Герою на все нападки акул пера было наплевать задолго до произошедшего, и тут его равнодушие ему не изменило. Поттер, уставший за пять лет постоянных «подвигов», за два месяца более спокойной жизни еще не отошел от потрясений и не успел заскучать. У него была прекрасная компания самого Темного лорда, подмечающего все происходящие перемены, и новое хобби — мирный отдых в жемчужине магической культуры — в Малфой-мэноре.

Нарцисса, быстро смекнувшая что, куда и к чему идет, взяла троюродного брата в оборот и обрабатывала парня на предмет получения приличного воспитания. Сопротивляться Блэк не было никаких сил, ведь как известно — бывших Блэков не бывает, и если что-то в тебе есть, то оно есть. Горячный и спорый на выпады и выводы Драко служил отличным примером. Индиффирентный же после всего случившегося Поттер служил отличным материалом, и лепить из него аристократа Циссе явно нравилось. Сама она плыла от холодноватых деловых людей, что ей припоминал веселящийся Люциус. А заполучив в свои ручки кровь от крови рода, да еще и практически хладнокровного гадика, выпускать его не собиралась.

Волдеморт посматривал на эту возню снисходительно, но настороженно — Малфои уж больно плотно вились вокруг Поттера. Память подсказывала, что эта семейка ничего не делает просто так, и все чаще выгонял своих людей, и всех Малфоев в том числе, на тренировки. Теперь со многими из Пожирателей он занимался сам, возвращая себе все больше боевых навыков, кому-то открывая лишенное гламора лицо, кому-то — нет, — зависело от уровня доверия.

Нянькаться с орденцами ему уже давно надоело. Последний удар должен был быть сокрушающим и зрелищным, пусть теперь с кандидатурой достойного противника для него самого стало совсем плохо. Колебаться между одним Грюмом и остатками фениксовцев было смешно — Лорд просто хотел убить их всех, а в каком порядке они умрут, было уже не важно.

Зайдя в дуэльный зал, Волдеморт преображался и бешеным василиском начинал валить противников. Он не стеснялся выходить и один против всех, и иногда терял счет времени. Поттер, привыкший к тому, что вся суета проходит мимо него, обычно терпеливо ждал его в их комнате, но, когда стрелка часов доходила до полуночи, а сосед по кровати не шел спать сам — брался за палочку.

В дуэльный зал он попадал незаметно, но после его было невозможно проигнорировать, даже если очень хотелось. Один коронный Экспиллиармус — и без палочек оставались практически все. Убойный мощи заклятья могло бы хватить на любое другое заклинание, более действенное и травматичное, но… Гарри больше не хотел сражаться.

Нет, с Нарциссой он стабильно постигал учение Блэков, использовал такие мощные заклинания, что у кого-то они и через десять лет могли бы не получиться, да и фамильные проклятья были хороши тем, что у носителей крови рода получались лучше, а Поттер мог похвастаться еще и магической силой.

Но дуэлировать с тем же Драко Гарри отказывался. Не то пацифизм прорезался, не то убийство Беллы оставило свой след.

Но увидеть Поттера с кем-то в паре было нереально. Только манекены.

Словно отражая все его нежелание сражаться, Экспиллиармус такого радиуса и силы выходил только у него, и палочки небольшой армии Темного Лорда разлетались во все стороны, как спички. Палочка Лорда присоединилась одной из последних, но все равно поддавалась.

Волдеморт мгновенно приходил в себя, как будто кто-то перещелкивал тумблер. Подзывал свой магический инструмент пальцами и шел следом за уже развернувшимся юношей, как дитя за гамельнским крысоловом, нередко ловя себя на том, что завороженно пялится на подрагивающие — чуть в центр и на позицию, снова и снова — от каждого шага лопатки парня, выпирающие из-под рубашки.

Пожирателям оставалось смотреть и молчать — самые гениальные и несдержанные на язык уже получили свои Круцио, а более умные предпочитали делиться шепотками, что Лорд влюблен в мальчишку, исключительно защитившись прорвой чар от подслушивания.

Оставшиеся, хорошо знавшие Поттера, обменивались нечитаемыми взглядами. Они отметили, что спокойствие и безмятежность частично идут от ежедневно принимаемых зелий, частично — от убеждения, что происходящее больше его не касается. Метавшемуся прежде парню терапия шла на пользу. Горячность его словно выплеснулась во вспышке ярости после смерти крестного, а тем, что от нее осталось, не хватило бы и свечу зажечь.

Когда в тренировках и подготовке к захвату Министерства и Хогвартса наступало кратковременное затишье, Риддл чаще всего принимался за бумажную работу. Доклады, данные его людей из Министерства, весточки от оборотней и других союзников из магических рас. Гонять маленьких трудолюбивых пауков-аристократов — зачастую доморощенных юристов и дельцов, плетущих петлю на горле руководства страны и орденцев — на личные доклады каждый день было совершенно неудобно. То ли дело совы! Будто кто-то когда-то считал приходящую в мэнор корреспонденцию.

В такие дни Гарри просто приходил в его кабинет и отдыхал от шума и суеты, которые, по его словам, неизменно царили в доме. Наверное, ему только кабинет Темного Лорда казался оплотом благодатной тишины и спокойствия. И безопасности.

Риддл, снимая гламор ради спокойствия мальчика, прятал сияющие глаза, кусал губы, стараясь не смеяться, и не упоминал, что в дни его работы с бумагами весь дом даже дышать громко боится — последствия мерзкого, безумного характера, проявленного в первые месяцы после возрождения, все еще давали о себе знать страхом обитателей мэнора.