И вот эта троица скользких не то хорьков, не то павлинов, не то и вовсе выкидышей серпентариума и двинутых фантазий монстролога, окучивала Поттера вполне стабильно и на регулярной основе. Ненавязчиво, мягко, но от темных глаз Лорда не укрывались ни прикосновения — то к руке, то к колену, то к плечу, то к спине; ни вечно вкрадчивые интонации голоса. Поттер всем улыбался неизменно вежливо, изгибал брови, когда желал задать вопрос, но стараний не замечал в упор, и его мужчина желал, чтобы так и оставалось, а лучше прекратилось вообще. Стойко поддерживающая лорда Блэка Нарцисса, на остальных смотрела насмешливо и из-за плеча Гарри — ей одной тот позволял злоупотреблять своим гостеприимством, вытягивая на прежний уровень Андромеду и воспитывая Тедди, который грядущей осенью отправлялся учиться в Хогвартс.

Десять лет прошло с начала их работы в качестве Гарантов, и мир переменился кардинально. Давние задумки, которые Том разрабатывал еще в пятидесятых двадцатого века, нашли свое место в мире. А на дворе, между тем, уже близилось окончание первого десятилетия нового тысячелетия. И ровно десять лет с заключения их помолвки.

Подобно тому, как менялось направление потоков воды за окном, так и мысли Гонта на этот счет все время пребывали в движении.

Поттер, между тем, в очередной раз уснул и стал крениться вперед. На черном фоне пальто, его обычно золотистого оттенка кожа казалась бледнее, чем была на самом деле, а губы становились ярким мазком малинового. От тепла они тоже припухли и приоткрылись. Это была та припухлость, которую Том не отказывался смять своими губами, проснувшись поутру.

Однако сейчас сосредоточению мягкости и тепла грозила опасность, и Гонт во время очередного движения поезда легко перетащил дернувшегося было партнера к себе на сиденье. Потоки воды бросали на лицо Гарри неровные тени, и в этом устоявшемся полумраке как никогда были заметны приоткрывшиеся, мягко мерцающие от сдерживаемой магии, невозможно зеленые глаза.

— Из всех возможных вариантов, как расшибить лоб и получить новый шрам, ты выбрал тот, который окажется самым нелепым, — негромко и ненапряженно заворчал Лорд в теплое ушко. Гарри покрылся едва заметным румянцем, но мгновенно расслабился, и Том с удовольствием приобнял его за плечи, желая получить возможность немного размять наверняка затекшие плечи, пройтись пальцами по красивой шее, зарыться пальцами в волосы на затылке. Поттер быстро разомлел и пристроил голову мужу на плечо, поглядывая в окно, машинально отслеживая глазами бегущие по стеклу волны.

— Знаешь, есть что-то… Какое-то особенное чувство, когда мы вот так едем. Купе закрыто, людей не видно и не слышно, как будто нет никого, кроме нас. Вокруг дождь — и целый мир словно занавеской отгородило, — приглушенный голос Поттера отлично вписывался в атмосферу. Гонт хмыкнул — атмосфера романтики прорезалась все отчетливей, и ломать «то самое чувство» не хотелось. — Деревья снаружи гнутся, и листва у них, словно серебро…

— Это ракитник, он с обратной стороны как раз будто лунным светом облитый, — подключился к мысли Темный Лорд. Писательская жилка Гарри, проявлявшаяся от случая к случаю, ему очень импонировала. — Когда ветер накатывает и бросает воду, можно представить, что мы на необитаемом острове. Только мы вдвоем.

— Да, — молодой мужчина улыбнулся, и Том на мгновение залюбовался его улыбкой и вспыхнувшими зеленью глазами. Неосознанно рука на плече сжалась, и Лорд, пользуясь возможностью, подтащил своего спутника настолько близко к себе, насколько это вообще было возможно.

— Что ты делаешь? — Гарри охотно прижался к нему ближе, смеясь. Словно желая влюбить своего спутника в себя еще сильнее — хотя, кажется, куда уж.

— Ты рад, что мы поехали? — увел он тему в сторону, придирчиво изучая взглядом застегнутые все до одной пуговицы на рубашке Поттера. Тот пару раз моргнул, не понимая, к чему вопрос, но заметил пристальный взгляд и снова улыбнулся — уже куда спокойней, но для мужчины это все равно было чем-то… Особенным. Соблазнительным.

Ответа можно было не ждать обоим — их мысли уже вошли в накатанную колею взаимного притяжения.

Он не мог не смотреть на Гарри. Не мог не представлять, как поцелует голубую венку на шее, как лизнет ямочку между ключицами. Как Поттер задышит, словно объятый лихорадкой. И как Том будет медленно раздевать его, любуясь ставшим лишь привлекательнее телом, ощущая жар и желание в своем.

На висках Тома Гонта ниточек седины за двенадцать лет совместной жизни стало больше, однако лицо его так и осталось молодым. Он мог хоть весь стать седым, а его тело осталось бы все тем же. Он превращался в того, в кого было обещано ритуалами — в бессмертного. Превращался правильно, с правильным числом вместилищ, к которым была привязана его душа. И физиология продолжала напоминать о том, что эта маленькая радость будет длиться до тех пор, пока Тому не надоест. Имея в супругах не поменявшего фамилию Поттера, в долголетии сомневаться не приходилось.

Однажды обнаружив ловушку в описании обряда, который он взял из Хогвартских книг, Темный лорд пожелал исправить халтуру и провел «работу над ошибками». И вместо того, чтобы пытаться разбить неделимую материю — душу — он собрал ее. А после сделал несколько разных якорей — предметов, к которым его притянет, если он умрет. Предметов, которые, защищенные ритуалом, будут абсолютно неуязвимы для любых артефактов и заклятий.

Как далеко этим совершенным якорям, которых больше трех — и уже много, до того убожества, что ему навязал когда-то Дамблдор! Нестабильный ритуал, требующий убийства, расщепления души, магии, разума и даже частично тела, с якорями на выходе, которые было так легко уничтожить с помощью яда Василиска или артефакта гоблинской стали…

Теперь все было по-другому. И Гарри тоже обзавелся подобным года два назад, по его настоянию.

Гонт лег, вытянулся вдоль сиденья, и Гарри устроился сверху, прямо на нем, чуть помедлив, чтобы выскользнуть из пальто, укрывая их обоих.

Впиваясь поцелуями в податливые губы, Том все гадал, как же так вышло, что из измученного мальчика, разбитого смертью единственного дорогого человека, получился этот бесценный для него мужчина.

Гарри ведь уже исполнилось тридцать. Он успел побыть активистом, пацифистом, гарантом мира и… Как там твердили орденцы? «Тьма струится по его рукам, глаза его лгут — вот каков запятнанный предательством и ложными клятвами символ иллюзорного мира, Гарри Поттер»?

Тьма струилась по рукам второго и сильнейшего Темного Лорда двадцатого века, подвижной сумрачной дымкой защищая и лаская единственного в жизни равного, партнера.

Возлюбленного.

Гарри, в той попытке развязать войну заново, никого не потерял — его друзья или сами догадались, в чем подвох, или им остудили головы разумные личности, которые все-таки имелись в этом их бывшем ОД, а после — «армии Поттера». Молодые маги, что пошедшие за наполовину святой, наполовину одиозной фигурой Гарри Поттера, что не пошедшие, отказались воевать вообще — Лорду это было на руку. В конце концов, Гарри был прав. Это была не их война — если повезет, то ее, войны этого поколения, никогда и не будет. Вообще.

Так или иначе, а пример Поттера оказался заразительным и был сочтен разумным почти всем «золотым курсом» Хогвартса и несколькими другими — как младшими, так и уже выпустившимися.

«Беззаботные, безвредные и дружелюбные», старшие Уизли после этого отреклись от всех своих детей, когда те не пошли воевать за «дело Света» вслед за родителями. Молли Уизли прилюдно бросалась сглазами в Билла, когда тот сообщил, что он переводится во французское отделение — подальше от войны, поближе к любимой, и ему некогда и не за кого воевать.

Больше у Молли сына по имени Уильям Уизли не было.

В общем-то, остальные дети Уизли услышали в свой адрес примерно аналогичные первоначальным обвинения. Они послушались требований, оставили дом, и Нора стала похожа на опустевшее птичье гнездо. Птенцы разлетелись, как того и требовала их безумная мать — вот где снова всплыла связь с семьей Блэк, чью кровь в род Прюэтт привнесла красавица Лукреция.