— Слизеринец, — припечатал Гарри, недовольный и одновременно озадаченный тем, что по такой логике, он опять инструмент для высшего блага.
Том самодовольно блеснул глазами.
— Слизерин, лорд Поттер-Блэк, не более, — мужчина проявил свою печатку с гербом одиозного для многих рода, и тут же скрыл обратно. — Маги в политике всегда немного инструменты, Гарри, — Том смягчил свою усмешку и притянул хмурого парня к себе. — Я тоже устал от того, что маги Англии подобны ленивым животным, которых приходится постоянно понукать через наказание, но за полгода они хотя бы начали раскачиваться и приходить в движение. Для нас наша роль закончится спустя пятилетку или две, но прежде придется убедиться, что элементарнейшие законы магии соблюдаются повсеместно, и люди привыкли жить волшебством, и больше не подчиняются магловским догмам. Им следует знать все — и про магию. И о других вещах. Маглы почему-то знают, что нельзя совать пальцы в розетку, а вот у магов, практикующих ритуалы, с этим беда. Они банально не знают, что такое ритуалы, а когда суют пальцы в розетку и их бьет, просто запрещают сам предмет споров.
Гарри понимал — религия маглов религией маглов, а для него было куда приятней и безопаснее, в дни хрупкости его рассудка, быть рядом с этим мужчиной — что бы это ни значило и к чему бы ни привело, как бы это ни выглядело для обывателей. Это было просто правильно тогда — сидеть у его ног или и вовсе лежать рядом, ощущая тепло и крепкие руки. Иногда эти руки были единственным, что стояло между ним и океаном безумия, бурлящем где-то поблизости. Иногда, охваченное истомным теплом, тело просыпалось для ласки лишь от прикосновений этих тонких пальцев, когда магия прокатывалась по нервам щекотными покалываниями.
И тогда начинало казаться, что они были предназначены друг другу судьбой. Всплывало Пророчество, что связало их. Всплывали подстроенные встречи.
Он отлично понимал слова Гонта об избавлении от навесного мира маглов. Магическому миру давно нужна была своя дорога и зоркий присмотр над делами соседей. Но не было ли то, о чем он думал теперь, таким же воздействием на его мнение, каким когда-то пользовался Дамблдор? Гарри не знал, и именно тогда он решил судить по поступкам.
По поступкам выходило, что пусть через бой, но Том был прав — маги Англии на своей шкуре почувствовали, как смещаются границы миров, и тогда каждому словно кто-то в голову вложил — магия мира магов протекала в мир маглов, и уже давно, и чем тоньше были границы, тем больше уходила сила. Появлялись маглорожденные, вырождались чистокровные, разрастались аномальные зоны, крепли и высвобождались древние проклятья и невиданные твари.
А теперь все менялось, словно кто-то ладонью надавил на перекошенную, задранную чашу весов. И однажды, проснувшись дождливым осенним днем, многие из магов смогли увидеть, как по каминам играют юркие, считающиеся капризными в содержании саламандры, набившиеся в огонь ради сохранения и выделения тепла. Потом были замечены играющие по садам сильфы, кто-то в собственном пруду наткнулся на келпи, у кого-то в приусадебном лесу фестралов потеснил табун считавшихся мифическими даже среди магов к’ярдов.
Впрочем, если существовали фольклорные народности, вроде эльфов, гоблинов и лепреконов, то почему по магическим землям Англии не разгуливать и всему остальному? Хороший маг — живучий маг, и можно было лишь посочувствовать тем «темным тварям», когда из земель резервации их выперли настоящие порождения ада. К примеру, едва ли оборотни планировали или смели надеяться когда-нибудь, пусть и ценой ранней седины, приобретать разум в полнолуние, но адская гончая, выскочившая на одну из стай прямо из леса, заставила тех неожиданно обрести этот самый разум и осознанность.
Так оборотни сошлись на необходимости организовать всеобщую резервацию. Магам, для которых небезопасная живность была не менее опасной, пусть и несомненно ценной, пришлось им помогать, что привело к ряду новых поправок в законах и потребности пересмотреть законодательство, как таковое.
Гарри помнил, как ему пришлось мучиться за всех, потому что невесть откуда в Англии оказалось целое поселение нагов, которые заявили, что были всегда. Но теперь им точно так же нужно признание, как и оборотням.
(Гарри небезосновательно подозревал, что Департамент регулирования и контроля магических популяций, с самого первого дня всей этой истории с ожившими легендами, который были под самым их носом, орал дурниной.)
Беда была в том, что наги и их потомки были исключительно змееустами — вот тебе и подарочек, передающийся в роду Слизеринов — а в Англии, за последние сто лет, было всего два змееуста — занятый реформами Темный Лорд, и ощущающий свою вину за практически безучастность в судьбе страны, Гарри Поттер.
Мысль определенно требовала продолжить ее думать, но каждый раз, когда Гарри вспоминал о Томе, все шло куда-то не туда.
У них с Томом была длинная история не вражды, но противостояния. И от того сладко было понимать, как сильно все смешалось со временем. Как много всего изменилось почти диаметрально. Он больше не ученик Хогвартса и не Герой, Том больше не узурпатор, не символ авторитаризма. Страна менялась — вероятнее всего, к лучшему.
Маглорожденных переселяли в магический мир вместе с семьями, если имелась возможность. Каждому в новом мире находилось место и дело для души. Аристократы, связанные магическими узами, не позволяли себе гнусной вольности — смотреть сверху вниз на тех, кто пришел обновлять кровь и застоявшуюся магию в мире.
Оборотней всех мастей, зависимых от луны и независимых, собрали в группы, объединили в селениях, и обвешали не только правилами, но и правами, наконец-то позволив практически шаманской культуре укорениться в их прежде разрозненном обществе. Позволяя оборотням стать народом, который живет с магами бок о бок — как гоблины, как общины вейл или стада кентавров.
Снова по оплетенными цветами улочкам спешили пропавшие еще в конце позапрошлого века феечки, переносящие письма любовников. На зачарованных территориях всадники снова седлали гиппогрифов, а английские драконы снова имели место и на родной земле — от того и прибыли из Румынии на родину Чарли Уизли со своим уже женихом.
Теперь было нормально увидеть, как по стеблям винограда, оплетающим дом, передвигаются лечурки, как бегает по улицам чья-то проклятая подставка для зонтов, а низзл, охраняющий дом, не спешит становиться послушным котиком, сохраняя размеры, которым уступала иная крупная собака.
Мир волшебства больше не был закольцован только в котлы, палочки, мантии и спешащих с поручениями сов. Древняя магия снова ласкала кожу благодарностью, и все хорошо забытое становилось вновь открытым. Гарри, чей особняк на Гриммо больше пятисот лет не был связан с остальным волшебным миром, теперь знал, что когда-то его дом был частью системы улиц одного из волшебных поселений, имея два выхода. Вальбурга знала об этом лишь из рассказов и летописей, и даже она пожелала видеть, каким становится волшебный мир снова, едва очередной ритуал заставил дом раскрыться в полной мере.
То, каким был их мир, когда магия разлилась в воздухе, сдерживаемая никем не установленной, вполне естественной границей, было удивительно и вместе с тем как-то ожидаемо — магия внутри знала, в отличие от своих носителей, как должно быть, как правильно. Это не было похоже на мир короля Артура, волшебника Мерлина и феи Морганы, но это было шагом к тому, чтобы и среди магов снова рождались могущественные волшебники, воздавая хвалу новому порядку, а магловские полезные штучки находили свое применение. облегчая жизнь в прежде узколобом, патологически консервативном обществе.
Потому, наравне с метлами, волшебники передвигались по улицам на не дошедших ранее велосипедах, зачарованных так, что вспоминались истории о Мери Поппинс и ее умении передвигаться по воздуху, не прилагая к этому никаких видимых усилий.
Вальбурга, рассмотрев новый мир, грустно улыбалась с миниатюрной копии своего портрета, и Гарри тогда понял — на долю этой женщины выпало застать слишком много войн. Цепляясь за магию их рода, о настоящей магии, пропитывающей светлые улочки, витающей в воздухе, струящейся с кончиков пальцев детей, леди Блэк не знала и не смела представлять.
