— Вопросик можно? — бесстрастно проронил Хан, пропустив его слова мимо ушей. — А Васильну свою ты тоже велел бы ликвидировать, если б она между тобой и тремя лимонами баксов встала?

— Ну ты сравнил, — Кэп укоризненно нахмурился. — Она супруга мне, сколько лет вместе, из Чечни меня ждала, сам знаешь.

— А, то есть за три лимона бы не укокошил, — Хан поднял бровь. — А за сколько? За пять? За десять? Кстати, она знала о твоих сучьих задумках насчёт Рика и Реджи?

— Нет, — отрезал Кэп. Массивное лицо его внезапно побагровело — всё-таки Хан попал в больное место. — Ни к чему ей было знать. Жалостливая она.

— Ну что ж, значит, сейчас из тюрьмы будет тебя ждать, — безразлично констатировал Хан и вдруг, не меняя позы, снова вскинул «беретту». Кэп и бровью не повёл, а он тщательно прицелился и выстрелил — в большую фотографию в позолоченной рамке, висящую над директорским креслом. Ту, на которой тогдашний премьер-министр вручал Кэпу, то есть капитану Михаилу Полуэктову, Звезду Героя. Осколки стекла брызнули во все стороны, посыпались вниз, на ковёр. Кэп так и не шелохнулся.

Распахнулась дверь — в кабинет ворвались Цыган с Прохором и менты.

— Слава! — тревожно выкрикнул Цыган, бросил взгляд на невредимого Кэпа и облегчённо перевёл дух.

— Слава КПСС! — отрапортовал Хан с вымученной улыбкой и протянул ему «беретту» рукоятью вперёд. — На, забирай. А вы, ребята, — он повернулся к ментам, — вы этого паука забирайте.

На продолжавшего сидеть за столом Кэпа он больше не смотрел. Его как-то сразу попустило после выстрела.

Цыган обнял его за плечо, и они вместе вышли в слабо освещённый коридор бывшей «швейки». Хан автоматически огляделся в поисках Рика и Реджи, и Цыган успокаивающе объяснил:

— Тошка с Лордом их в больницу повезли, американцев твоих.

— Понял, — бесцветным голосом откликнулся Хан. — Мобилу дай, я им позвоню, надо же узнать, где они теперь захотят жить. Навряд ли в Заречье.

Но Реджи и Рик наотрез отказались съехать из зареченского особняка в гостиницу, твердя, что за оставшиеся дни их пребывания в России с ними ничего страшного уже не случится. И что этот дом стал для них прямо родным. Реджи так вообще заявила, что в бане она видела «бан-ник» и хочет с ним ещё пообщаться. Хан даже развеселился, всё это услышав.

Так что к полудню того же дня, после больницы и ментовки, где Хан, Рик и Реджи давали показания, все они, вместе с Цыганом, Прохором и Тошкой, вернулись в зареченский особняк и стали доводить его до ума во всех отношениях. В первую очередь в отношении безопасности. Вместо того, чтобы упасть и спать, они принялись вешать дополнительные камеры, менять высаженное Ханом окно и разнесённую вдрызг дверь, а также вытаскивать из скалы под домом вбитые туда крючья. Понятное дело, всё это уже после того, как в особняке похозяйничали менты и зафиксировали все детали места преступления.

— Вам улететь-то разрешат? — на ломаном английском поинтересовался Цыган у Реджи, когда они все собрались внизу, в столовой, перекусить, чем Бог послал — а Бог послал внучку Федотыча Верочку, прикатившую из посёлка на велосипеде с мешком картошки и двухлитровой банкой солёных огурцов. Картошка оказалась свежего урожая, разваристой, с постным маслом — за уши не оттащить.

— Главный терпила здесь я, — важно похвастался Хан, хрустя огурцом.

— А Интерпол на что? — удивился Рик. — И Интернет.

— Мы задерживаться не можем, — сказала Реджи с сожалением. — у нас виза, билеты… и скоро съёмки, Надо готовиться, — она расстроенно покосилась на разбитое лицо Рика, которому в больнице зашили рассечённую щёку и бровь, а тот весело ей подмигнул. Здоровым глазом.

Цыган понимающе кивнул и заявил:

— А у нас теперь будет новое начальство.

Тактичностью он никогда не отличался, и за это Хан был ему даже благодарен. Но посмотрел на него с таким же удивлением, как Тошка и Прохор, не понимая, про что этот трепач толкует.

— Вот сидит, — объяснил Цыган, нагло ткнув пальцем в сторону Хана, и тот чуть не подавился картофелиной. — Темирханов Вячеслав Олегович, можно не только жаловать, но и любить.

И заржал, оглоед. А Тошка и Прохор переглянулись с Риком и Реджи… и радостным хором взвыли:

— Йез-з-з!

Рик даже вскинул над головой большие пальцы обеих рук.

— Издеваетесь?! — свирепо осведомился Хан, глотнув рассола прямо из банки. У него даже в ушах зазвенело.

— Ну, а кому ещё рулить? — Цыган театрально развёл руками. — Слав, реально смотри на вещи. Больше некому. Ты у нас тут самый умный. Культур-мультур опять же. И по-английски шпрехаешь, как Шекспир Уильям. И юрфак закончил. И герой, — он опять перешёл с русского на английский, — всех спас, как Чёрный плащ. И вообще красивый.

— Издеваетесь, точно, — безнадёжно и беспомощно повторил Хан. Он как-то сразу понял, что соскочить не удастся, придётся принимать командование тонущим кораблём. Репутацию предприятия Кэп, конечно, своей подлянкой попортил, но — тут Цыган был прав — история чудесного спасения звёздных американцев уже получила в Интернете широкую огласку, и можно было надеяться, что корабль всё-таки выплывет.

Однако сейчас Хан не хотел об этом думать. Просто не мог. У него и без того башка трещала, как грецкий орех в безжалостной ладони.

К вечеру, когда все домработы были закончены, Цыган обеспокоенно спросил:

— Нам, может, тут остаться?

— Да на фига, — Хан благодарно потрепал его по плечу. Он знал, что дома Цыгана дожидается беременная жена, Прохора — двое спиногрызов, а Тошку — девушка. Они и так отдали Хану и его випам кучу времени и сил, а назавтра всех ждало дежурство на разных объектах.

— Я сейчас сигналку включу, — заверил парней Хан, — и мы все спать завалимся. Сил уже никаких нет. А вы езжайте по домам, мужики. Спасибо вам.

— Ну смотри, — озабоченно сказал Цыган.

Все трое обнялись с Ханом и Лордом, пожали руки американцам и отчалили на «крузаке» Прохора, громадном, как трамвай.

Когда ворота за ними закрылись, Реджи, Рик и Хан посмотрели друг на друга.

— Идите, правда, ребята, отдыхайте, — мягко велел Хан. — Мы чёрт-те сколько уже на ногах. Идите, идите.

И те послушно, гуськом, как в детском садике, поднялись по наружной лестнице в спальни. Хан тем временем включил сигнализацию, отправил Лорда во двор и рухнул на кровать в своей комнате за кухней, даже не разбирая постели и не раздеваясь.

Сил и правда не осталось. Но сон не шёл. И дело было не в том, что болел разбитый бок и ободранные о скалу руки. Болело и заходилось от тоски сердце.

«Кризис и санкции. А таких клиентов, как эти извращенцы, сам Господь велел драть…»

«Как говаривал в своё время Иосиф Виссарионович, других писателей у нас для вас нет. Ведь ты бы не согласился?»

«Я отчасти даже рад, что они тебя не ухайдокали…»

«Что-то ты так активно за этого пидора и его мадам вступаешься, просто как за родных…»

Голос Кэпа всё звучал и звучал у него в голове.

Кто-то осторожно поскрёбся в его дверь, почти неслышно. Хан подумал почему-то, что это, наверное, Реджи – за столом она то и дело с тревогой на него взирала, несмотря на весёлую болтовню про «бан-ник».

— Входи, — устало разрешил он, спуская ноги с кровати, и потёр обеими ладонями лицо.

Но это оказался Рик.

*

Вот кому пришлось гораздо хуже, чем Хану, хотя в больнице ему выдали обезболивающее. Его симпатичное лицо ещё сильнее распухло, и вообще он был похож на жертву автокатастрофы. Хан только языком сожалеюще цокнул, разглядывая его.

— Чего не спишь? Больно? — сочувственно спросил он и встал.

Рик качнул головой и коротко отозвался:

— Неважно. Тебе больнее.

Голос его был тихим и хриплым, а взгляд — тревожным.

Хан мгновенно понял, о чём он толкует. Вернее, о ком.

— Мы же воевали вместе. Он меня прикрывал. Всегда. Всегда, — глухо и сбивчиво проговорил он, чувствуя, как садится голос. — Полковник наш рождён был хватом, слуга царю, отец солдатам… — пробормотал он по-русски и стиснул зубы. — И тут… из-за бабла… просто из-за бабла… это хуже, чем когда меня духи подстрелили, – он с силой выдохнул, пытаясь успокоиться, и кое-как улыбнулся. – Ничего, я тогда выжил и сейчас выкарабкаюсь. Ты не переживай…