Он запнулся.
Рик стоял так близко, что он чувствовал тепло его тела. И смотрел в упор. Не шевелясь. Не произнося ни слова. Но Хан вдруг понял, зачем тот пришёл сюда – понял так ясно, как если бы Рик сам об этом сказал.
Он пришёл его утешить. Так, как умел. Как хотел
Хан затаил дыхание.
«Химия».
«Ты отдаёшь человеку себя. Как и он. Это полное доверие, абсолютное…»
Так, всё. Хорош.
Он сцепил руки за спиной, чтобы не коснуться Рика. Чтобы не задеть собственный спусковой крючок. Прикусил губу на миг. И спросил почти беззаботно:
— Ты обезболивающее принимал?
— Нет ещё, — тоже помедлив, чуть удивлённо отозвался Рик.
— Это хорошо, — вздохнул Хан и шагнул мимо него к двери. — Тогда пошли. Узнаешь, как русские мужики в горе утешаются и от рефлексий избавляются. Давай, пошли.
Рик снова помолчал. Потом глубоко вздохнул и поднял на Хана потемневший взгляд. У того даже сердце защемило, таким растерянным и беззащитным он был… но он решительно потянул Рика за собой.
Они спустились по лестнице в столовую, и Рик, натянуто улыбаясь запёкшимся ртом, подошёл к кухонному бару. Распахнул его, достал бутылку «Белой лошади» и взвесил в ладони:
— Ты про это?
— Поставь фигню на место, — командирским голосом распорядился Хан, чуть усмехнувшись. — Сейчас ты будешь инициирован в настоящие русские мужики. Только Реджи надо взять с собой. И Лорда. Нельзя их тут одних больше оставлять.
Он думал, что Реджи придётся нести на руках, но она, к его изумлению, сбежала по лестнице бодро, как девчонка, едва Рик ей позвонил, — открылось второе дыхание, как у остальных. Лорд следовал за ней.
Они вышли наружу, и Хан снова поставил дом на охрану. Все пошли через лесок, светя перед собой фонариками и время от времени почёсываясь. Комаров в лесу никто не отменил, но в траве трещали кузнечики, и тёплый ветер пах летом и солнцем.
Когда они подошли к посёлку, Хан смело постучал в окошко крайней избы, зайдя в маленький, чисто выметенный, но даже не огороженный дворик. Остальные озадаченно и неловко топтались позади него.
— Баб Маш, — торопливо сказал Хан, когда из-за оконной створки высунулась старушечья голова, повязанная белым платком. — Самогонка есть?..
Самогонка нашлась. Хан не зря привёл гостей именно сюда. Баба Маша гнала лучшую в посёлке табуретовку.
Они сели пить её там же, на длинной лавке вдоль стола в избе бабы Маши, которая молча поставила перед ними на выскобленную добела столешницу литровую бутыль с прозрачной жидкостью, миску с квашеной капустой и солёными огурцами. А ещё – корзинку с крупно нарезанной ковригой ржаного хлеба, гнутые вилки и три гранёных стакана. Потом подумала и добавила ещё один.
Лорд, усевшись на домотканый половик, внимательно и с укоризной взирал на это безобразие.
Хан первым опрокинул в себя содержимое своего стакана, коротко выдохнул, крякнул, покрутил головой и смачно хрупнул огурцом. Рик смело последовал его примеру, но всё-таки закашлялся, и Хан заботливо постучал его по спине.
Реджи с опаской понюхала свой стакан и простонала:
— Какой ужас!
Посмотрела на Рика, на Хана… и осушила стакан одним глотком. Хан быстро подсунул ей огурец.
— Молодчина, девка! — басом одобрила баба Маша и тоже выпила. Отломила кусочек хлеба, сунула в рот и строго добавила: — Ну вот, остальное пусть мужики пьют. А нам хватит. Мы пока споём.
Она размотала свой платок — на плечи ей упали седые жидкие косы — оперлась на стол локтями и завела сильным грудным голосом:
— Ой, то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спалось…
И Хан подхватил, глядя, как у Реджи, которая тоже облокотилась на стол, по бледным щекам покатились слёзы. По щекам, по рукам, капая на столешницу.
— Ха-ани… — прорыдала она, отчаянно взирая на него.
«Ох, пропадёт, он говорил, твоя буйна голова…»
— Всё хорошо, Реджи, — прошептал Хан. Протянул руку и утёр ей слёзы тыльной стороной ладони, как маленькой. И встретил внимательный взгляд Рика.
Обратно они возвращались той же протоптанной тропинкой, покачиваясь и спотыкаясь. Тропинка плясала под ногами. Рик тащил на руках Реджи, и Хан всё боялся, что тот её уронит, но Рик упрямо мотал башкой и свою сладко уснувшую режиссёршу Хану не отдавал. Трезвый Лорд бежал впереди, беспокойно косился на них и изредка осуждающе взлаивал.
Но они всё-таки дошли до дома благополучно. И даже разобрались с сигналкой, которая Хана к тому времени изрядно задолбала. «Что это, в самом деле, то разуюсь, то обуюсь, на себя в воде любуюсь», — с досадой думал он, кое-как объясняясь с дежурной на пульте. Он не помнил, кто там сегодня, Марьяна или Аня.
Попав наконец в дом, Хан из последних сил загнал Рика и Реджи в собственную спальню — на второй этаж те вряд ли сумели бы подняться, — а сам завалился на узкий диванчик у кухонного стола и заснул беспробудным сном.
Самогонка бабы Маши и песня помогли.
Гештальт закрылся.
Всё закончилось.
*
Ещё через два дня Хан, Реджи, Рик и Лорд стояли в международном аэропорту столицы Сибири и смотрели друг на друга.
Рик был в тёмных очках, закрывавших синяк под глазом, в бейсболке и потёртых джинсах. Студент студентом, только подгулявший и вляпавшийся в историю. Реджи со своими камерами на плече казалась растерянной и нахохлившейся, как маленькая грустная птица.
Они молчали. Что уж тут было говорить?
Но Рик нашёл, что сказать.
— Мы тебе пришлём приглашение, — решительно заявил он, в упор глядя на обалдевшего Хана. — Тебе и Лорду.
Лорд, услышав своё имя, бойко завилял хвостом.
— Э-э… — только и протянул Хан.
— Нью-Йорк посмотришь, — с жаром продолжал Рик, не слушая этого невнятного мычания. — Теперь наша очередь тебя поить. И вообще… Я уже скучаю.
Реджи расцвела, засмеялась и торжественно обняла Хана, а потом Лорда. Рик же сперва обнял Лорда, а потом Хана. Крепко. Очень крепко. Потёрся о его щёку здоровой щекой, разомкнул объятия и шагнул прочь. Хан смущённо чмокнул Реджи в макушку, и та поспешила за своей звездой.
Они ещё помахали руками из зоны досмотра и исчезли из виду.
«Вот и всё», — подумал Хан растерянно.
«Ничего не всё», — прочёл он в весёлых глазах Лорда.
— Так что, поедем, что ли? — нерешительно осведомился Хан, и Лорд радостно подмёл лохматым хвостом аэропортовский бетон.
— Вот же пижон, — укорил его Хан, сам начиная улыбаться. — Того и гляди, пристрастишься по Америкам раскатывать. Ну, я ещё подумаю. Пошли, чего стоять? Работы полно, за нас никто не сделает.
И они пошли.
КОНЕЦ