«Саня» в этот раз не срабатывает. Зеф кидается — но не на Марта, а прочь от него, и несётся куда глаза глядят, едва не сбивая с ног праздно гуляющих вдоль Фонтанки прохожих. В глазах у него красным-красно от ярости. Это ж надо! Как помочь! Жертве насилия, блядь! Да как он только вообще посмел про него кому-то рассказывать!

— Убью, — свирепо бормочет про себя Зеф, и это помогает ему пережить момент чёрного позорища. Какой-то сытый мудак вместе с другим сытым мудаком обсуждали, как ему помочь! Благодетели хуевы!

Один из мудаков его, если что, тоже изнасиловал.

А потом закрыл собой от пули. И едва не погиб сам. Зеф даже мысленно не может сказать про Марта: «сдох», «сыграл в ящик», «загнулся». Не может, и всё тут.

«Да что же я должен сделать, чтобы ты меня простил?!»

Зеф останавливается, тяжело дыша, как загнанный, и лихорадочно озирается. Марта поблизости нет. Либо он совсем не гнался за Зефом, либо просто не догнал.

*

Зеф возвращается к дверям своей квартиры ближе к полуночи. Он едва волочит ноги. Он точно знает, кого сейчас тут найдёт. Но не вернуться он не может — котёнок же! Небось орёт благим матом, жрать требует, мелочь пузатая.

Март и вправду сидит на ступеньках возле его квартиры, подстелив под себя газетку, как побирушка в метро. Зеф, не глядя, проходит мимо и начинает ковырять ключом в замке, но сразу открыть дверь не получается. Ключ у него вообще сложный, его надо пошатать туда-сюда, повертеть. А Зеф психует, и рука у него дрожит.

— Блядь! — шепчет он и закусывает губу.

Тёплые шершавые пальцы Марта ложатся на его ледяное запястье.

— Дай я, — негромко произносит он, и Зеф молча отдаёт ему ключ, потому что котёныш, услышав их возню, начинает истошно голосить под дверью.

— У-у, орун несчастный, — укоряет Зеф, хватая его на руки, когда дверь наконец распахивается, и тот тычется ему в шею мокрым носиком, жалуется. — Прости, прости, ну извини, — с раскаянием шепчет Зеф, неся его через прихожку. — Сейчас кушать будем.

Он насыпает коту корм в его опустевшую мисочку, и, когда тот начинает жадно есть, урча и подёргивая хвостиком, Зеф устало поворачивается к двери.

Март маячит даже не на пороге, а за порогом, не решаясь войти. Ну вот что это такое, а? Что за дурдом на колёсиках!

— Тебе самому к психу этому, к терапевту твоему, надо обратиться! — свирепо цедит Зеф. — Заходи уже, не отсвечивай!

Март послушно заходит и спокойно говорит:

— Может, и надо. Но только не сейчас. Тоже жрать хочется, между прочим. Давай, что ли, пиццу на дом закажем?

— Ха-ха, очень смешно, — сурово отвечает Зеф, проходя на кухню. Он вдруг соображает, что сам ничего не ел, наверное, с утра, и живот у него прилип к позвоночнику. — У меня её полный холодильник. Некондишн. Тин-Пална разрешила брать за полцены. Хозяйка то есть.

На самом деле пицца достаётся ему вовсе бесплатно, но он не хочет, чтобы Март про это знал. Знал, что хозяйка подкармливает Зефа. Ещё и причитает при этом, какой он, мол, тощий и грустный, ёпта. Да не грустный он, не грустный! И никого он не боится, и никакая психотерапевтическая хуета ему не нужна!

Гневно сопя, Зеф гаркает:

— Чего ты там застрял?!

— Да тут я, тут, — устало откликается Март и наконец появляется на кухне, щурясь от света. Видок у него, надо сказать, не фонтан: под глазами залегли тени, скулы заострились, и выглядит он, как тогда в июне, после реанимации. За Зефа он так переживает, что ли? Ни следа не осталось от того весёлого придурка, который вчера карабкался по пожарной лестнице с букетиком ландышей в зубах.

Зеф переводит взгляд на ландыши, смирно стоящие на столе в обрезанной пластиковой бутылке, и чувствует, как у него щемит сердце. Вот прямо защемляется, будто шейный или там спинной позвонок. Разве так бывает?

Он распахивает дверцу холодильника, где лежат куски пиццы «Неаполитано» и «Большой мясной», сгребает их в тарелку, а тарелку ставит в микруху. Некоторое время они с Мартом внимательно наблюдают, как пицца крутится за стеклом. Словно бы им там какое-то кино показывают.

Потом они едят пиццу и запивают её чаем, машинально облизывая пальцы, пока Зеф не догадывается достать бумажные полотенца. У девчонок в шкафчике возле плиты всегда есть запас такой фигни. Котофей трётся об ноги и, задрав головёнку, мявкает, клянчит. Босяк.

— Небось твой психотерапевт и посоветовал мне его подсунуть? — сумрачно спрашивает Зеф.

Март качает головой:

— Нет. Честно, нет. Я сам подумал, что тебе… понравится, — он неловко хмыкает. — Скутер ты бы всё равно не взял.

— У меня есть, — ехидно вворачивает Зеф.

— В общем, купил я его у бабки возле метро. Она божилась, что не блохастый.

— И правда, не блохастый, — роняет Зеф, и они опять замолкают.

Неловкую паузу прерывает звонок древнего телефона в прихожей, и Зеф, чертыхнувшись, срывается с места. Это небось девки из Гатчины звонят. В головах ветер, в жопах дым. Сейчас скажут, что завтра не приедут.

Так и есть, Зеф как в воду глядит.

— Зефыч, привет, — виновато мямлит Тома. — Мы тебя не разбудили? Скучаешь?

— Не разбудили, скучаю, — тяжко вздыхает Зеф. — Что плохого?

Томка хихикает.

— Всё хорошо. Мы прямо отсюда завтра в Москву рванём, нам там вписку предложили и потусить до следующей субботы.

— Херасе. Я так и знал, — скорбно провозглашает Зеф. — Нашли себе новых Боромиров с Арагорнами, сынами Араторна? А я тут, значит, пропадай?

— Да ла-адно, — весело тянет Томка. — До субботы не пропадёшь. Давай, пока-пока.

Она смеётся и вешает трубку. Засранка.

— Ну, блин дырявый, — раздражённо ворчит Зеф, шлёпая обратно в кухню. Эти тусовщицы здорово осложнили ему жизнь. Приехали бы завтра, и Март автоматически пошёл бы лесом, перестав Зефа донимать. А теперь что прикажете делать?

Март тем временем допивает свой чай и нерешительно говорит:

— Слушай, а можно я у тебя переночую?

Ну вот, началось!

Зеф набирает в грудь побольше воздуху, чтобы проорать: «Ага, щаз!», но не успевает, потому что Март добавляет:

— Я могу хоть в прихожей на полу лечь, хоть где. Я, правда, без никакого, Сань.

Его лицо в свете чахлой лампочки под потолком снова кажется Зефу побледневшим и осунувшимся. Зеф немедля вспоминает, что одна пуля Чекана пробила Марту лёгкое, а вторая — селезёнку, что он потерял ведро крови, неделю провалялся в коме и перенёс две операции.

— Тебе что, плохо? — кашлянув, тревожно спрашивает он, а Март упрямо качает своей дурной башкой и брякает:

— Когда я тебя вижу, мне вообще отлично.

Больной и есть!

— Ладно, оставайся, — вздыхает Зеф, проклиная себя за глупость.

Дальше начинаются обычные вечерние хлопоты, какие всегда бывают с приходом неожиданных ночёвщиков: разыскивается свежее бельё, ещё одна подушка, полотенце, перестилается постель. Зеф, пыхтя, раскладывает свой диван.

Кот всё это время с восторгом носится под ногами и путается в расстилаемой простыне. Зеф шикает на него и выпроваживает в коридор. Потом все идут мыться и наконец укладываются: Зеф — на своей половине дивана, Март — на своей, лицом к Зефу. Словно и в самом деле насмотреться не может.

Под джинсовой рубахой, когда Март её снимает, обнаруживается майка-тельняшка без рукавов. Ну, вэдэвэшник как он есть. Мускулы перекатываются под загорелой кожей, на правом бицепсе татуха. Вроде как русалка с голыми сиськами. Бабник!

Зеф закутывается в одеяло до самого носа, словно восточная невольница, подавляя желание повернуться к Марту спиной. Диван скрипит при каждом движении, как несмазанная телега. В свете фонарей, пробивающемся сквозь занавеску, Зеф видит опущенные ресницы Марта, чёткую линию рта и сильную смуглую руку, темнеющую на простыне. Русалки не видно, но она там. Можно потрогать.

Зеф прикусывает губу. Сердце у него почему-то начинает громко стучать. Совсем недавно он и думать не мог о сексе. Хоть с кем. Почему же сейчас у него стучит сердце при виде Марта? Может, он того… начинает понемногу оклёмываться?