— Вы чего, мужики? — хмуро бросает он, но облегчённо выдохнуть Зеф не успевает, потому что коренастый говнюк выхватывает из кармана ствол, тускло блеснувший на солнце воронёной сталью.

— Вали отсюда нахер, дядя, если не хочешь жмуриком в кустах остаться, — ласково щерясь, советует он дальнобойщику, а тот растерянно смотрит то на пистолет, то на Зефа.

— Вон там, обратно по трассе, будет проезд к большому особняку. Грунтовка, — задыхаясь, быстрым полушёпотом говорит Зеф побледневшему шофёру. — Я оттуда пришёл. Пожалуйста, скажите его хозяину, что меня забрал Чекан. Он поймёт. Пожалуйста!

Грубые лапы Чекановых мудил сдёргивают Зефа с подножки фуры и швыряют к «тойоте», заталкивая на заднее сиденье. Он успевает с яростным удовольствием лягнуть мудил пару раз, и ему похер, что он огребает от них ответных пиздюлей.

Он в последний раз оглядывается на фуру. В кабине маячит бледное лицо шофёра. На горизонте виснут тёмно-багровые тучи, налитые до краёв дождём, будто кровью.

Зеф не знает, отправится ли дальнобойщик к Марту или плюнет на всё и просто поедет своей дорогой. Этот водила и Март — последняя Зефова надежда. Больше ему некого ждать, некого звать на помощь.

Что его точно ждёт, так это неописуемый пиздец, при одной мысли о котором его, будто крышкой гроба, накрывает чёрным мороком.

Нет, этого не будет, и точка, решает Зеф. Лучше он просто умрёт. Разобьёт себе башку об стену клятого гаража. Перегрызёт себе вены. Кинется на пистолет или под машину. Что угодно, но он больше не даст Чекану над собой измываться.

Эта мысль придаёт ему сил. Его палачи, чьи бритые затылки маячат над спинками передних сидений, лоханулись, когда не надели на него наручники, не связали и не запихнули в багажник. Они, видимо, сочли, что Зефа парализовало от ужаса. Они даже не заблокировали заднюю дверь, ёбаные гондурасы! Зато они ликующе отзваниваются своему выродку-хозяину, отчитываясь о поимке Зефа. Точно, ждут премии в размере оклада, суки. Но Зеф им такой радости доставлять не собирается. Он прикрывает глаза, изображая полнейшую разбитость и шоковое состояние. Для этого ему даже стараться не надо. Но в башке у него всё кипит, напряжённо ища выход из этого пиздеца.

Даже если вас съели, у вас всё равно остаётся два выхода, как известно.

— Слушай, — внезапно говорит золотозубому коренастый, в этой паре он явно ведущий орангутанг. — Скоро пост ГАИ, этот петушок там ничего не отмочит?

Оба оглядываются на Зефа, который растёкся по сиденью и так старательно прикидывается ветошью, что им уже можно вытирать грязь с лобового стекла.

— Куда ему, он уже обоссался, — презрительно бросает золотозубый и врубает «Авторадио».

— Комбат батяня, батяня комбат! — гаркает из колонок Расторгуев.

Зеф весь подбирается. Сердце у него стучит где-то в горле, и туда же стремительно поднимается желудок. Похоже, что всем его органам стало тесно внутри.

Он дожидается, когда «тойота» начнёт плавно притормаживать перед постом ГАИ — маленькой кирпичной будкой с красной крышей. Оттуда никто не выходит, видимо, продавцы полосатых палочек всё продали и пока что не очень нуждаются в бабле. Всё, что остаётся сделать Зефу — распахнуть дверцу тачки и на ходу выброситься из неё, стараясь скатиться на обочину. Когда ему это удаётся, и он, непроизвольно зажмурившись и обдирая локти, катится по асфальту, то понимает, что полдела сделано.

Над дорогой повисает густая матерщина, когда оба охуевших от неожиданности бандерлога вываливаются из затормозившей «тойоты». Зеф сидит на асфальте, очумело тряся головой и пытаясь прийти в себя.

Гаишники, увидев такой беспредел прямо перед своей будкой, тоже охуевают. Они выкатываются наружу и бегут к «тойоте», пока Зеф на четвереньках отползает в сторону.

— Что за дела?! — кричит подбегающий первым гаишник и хватается за автомат.

— Командир, послушай, парень накосячил! — торопливо заверяет его золотозубый. — Сейчас мы его заберём. Сколько ты хочешь?

— Помогите! — хрипит Зеф.

Раньше ему и в голову не приходило обращаться за помощью к ментам — у Чекана же всё в округе куплено на сто рядов… и потом, станут ли менты возиться с каким-то пидором из-за его порванной жопы? Но сейчас, сейчас…

— Мирон, — неуверенно зовёт второй гаишник, обращаясь к первому, — это Чекановы ребята. Может, старлея поднять? Нам тут похищений малолеток не надо, журналюги пронюхают, и «Дорожный патруль» на всю страну так ославит, вазелина не напасёшься.

— А ну, пошёл в машину, сучонок! — свирепо шипит Зефу золотозубый, а гаишник Мирон направляет автоматное дуло на них обоих.

— Чекан, — озабоченно докладывает тем временем коренастый, поднеся к уху мобилу и злобно косясь на Зефа. — У нас тут проблемы на посту ГАИ…

Дальше Зеф не слушает. Он твёрдо намерен прибавить проблем всем присутствующим, пока не проснулся неведомый старлей и за ту же штуку баксов не продал Зефа Чекану. Под крик Мирона: «Стоять!» Зеф со всех ног несётся к брошенной «тойоте». Запрыгивает в неё, поворачивает ключ зажигания, снова забытый этими долбоёбами, и ударяет по газам, развернув тачку туда, откуда она только что прикатила. Теперь ему абсолютно на всё насрать. Адреналин радостно вопит у него в крови дуэтом с Сукачёвым из «Авторадио», который возвещает миру, что он милого узнает по походке, он носит, носит брюки, брюки галифе.

— А шля-пу он носит на пана-му, ботиночки он носит «нариман»! — Зеф тоже орёт во всю глотку.

Ему по походке узнавать некого, но здоровенный серый «лексус» Чекана, появившийся в зеркале заднего вида, он узнаёт мгновенно. Ему даже кажется, что он различает злорадно оскалившуюся рожу Чекана за рулём, хотя машина ещё слишком далеко.

— С-сука! — ненавидяще выдыхает Зеф, чувствуя, как глаза застилает какой-то багряный туман. — Хуй тебе, не возьмёшь!

Он больше не будет удирать от этого кровососа, как загнанный заяц! Вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в баранку руля, он разворачивает свою «тойоту» навстречу «лексусу». У лётчиков это называется лобовой атакой.

— Вот мальчик мой уехал, не вернётся! — сипит Зеф, оскалившись, как бешеный пёс, и давит на педаль газа. — Уехал он, как видно, навсегда! В Москву, домой, он больше не вернётся! Оставил только карточку свою! Три на четыре фотку!

Теперь он точно видит побледневшее и охуевшее лицо Чекана за рулём «лексуса». Зеф летит ему прямо в лоб, как «ястребок» на фашистский «мессер», и сворачивать не собирается.

Сворачивает Чекан — нервы не выдержали. Он тормозит, и «лексус» тяжело, как подбитый гусь, сползает в кювет.

Зеф не успевает возликовать. Несущиеся следом за Чеканом на своей «канарейке» гайцы, у которых тоже есть нервы, открывают по «тойоте» прицельный огонь. Бьют по шинам, а Зеф рефлекторно бьёт по тормозам. Тачка вылетает на обочину и напрочь застревает в кювете неподалёку от «лексуса».

Приехали.

Зеф распахивает покорёженную дверцу. После оглушительного грохота выстрелов воцаряется какая-то звенящая тишина. В этой тишине раздаётся щелчок дверцы «лексуса», и тонкий голос Чекана бесстрастно произносит:

— Ты что, псих? Ещё и машину мне попортил. И за это должен будешь.

Зеф вскидывает глаза, задыхаясь от ненависти — уже ни капли страха в нём не осталось! — и бешено хрипит:

— Ага, щаз!

Он лихорадочно ищет глазами в придорожной грязи палку, камень, что угодно, он готов кинуться на Чекана и вцепиться ему в глотку прямо зубами, как зверь, и ему насрать, пусть его потом посадят… но тут на сцене появляются новые действующие лица и исполнители.

Вернее, они не новые, а совсем наоборот, но Зеф всё равно не верит свои глазам. Потому что к нему приближается кавалькада из двух чёрных «бумеров» с бело-красной фурой позади!

Совершенно ошалевший Зеф шлёпается на край кювета, запускает грязные пальцы в волосы и начинает хохотать, как полоумный. Март, выскочив из завизжавшего тормозами «бумера», тоже расплывается в облегчённой улыбке, хоть и рычит грозно, приближаясь к Зефу: