Не ищу любви, а ищу тебя.
Придерживая хрупкое тело за талию, Малфой резко обхватил свой член в кулак и приставил истекающую смазкой головку к сладкому естеству, каждый сантиметр которого всё ещё помнили его пальцы. Слегка поддразнил, утопая кончиком в раскрытых объятиях, вырывая из горла низкий стон и шёпот в собственное ухо:
— …Тебя… С-сейчас…
Она укусила его за подбородок и, — чёрт, как же в ней узко! — насадилась сама. Без уговоров. Без разрешения, без глупых прелюдий и ненужных слов. До самого конца, вбирая в себя и кусая за точёную скулу. Медленно поднялась и хриплым стоном опустилась, чувствуя, как сильные пальцы впиваются в ягодицы.
Он зажмурился, тугими рывками пропуская сквозь зубы воздух.
Она была сумасшедшей. С мозгами набекрень. Просто чокнутой. Ненормальной девчонкой, строптивой и смиренной в одном теле. Такой родной и знакомой, что кажется, будто знаешь её с рождения. Будто ничего другого в твоей жизни и не было кроме больших карих глаз, строгой формы Хогвартса и вздёрнутого к небу носа, который хочется всё время целовать.
И она с силой и страстью сжимает тебя худыми бёдрами, насаживается с пошлыми стонами на член, сводя с ума теснотой и нетерпеливыми толчками внутри себя. Такое дикое желание сводит ноги судорогой. От осознания того, что кто-то может хотеть тебя так.
А от осознания, как выглядит Грейнджер сзади, у Малфоя всё сжалось так, что он уже не был уверен в своих способностях довести девушку до оргазма, не кончив от пары грубых толчков. Зубами стянув с неё промокшее и совершенно ненужное бельё, он грубо прижал её к спинке кровати, прижимаясь грудью к узкой спине. Не спуская почерневших глаз с со своего члена, упирающегося в покрасневшие от его истовой хватки ягодицы, он нежно толкнулся бедрами и сжал пальцами хрупкое плечо.
Кто-нибудь, помогите вздохнуть.
Вывернут наизнанку. Внутренностями наружу, сердцем — к её ногам.
Влажные шлепки об её бедра; пальцы, сжимающие до белых суставов спинку кровати, его руки на выпирающих косточках снова и снова толкающие на себя взмокшее тело.
Податливое и знающее. Она – тайна. Слепой и оглушённый, избитый изнутри, он пойдет на звук своего имени.
Кто-нибудь, помогите заснуть.
С ней было так остро, что ни один кинжал не сравнится с этим лезвием, срезающим кожу тонкими полосками без крови и боли.
С ней было так опьяняюще хорошо, что, проснувшись на чёрных простынях, Малфой почувствовал себя наркоманом на реабилитации: вроде чувствуешь себя неплохо, но краски не те, и глаза бегают в поисках дозы.
Когда он зашевелился, Гермиона на секунду замерла, но быстро расслабилась, осознав, что нет смысла делать вид, будто они всю ночь чаи гоняли и совершенно внезапно все закончилось умопомрачительным сексом. Малфой потёр глаза, неспешно поднялся и сел на кровати, открывая женскому взору натренированную спину. Он лениво запустил руку в примятые подушкой волосы и слегка взъерошил их.
— Где у тебя ванна? — сиплый ото сна голос и безразличный тон.
Холодный, как дно Темзы в декабре.
Вот так. Без «доброго утра» или на худой конец пресловутого «привет». Всё, что волнует представителей чистокровных семейств с утра в чужой женской постели — где душ. А что ты хотела, это тебе не Британский Принц, а наследник рода Малфоев. В первую очередь — чистота.
— Из спальни направо, — на удивление ответить получилось очень спокойно, и даже голос не дрогнул.
Дрогнуло что-то внутри и зашаталось, словно выбитый зуб.
Не удостоив Гермиону и короткого взгляда, Малфой встал с кровати, не стесняясь абсолютной наготы, собрал с пола свои вещи и скрылся за дверью. Вот она — истинная сдержанность королевских масштабов, но скрывать эмоции одно, а не иметь их вовсе — совсем другое.
Обнажённая Гермиона расположилась поперёк освободившейся кровати, всё ещё чувствуя его тепло на чёрных простынях. Таких же чёрных, как его внутренности. Она нащупала кончиками пальцев прикроватную тумбочку и ловко выдвинула ящик, не сводя глаз с идеально ровного потолка. Заветная скрутка вместе с зажигалкой быстро нашлись в самом углу, и, задвинув назад ящик, она покрутила предметами перед лицом. Косяк принадлежал Чарли — забавной девушке с факультета естественных наук, которая опрометчиво забыла его в «форде», по пути на вечеринку по случаю успешно закрытой сессии. На её счастье, что Гермиона нашла его раньше служителей закона, иначе штрафа в кругленькую сумму было бы не избежать.
Послышался звук льющейся воды из ванны.
Как странно, она знала с десяток рецептов зелий, обладавших теми же свойствами, что и эта безобидная травка — умиротворение, расслабление, беспричинная весёлость и желе вместо мозгов на какое-то время. Да в Косом Переулке, в самой обычной аптеке для магов, и не такое можно было прикупить для личного пользования, но интересен был сам ритуал.
Покрутить между пальцами тонкий пергамент, почувствовать сквозь бумагу высохшие измельчённые лепестки. Крутануть колёсико зажигалки. Два раза. Высвободить трепещущий огонёк, поднести к лицу и глубоко вдохнуть, обхватив губами скрутку. Было в этом что—то. Красивое и неправильное. Не просто опрокинуть в себя горьковатое зелье и упасть на диван без чувств, а медленно с полным осознанием происходящего вдыхать и вдыхать травяной смог.
Докатилась. Гермиона Грейнджер — студентка одного из лучших учебных заведений Англии, добивавшаяся своего места два года, цитирующая Шекспира и рыдающая над Бронте, поглощающая книги словно бекон на завтрак, скромница и почти отличница.
Пьёт, курит, матерится и приводит домой мужчин.
Живёт.
Ладно, если быть честными, Малфой — первый мужчина за все пять лет, что она спит в этой спальне, но факт остаётся фактом.
А ещё пропускает работу без уважительных причин. И ничего не щёлкает в голове при мысли об этом.
Она сложила одну руку в локте и закинула её за голову, прикладывая к губам край скрутки. Потолок казался таким интересным, что глаз не оторвать от девственной белизны и гладкой плоскости, по которой так и хочется провести кончиком пальца.
— Ты куришь? — низкий голос в дверях не заставил её даже моргнуть.
Только потолок. Только бескрайняя гладь. Кайф между пальцами.
Малфой нехотя заглянул в спальню за своей волшебной палочкой, выпавшей из брюк, а заодно сказать, что уходит, но вид раскинувшейся на кровати Грейнджер, абсолютно голой и покуривающей странно пахнущую сигарету, вводил его какой-то неприятный ступор. Он собирался заняться самобичеванием в Мэноре, а заодно и поисками собственной совести, но этот непринуждённый вид и легкое безразличие к его персоне заставляли чувствовать себя каким-то мальчиком по вызову.
С колотящимся сердцем Драко поднял с ковра свою палочку, Гермиона же никак не реагировала на его мельтешение в спальне, она подцепила пальцами какой-то конверт с тумбочки и крутила его перед собой, аккуратно зажав сигарету костяшками.
— А тебя возбуждают только примерные отличницы? — и всё тот же взгляд в потолок.
Апатия.
Не её тон. Не её слова. Не её обнажённое тело на чёрной кровати. Но с чего бы ему получать настоящую Гермиону после столь «тёплого» утреннего приветствия?
— Мне пора, — сказал сухо, но с надеждой, что она всё-таки обернётся.
Они никогда не умели прощаться.
Сразу после пробуждения он не хотел на неё смотреть. Не хотел говорить и видеть в карих глазах надежду и миллион вопросов без ответов. После этой ночи, безусловно, лучшей в его жизни, он чувствовал ядовитую вину сразу перед двумя женщинами, и пора было принимать правильные решения, хоть неправильные уже никуда не деть.
Он искренне считал произошедшее ошибкой, но лаская взглядом хрупкую фигуру, стройные ноги и лениво вздымающуюся грудь, больше всего боялся, что она такого же мнения. Они забылись. Заблудились. И этого не должно было повториться.
Но когда от них что-то зависело?
Вернувшись в Мэнор, Малфой с облегчением осознал, что его отсутствия никто не заметил. Родителям не приходило в голову проверять, а Астория частенько спала в одиночестве, терпеливо ожидая на огромной кровати будущего мужа, который любил работать до глубокой ночи, закрывшись в кабинете. Она знала, что иногда он прямо там и засыпал на неудобной софе, прикрывшись кашемировым пледом. Она не раз разводила в этой мрачной комнате камин, чтобы Драко ненароком не замёрз в собственном доме.
