Ну что же, Шейну сегодня повезет.

А вот и он, ждет внизу уже.

Андреа спустилась, усмехнулась понимающе, оценив его ошарашенный вид и заплетающиеся комплименты. Да, она себе цену знает. Она знает, что она хороша. Очень хороша. Что она — подарок для любого нормального мужчины. Нормального.

Опять с усилием отогнав ненужные, могущие испортить настроение, мысли, Андреа уселась в машину. Шейн обещал сюрприз. Загадочно переводил разговор на нейтральные темы. Девушка не напирала, предвкушая удовольствие. Сегодня она расслабится. Сегодня она будет наслаждаться вечером, собой, мужчиной рядом. Жизнь коротка. Сегодня она себе позволит все.

Увлеченная беседой, она не сразу поняла, что машина остановилась. А когда осознала, куда привез ее Шейн, по коже продрало морозом.

Открыв рот, она с некоторой оторопью слушала, как довольный собой мужчина рассказывает, что сегодня будет петь дочка его хорошего знакомого, Бет. Не одна, а со своим парнем, Заком. И программа обещает быть очень интересной, потому что Бет прекрасно поет, она училась в какой-то там консерватории.

Бет будет петь со своим парнем, Заком. Здесь. В баре Дерила Диксона.

Нет. О Боже мой! Нет!

========== 5. ==========

Мерл был совершенно не в настроении. Он вообще, с момента приезда в город был не в настроении. Братуха удивлялся.

Ну еще бы, блядь! Не пьет, по телкам не шастает, не подначивает. Даже Дерилиной не назвал ни разу!

Конечно, блядь, разрывает шаблон. (Прикольное выражение, подцепил на последнем своем задании от напарника — щенка, которого тащил на себе двое суток по пескам одной очень дружественной страны, почему-то не желающей принимать мир и демократию… миром).

Мерл чувствовал, что дико, просто зверски устал. Он, блядь, слишком стар уже для таких игр. Он, блядь, хочет сесть где-нибудь в уголке и сдохнуть, как побитый, отживший свое, пес. И плевать, что руками по-прежнему сковородки гнет. И плевать, что тот сучонок, его напарник, весил как носорог, а он пер его и пер, матерясь, обливаясь потом, но даже не думая о том, чтоб бросить. И плевать, что руководство, до этого их уже похоронившее и, по слухам, готовившее награды героям (посмертно, само собой; а потом, суки, забыли на радостях даже бабла подкинуть побольше), настойчиво сватало его, Мерла Диксона, белую шваль из жопы страны, бывшего наркомана, бывшего зека, в инструкторы в какую-то охуительно крутую школу, где готовили охуительно крутых суперменов. Как будто, ему было, че им рассказывать, чему учить…

Да его бы самого кто научил.

Как забыть бабу, например.

И че делать, когда руки так и чешутся схватить, утащить и больше не отпускать ни при каком раскладе.

И как в этом случае смотреть в глаза родному брательнику, влюбленному в эту бабу до самых печенок.

И как сдержаться, блядь, и не прибить говнюка, оказавшегося помощником шерифа в этом гребаном городке. Говнюка, что так легко, так спокойно обнимает и целует женщину. Его, блядь, женщину! (ЕГО? Да ты ебнулся, Мерл Диксон, еб-нул-ся…)

Мерл смотрел на так мирно, так душевно сидящую рядышком, перешептывающуюся, пересмеивающуюся парочку и понимал, что выдержка идет по пизде. Что тормоза, блядь, скрипят, воют, предупреждая, что еще чуть-чуть — и сорвет тормозные колодки к хуям!

Что надо просто уходить, пока не поздно, но он никуда не уйдет, потому что поздно! Поздно, блядь!

Не смотреть, не смотреть на них!

Но, блядь, как не смотреть-то? Как не смотреть на нее, на его Китти, такую ОХРЕНИТЕЛЬНУЮ в этом прикиде, с практически просвечивающей юбкой, так небрежно задравшейся, когда она присела за столик, обнажившей невероятные, шикарные бедра.

О, да, Мерл помнил их силу и гладкость…

Как можно оторвать взгляд от копны волос, золотом разметавшихся по плечам?

Она неловко заправляла локоны за ушко, и Мерл чуть не кончал от желания прикоснуться языком к маленькой мочке, с прозрачно и чисто блеснувшей сережкой-гвоздиком, прикусить зубами тонкую плоть, дождаться низкого грудного стона удовольствия.

О да, он помнил, КАК она стонала…

Как, как прекратить разглядывать тонкие пальчики, так изящно поглаживающие бокал?

О да, Мерл помнил, что она выделывала этими пальчиками…

Шерифчик пялится на нее, придвигаясь все ближе, испытывая терпение Мерла, не зная, что жить ему осталось ровно до того момента, пока он не запустит лапу ей под юбку. А в том, что он это сделает, Мерл не сомневался.

Потому что он сам бы это уже давно сделал.

Хотя, он бы ее вообще в таком виде из дома не выпустил. Из постели не выпустил.

Неделю, это точно.

Кошечка знает, что он здесь, что он смотрит. Мерл видит, что она чуть ежится, еле заметно. Чуть напрягается. Чуть-чуть.

Но какая же сучка! Вот зачем, за каким хером она сюда заявилась? Ведь знала же, что он здесь будет!

Дразнит его, сучка! Специально заводит! Поняла днем, что он еле сдержался, чтоб не утащить ее к себе, что он ее хочет по-прежнему! Поняла, и мстит теперь, тварь! По больному бьет!

Так, не заводиться, не заводиться, не заводиться, блядь!

Вон, братуха косится уже.

Он, кстати, ведет себя странненько. Не пялится на самую шикарную бабу в своей жизни, как Мерл ожидал, не бесится от того, что она с другим мужиком здесь воркует.

А все рыщет зенками наверх, на второй этаж, словно там потерял че-то…

Ну да похуй.

Главное сейчас, не сорваться с Китти.

Не натворить дел.

Не разъебать к хуям весь этот симпатичный барчик, весь этот говенный городок.

Братуха резко метнулся к лестнице. Мерл слегка удивился, скосил глаза, не упуская из виду основной объект наблюдений.

Бухгалтерша, основательно помятая своим мужиком сегодня, спускалась в бар. Выглядела она убого, растерянно. И чего приползла? Ей бы лежать, раны зализывать.

Мерл чуть поморщился, вспоминая, как целых полчаса успокаивал Дерила, в котором проявился на всю катушку фирменный диксоновский дурной нрав, не срываться и не искать мужика бухгалтерши с тем, чтоб ему рожу в хлам разбить.

Братуха не терпел насилия над женщинами. Просто трясло его даже при упоминании. Проклятое папашино наследие, блядь, чтоб ему в аду было горячо!

Дерил успокоился только, когда опять позвонила Китти и согласилась привезти побитую бабу сюда, к нему. Да уж, заботится брат о своем персонале, молодец.

Вот и щас прыгает вокруг нее, усаживает…

А шерифчик, между прочим, умотал куда-то… А нет, возвращается, че-то грустный.

Да лаааадно… Да быть не может….

Не, все-таки есть кто-то там, наверху, кто иногда смотрит в сторону его, Мерла, без обычного похуистического выражения! Уходят, они уходят! Значит, щас мучения кончатся.

И куда они поедут, интересно?

И вот тут — то Мерл понял, что мучения нихрена не кончатся.

Потому что он не сможет жить, пока не узнает, куда отправилась его Китти и этот гаденыш.

Дерил сам не понял, как и когда это началось. Он вообще, последнее время мало чего понимал в своей внезапно дико усложнившейся жизни.

Сначала он охреневал от себя, когда понял, что не может оторвать глаз от самой шикарной, самой невьебенно сексуальной женщины, которую когда-либо встречал в своей жизни. Чем дольше он смотрел на нее, тем больше сходил с ума.