— Беррингер! — пророкотала мисс Даррелл, придя в себя, — опять?! Вы опять за свое? Ничто вас не берет! Как вы могли снова это устроить?

— Хотела немного поднять всеобщий дух, мэм, — любезно пояснила Элинор, пряча паука в карман и вызвав новый приступ всеобщего веселья.

— Вон отсюда, Беррингер! — бушевала учительница, — к директору! Немедленно! Вы будете наказаны!

— Хорошо, — кротко кивнула девочка, направляясь к двери.

— Господи, все бесполезно! Интересно, каким должно быть наказание, чтобы произвести на вас впечатление? Только одно! Порка, — припечатала мисс Даррелл, — к сожалению, вам это не грозит. А жаль. Очень жаль!

Элинор провожал сдавленный смех учениц, которые были рады отвлечься от утомительной учебы.

Впрочем, со временем выходки Элинор сошли на "нет". Она взрослела и начинала понимать, что для семнадцатилетней барышни такое поведение более чем странно. Тем более, что желание повеселить остальных и позлить преподавателей возникало все реже.

За последние три года Элинор очень сдружилась с Маделайн. Этому способствовало то, что ей приходилось несколько раз вставать на ее защиту. Сознание того, что кто-то находится под ее покровительством, вызывало в душе Элинор теплое чувство к Мадди, уж очень приятно было кого-нибудь защищать. Маделайн тоже привязалась к ней, благодарная за помощь и поддержку. Правда, Элинор до сих пор раздражала способность подруги рыдать из-за любого пустяка. Она пыталась отучить ее от этого, но потерпела неудачу. Так что, ей приходилось терпеливо сносить периоды слезливого настроения Маделайн и даже приобрести кое-какой опыт в общении с людьми, готовыми в любую минуту разрыдаться. У Элинор был свой метод. Она не давала Мадди раскиснуть еще сильнее, покрикивая на нее, обращаясь сурово и жестко. Возможно, некоторых это еще больше расстроило бы, но для Мад оказалось достаточно.

Когда выходки Элинор прекратились, учителя сочли, что она на самом деле очень милая и умная девочка, которая все схватывает на лету. Наконец, они смогли оценить эти качества, не замечаемые ими раньше. Кое-кто из преподавателей не мог нахвалиться способной ученицей, но только не мисс Даррелл. Последняя не доверяла Элинор, считая отсутствие шалостей лишь затишьем перед бурей. Тем более, что на одном из уроков рисования мисс Беррингер изобразила мисс Даррелл с огромной жабой на руках, глядящую на последнюю с искренней любовью и нежностью. Учительница вышла очень похожей. Что же касается жабы, та вообще была как живая. Над этим рисунком долго потешалась вся школа, а мисс Даррелл громко и продолжительно возмущалась в кабинете мисс Томпсон, потрясая рисунком в качестве доказательства. В гневе она не замечала, что директриса едва сдерживает смех. Поборов неприличную для столь важной особы веселость, мисс Томпсон велела оставить ей рисунок и пригласить Элинор, что было исполнено мисс Даррелл с огромным удовольствием.

Элинор, разумеется, была наказана, а рисунок помещен в укромное место. У мисс Томпсон не поднялась рука его уничтожить. Она изредка смотрела на него, потешаясь и удивляясь одновременно. Представить мисс Даррелл с жабой на руках было абсолютно невозможно, может быть именно это больше всего и возмутило учительницу. Элинор совершенно точно подметила эту особенность, вызывая в директрисе некоторое уважение. И в то же время мисс Томпсон была рада, что мисс Беррингер осталось учиться всего один год. Даже если она оставила в покое жаб и пауков.

Каникулы должны были наступить через месяц. Ученицы готовились к экзаменам. Элинор, которой все легко давалось, только перелистывала учебники, восстанавливая в памяти пройденное.

Был вечер. В комнате горела лампа.

— Пора спать, — потянулась Элинор, вставая и захлопывая книгу, — все равно, больше ничего не выучим. Эй, Мад, почему куксишься?

— Письмо от дяди, — прерывисто вздохнула девушка, — они опять не могут взять меня домой на каникулы. Уезжают на континент. Элизе нужно посмотреть Францию, Италию, Швейцарию… Я бы тоже не отказалась, но меня не зовут. Дядя постоянно придумывает какие-то отговорки.

— Моя тетя тоже так делает, — утешила ее Элинор, — но мисс Томпсон упорнее. Они соревнуются между собой, кому быстрее удастся от меня избавиться. Тетя выиграла лишь однажды и то по недоразумению. Тогда мисс Томпсон еще не знала, какое чудовище оставляет под своей крышей, — и она весело рассмеялась.

— Ты вовсе не чудовище, — возразила Маделайн.

— Странно, что ты так думаешь. Вспомни жабу на подушке.

— Но ведь это всего лишь детские проказы.

— Возможно. Но остальные от этих проказ просто на стену лезут. Помню, тетина приятельница говорила ей: "Ах, дорогая, как я вам сочувствую! Иметь такое чудовище под своей крышей!" Она села на подушечку для булавок, — Элинор захихикала, — просто позеленела вся.

— Но теперь-то ты изменилась, — сказала Мадди без особой уверенности.

— Может быть, но тетя этого еще не знает.

— Ты всегда говорила, что она была добра к тебе.

— Конечно, тетя добрая, просто у нее не хватает терпения меня выносить.

— Но все-таки, она позволяет тебе приезжать на каникулы, — девушка вздохнула, — а я… а мне…, - подавив всхлипывание, Маделайн продолжала, — я ведь никогда ничего подобного не делала.

— Твой дядя просто не понимает, как ему повезло. Бедняжка, я тебе не завидую. Оставаться в школе на каникулах — скука смертная. Не представляю, чем здесь можно заниматься.

Маделайн потянулась за носовым платком.

— Ладно, не начинай реветь, — заметила ее жест Элинор, — это еще не конец света. В конце концов, всегда можно найти выход из положения, — она замолчала, ее лицо озарила какая-то мысль, — Мадди! Мне пришла в голову замечательная идея!

Леди Фэнтон с изумлением перечитывала письмо племянницы. Ей было трудно вникнуть в его смысл. Сперва ей даже показалось, что кто-то ошибся адресом. Элинор писала: "Мадди — очень послушная, спокойная и вежливая девушка, не склонная к шалостям. Она не доставит тебе, тетушка, никаких хлопот. Во всяком случае, дополнительных точно не доставит. Это я имею в виду, конечно, себя".

— Боже мой, — прошептала Кэролайн, — Элинор заботится о ком-то, кроме себя?

Подумав, она решила по приезде племянницы показать ее врачу.

Элинор просила ее позволить мисс Виккерс погостить у них на каникулах. В целом, леди Фэнтон не была против. Может быть, тогда племянница прекратит бездумно растрачивать свою энергию и направит ее в другое русло. Но с другой стороны, ей не очень верилось в милую душку мисс Виккерс. Как Элинор могла подружиться с такой девушкой? Да она бы со скуки померла. Нет, леди Фэнтон была больше, чем уверена, что эта Мадди такая же сорвиголова, что и Элинор, и вдвоем они составят взрывную смесь.

На секунду представив, во что превратится ее дом, Кэролайн зажмурилась. Потом, судорожно вздохнув, отложила письмо. Спокойная и послушная мисс Виккерс — это сказка. Элинор наверняка хитрит. Нужно написать племяннице, что ей вполне достаточно ее одной.

Но, когда леди Фэнтон взялась за перо, она написала совершенно другое. Она написала, что не будет против, если тихая мисс Виккерс погостит у них во время каникул. Она рада, что у Элинор появились подруги, и как это замечательно. Но если мисс Виккерс из тихой девушки вдруг превратится в нечто противоположное, ей придется немедленно уехать. На этом месте леди Фэнтон поставила жирный восклицательный знак и подчеркнула фразу двумя чертами. А сама Элинор узнает наконец, что такое розги и как это больно.

Перечитав письмо, Кэролайн представила, как Элинор будет хохотать, ознакомившись с его содержанием, и вздохнула в который уже раз. Потом решительно запечатала письмо, словно отметая все сомнения и велела дворецкому его отправить.

Спустя неделю, готовясь к приезду племянницы и ее подруги, леди Фэнтон испытала новое потрясение. Это потрясение было тем более впечатляющим, потому что им был приезд Джеффа.