И все началось не с нас. Все началось в один августовский вечер…

И однажды воспоминания вспыхнут, как самая яркая звезда в космосе. Плохое и хорошее — всплывут разом, унесут далеко из настоящего назад, на несколько лет.

========== Глава 17 ==========

Женя был в ступоре. Медсестра, под чье крыло встал студент, говорила вводить иглу в вену седого мужчины. Пациент тоже пытался достучаться до Жени, но тот не слушал. Хотелось спать, переждать.

— Кости, парень, — говорил мужчина. — Что за студенты пошли, блять!

— Так, — отрезала медсестра, — не выражайтесь мне тут. Евгений Олегович, прошу, поставьте уже это капельницу! Слышите меня, нет?!

Женя похлопал глазами, вернулся в реальность, на учебную практику в «Больнице скорой медицинской помощи».

Шел предпоследний день учебной практики, а там рукой подать до экзаменов. Вернее, экзамена — все предметы: патология, гигиена, микробиология, генетика, фармакология будут в одном едином тесте. Еще в самом начале учебного года студентов-фельдшеров ввели в курс дела насчет этого. Казалось, что может быть хуже ЕГЭ?.. Да все может быть хуже! Лучше заново ЕГЭ писать, чем пять предметов разом! А дальше будет анатомия (устно).

Но студенты группы «Леч Д» жили и не тужили. Получали удовольствие от последних дней практики в больнице. Это было хорошее время, время, когда можно было применить знания на деле. Но вот интересная шутка — пригодилось только сестринское дело (и немного фармакологии).

— Да, да, — растерянно произнес Женя. Он посмотрел на вздувшиеся вены на дряблой руке пациента. Надавил на самое видное место, сказал: — Сюда, думаю, будет хорошо.

— Правильно думаешь, — строго сказала медсестра. — Кости!

Ввел, как учился на фантоме, — под нужным углом, проверил — попал ли в вену вообще. Темно-красная, вишневая, как говорили в колледже, кровь затека в канюлю. Попал. Отстегнул резиновый жгут на руке.

— Вот, — одобрительно кивнула медсестра Жене и повернулась к седому пациенту. — Когда заметите, что капельница закончилась, нажмите на вот это кнопку. А вы, Евгений, глядите, — когда загорится зеленая лампочка над дверью в палату, идите сюда.

Женя кивнул.

Леня вез старую пациентку по коридору. Страху страдала ожирением, таким, при котором она доберется до нужного кабинета только к обеду. Для Лени было везением, что он получил задание. Они вместе с Женей были в одном отделении, практиковались там, но через пару дней все стало однообразным, скучным. Леня не мог понять, как сестры не съехали от такой карусели. Приходишь, заряжаешь системы, снимаешь системы, когда те закончатся, и так по кругу. Поэтому Леня и Женя хватались за любую возможность выбраться из отделения.

Подъехав к кабинету окулиста, Леня помог подняться пациентке. Она крепко хваталась за Леню, бубнила что-то, мол, сейчас молодой фельдшер сломается. Не сломаюсь, думал Леня, а вот каталка может.

С пациентами было запрещено болтать, спрашивать у них о жизни, профессии и прочем. Зато сами больные с интересом слушали студентов. Леня был не многословен с ними, скажет, что учится на фельдшера четыре года, и все. Бывало спрашивали, откуда он, на что Леня отвечал:

— Здешний.

Леня завел бабушку в кабинет. Окулист сказала:

— Выйдите, подождите здесь, если вас не ждут в вашем отделении.

В отделении находится Женя, поэтому Леня может и подождать. В этом была прелесть водить пациентов по врачам — отводишь и ждешь их, отдыхаешь.

Тут по коридору прошла Герда.

Леня догнал ее, взял за запястье.

— Здороваться не учили? — улыбнулся Леня.

— И тебе доброго, — сказала Герда. — Что, пациента по врачам водишь?

— Это лучше, чем следить за капельницами в палатах. А сама, куда путь держишь?

— Историю болезни нужно забрать, пациент забыл ее. — Герда замолчала, а через секунду спросила шепотом: — Как он там?

— Женя? Да вот, не дает войти в клуб «Разбитых сердец».

— Без шуток, — сказала серьезно Герда.

Леня поставил руки на пояс.

— Хрен его знает, что там, — сказал Леня. — Лучше не ворошить подобное — больнее только будет. Ты бы лучше подумала о своей личной жизни, — улыбнулся Леня.

— Успеется, — усмехнулась Герда. — Но все равно… грустно все это.

— Так-то да, но это пройдет. Я ж отошел от Яны.

Герда видела, что Леня врет, он все еще думает о той девушке, которая дала ему пощечину при их последней встрече. Глупый. И ведь не забудет ее ни за что. Насчет Жени она не знала, они мало болтали. Женя сам по себе реже начал говорить с одногруппниками.

— Хотела бы верить, — сказала Герда.

— Че, не веришь, да? — нахмурился Леня. — Вон, смотри, какой я счастливый! Не видно по мне, что я хорошо себя чувствую?!

— Не выпендривайся, — улыбнулась Герда. — И хватит меня задерживать. Я уже должна была взять историю и возвращаться в свое отделение.

— Ну и иди, — махнул Леня. — А я тут бабку подожду.

— С ней попробуешь замутить?

— Ха-ха, бля, — буркнул Леня. — Смотри, сама не влюбись в какого-нибудь старпера с монитором на груди.

— Как раз один такой имеется в отделении!

Леня проводил взглядом Герду. Подруга пыталась ему помочь не думать о девушке, Яне. Леня не раз выговаривался Герде во время практики в общежитии. Он говорил много хорошего о Яне, много плохого под властью чувств, одиночества и злости, которые накипали каждый раз при встрече с бывшей. Они видели друг друга на перекрестке, в коридоре на первом этаже около выхода, в столовой. Видели, но притворялись, что не знают друг друга. Леня любил ворошить воспоминания, вспоминать те хорошие дни. Но стоило ему придаться забвению, утонуть в ее глазах, воспроизводить ее странноватый смех от его шуток, просто ощутить, какие у нее были нежные губы, как в груди щемило. Однажды, когда Лени слушала вся подгруппа, он сказал:

— Уж лучше вообще не любить!

Ему говорили, что это все эмоции, что все это заживет вместе со следующей любовью, если не раньше. Все это говорил Женя, другие поддерживали. Но откуда им было знать, не понимал Леня, ведь каждый (почти) состоит в отношениях. Алексей, Лариса, Костя, Женя. Леня мог слышать только Герду, немного Урсулу и Руслана, который в основном пытался рассмешить друга. Что насчет того молчуна, который просто смотрел на всю группу поддержки, то — он просто отмалчивался, кое-какая жалость все же была в его сонных глазах. И вот, когда практика закончилась, и со следующей недели нужно было идти в больницу, этот молчун, как всегда в своих наушниках, подошел ко Льву. Он по-дружески взял Лен за плечо, пошли в сторону раздевалки.

— Излей все, — сказал тогда одногруппник.

Леня запустил ту же программу, ничего нового он не говорил, но ему казалось, что сейчас смысла больше, чувства сильнее, потому что перед ним только один человек. Но тут меломан прервал его.

— Думаешь, на этом свет заканчивается? — спрашивал он. — Ты не представляешь, как глубоко ошибаешься. Клин клином не сошелся с этой Яной! Мученик. То, что ты говоришь, такая сраная банальщина, ты и сам это должен понимать. Все знают, что быть брошенным — это паршиво. Но, — он сделал паузу, будто подбирал нужные слов, продолжил: — Быть одиноким, не иметь ни разу отношений с какой-нибудь девушкой, — это еще хуже. То, что ты пережил, ни с чем не сравнится. Ты это испытал! Однако терять тоже нужно уметь. Жизнь все заберет, понял? Поэтому не думай, что, лишившись девушки, которых в мире три с чем-то миллиарда, нужно себя жалеть…

Леня слушал одногруппника, видел, как в его глазах сверкает гнев, его прошлое. Парень говорил сдавленным голосом, будто в горле застрял ком из других слов. В какой-то момент у парня начали слезиться глаза. И только тогда Леня понял, что этот молчун, который держался на расстоянии ото всех, говорил только при крайней необходимости, относился к той группе одиноких. Он завидовал Льву, Жене, всем, кто смог почувствовать любовь к девушке или парню.