Осмотрел всех еще раз. Еще один пацан. Меломан, видать. Все сидит в своих наушниках и скрывает свои грустные глаза за экраном. Слишком отреченный. Изгой по собственному хотению.

Посмотрел на девушек, искал ту самую, которую видел первого сентября. Нашел. Сидит себе и никого не трогает. Тоже головой в телефоне. Белый свет экрана освещал ее лицо. Это из-за света или у нее реально веснушки? Не замечал их раньше.

Жене хотелось поговорить с ней, сразу установить отношения, да так, чтоб во френдзоне не очутиться в первые же дни. Помаленьку, не быстро, чтобы привыкла, но и не поставила штамп «друг из шараги».

В центр фойе вышел седой и старый, в спортивном костюме, учитель. От него несло перегаром и табаком. Взгляд его, будто на урожай свежих овощей смотрит.

Старик достал из-под мышки журнал в твердом переплете и начал лениво вещать:

— Так, подходите по одному, пишите свое имя и группу, потом подходит второй и так дальше.

Еще раз посмотрел на студентов и ушел к себе в кабинет.

— Это наш препод, что ли? — спросил Женя шепотом.

— Кажись, — ответил Леня, затем хмыкнул. — Блин, ты видел, какой старый? С него скоро песок начнет сыпаться!

— Ага.

Леня вписал себя в журнал, сел обратно. Предчувствие, что пары сегодня не будет. Уже тридцать-сорок минут прошло.

— А ты что, индивидуально будешь ходить на физкультуру? — спросил Леня у Жени, который не подошел, чтобы вписать имя, а вышел мальчик в наушниках.

— У меня, — неуверенно начал Женя, — проблемы со здоровьем.

— А что у тебя? Погоди, — в голове всплыло первое сентября, — это ведь ты упал тогда, на линейке.

Женя кивнул, сжав губы.

— Что за хрень?

— Травма. Объясню потом.

Когда все закончили вписывать себя, седой физрук вышел в центр еще раз.

— Я Артемьев Александр Сергеевич, — назвал себя физрук. — Буду преподавать у вас все четыре года…

Началось, понял Леня, весь этот инструктаж, в этом приходи, в такое время приходи. Опоздал на минуту — иди к херам, отработка. Зачетный препод! С таким только за бутыль можно договориться, если погрязнешь в отработках с головой.

Герда села за четвертый ряд. Почему-то решила уступить место другим. Алина уселась рядом, выложила толстую тетрадь с ручкой.

— Ну, как тебе? — спросила Алина.

— Что?

— Колледж, группа.

— Алин, мы тут два часа сидим, — усмехнулась Герда. — Я к университету привыкала несколько недель.

— Привыкнешь быстрее, если начнешь болтать с другими, а не только со мной.

И вправду, столько времени на паре физкультуры было, а она ни словом с другими девочками. Даже «привет-пока» ни с кем, а дело-то секундное.

В коридоре прозвенел звонок.

В кабинет зашла учительница — бабушка с короткими бордовыми волосами, с множеством морщин, прищуренными глазами. Она казалась цветком, за которым нужен уход — не польешь один раз и высохнет к черту.

— Здравствуйте, фельдшера, — сказала учительница. — Я Ксения Николаевна — преподаватель по гигиене.

Герда и Алина знали, что из себя представляет этот предмет. Гигиена — это не только чистка зубов, мытье рук и всего прочего, примитивного. Это… бред полный. Сколько прошло времени, а Роза Константиновна уже три раза сказала, что группе суждено отправиться на ФАП — куда-то в колхоз подобно юному доктору в рассказах Булгакова. Один медик на всю округу, и не поймешь еще, какая там округа, сколько деревень. Герда знала, что даже за пятьсот тысяч она не будет одним медиком на всю деревню. Тем более что эти пятьсот тысяч оцениваются в рублях. Вот, если б доллары, то можно было бы задуматься. А так…

Леня упал в пропасть между сном и реальностью. Голос учительницы заменял теплое молоко перед сном, убаюкивал.

Парня шатало все сорок минут. Он пытался писать, успевать по крайней мере. Понятные для себя слова, термины начинали скользить, пока не превратились в линии. «Закон отрицательного воздействия на окр. среду деятельности людей. Независимо от своей воли и созн., а в связи с физиологическим, бытовым и…» дальше одни линии. Что там дальше? И двух листов не исписал, а уже слился.

Осмотрелся, у кого бы взять лекцию, посмотреть, что там дальше. Краем глаза заглянул в тетрадь Женька. «Закон отрицательного воздействия на окружающую среду де…» Чего, бля, написано? Иероглифы, блин. Да, надеюсь самым трудным будет — писать лекции на скорость.

— Эй, — обратился Леня к сзади сидящим девушкам, — можете дать тетрадь? У меня тут кое-чего не достает.

Смуглая брюнетка протянула тетрадь. Колыхнулось.

— Я Леня.

— Я Герда.

Девушка смотрела на Леню и думала, если б парень был старше, можно было бы попробовать. Ну, а что? Парней мало, на всех девушек не хватит, а искать где-то еще как-то лень.

— Красивый почерк, — сказал Леня, сыграв бровью, — лучше, чем у Жени.

— Я по именам не всех знаю, — сказала Герда.

— Много же писать. Это что, еще одна лекция?! Мы вторую пишем уже?

— Как давно ты перестал писать?

— Не так уж и давно, наверное, без десяти минут до перемены.

— В меде оно так — дал глазам отдохнуть, а лекция ушла далеко вперед.

— Что так улыбаешься? Писать любишь много? — Леня выглядел мило, вежливо. Это нравилось Герде.

— Рука уже набита писать долго. Освоишь по ходу, Леня.

Глаза Лени округлились, глядя в тетрадь — так много писать!

Надо было взбодриться, еще немного и домой. Дотерпеть, не заснуть.

«… производственной деятельности. Люди оказывают отрицательное воздействие на окр. ср., которая…»

Женя захохотал, а вместе с ним еще два парня. А рядом с этой троицей еще один — парень с одним наушников в ухе. У него был хмурый вид, сдержанный. Взгляд пофигиста.

— Будешь Вованом, — сказал Женя. — Ну, как тебе, Вован?

Другие захохотали еще сильнее. Ладно Женя, но эти парни, что ржут? Один из них был полноватый, с кудрявыми грязными волосами. Второй — низкий — был с прической подобно гребешку у петуха. Леня догадывался, что такие не отстают за современной «модой», а значит, в группе не без петуха.

Леня молчал, смотрел на Вована. Какой-то он зашуганный, что ли. Сутулый.

— А если по делу, — привлек к себе внимание Леня, — то как тебя зовут?

Только первый день, а мне уже дали прозвище. При чем просто так. Еще хуже то, что один, с петушиной прической, думает, будто мое имя Владимир. Меня так назвал какой-то парень в зауженных джинсах, словно его достоинство отсекли, сонным голосом, будто ртом работал несколько часов подряд. Смотрю на его морду с прищуренными глазами, думаю, может ты би? Просто не успел понять, что твоя жопа нуждается в чем-то твердом и выделяющем.

Я складываю тетрадь в рюкзак. Халатов у нас нет — еще не время. Парта шаталась все время, даже когда писал, и сейчас она умудрилась покоситься так, чтобы из рюкзака выпали листы с текстом.

Летят вниз, скользят по невидимым ступеням под парту, стул, в проход. Класс!

Хватаю все подряд, не разбирая порядок. Тут перед глазами возникли еще пять листов. Это тот пацан, который дал мне имя. Тот, которому я помог подняться на линейке. Как его там?.. Женя?

— Что это? — спрашивает он, не заглядывая в текст. — Лекции, что ль?

Никакие это не лекции. Говорю, что это собственный текст и благодарю за помощь.

— Мне надо спешить, — говорю. — Прошу прощения. Э, до завтра.

Я выбегаю из колледжа. Надо бы поспешить, давно нужно отдать рукописи, а времени не было.

Женя догнал меня, он хромал.

— Ты это, спешишь куда-то? — спросил он. Не отстанет ведь. Не отстанешь, я прав?

— Да, есть куда. — Я ускоряю шаг, но расстояние так и не убавилось.

— Слушай, ты извини, если я с кликухой сострил. Просто привычка такая — давать прозвища. Вон, Лёне дал прозвище «Симба», и что? Не обижается ведь парень.