Я надеюсь, что так и будет, иного он не заслуживает. Нет места такому человеку в медицине.

Песня закончилась. Зарядка тоже.

- Я, короче, - продолжал Виталя, - хочу отрастить себе волосы, чтобы до конца головы были. Длинные такие, представляешь?

Он не заткнется. Если я сейчас не заткну его сам, то это будет продолжаться все время. Виталя не отстанет от меня до конца учебы в колледже.

- Замолкни, - говорю я.

Виталя удивился, быстро хлопал глазами.

Я же в этот момент забегаю в троллейбус. Виталя так и продолжает стоять, не понимая, что произошло, нормально ведь болтали – он говорил, а я кивал в ответ.

Печаль, которую я испытывал чаще всего, сменилась на гнев. Мало тут попросить замолчать. Не с печалью и депрессией надо было ходить к психологу, здесь гнев!.. Его надо было излечивать.

Не хочу никому вредить, но Витале я бы с радостью размазал лицо по асфальту.

========== Глава 6 ==========

За окном властвует метель, длинная, худая ветка стучится в окно, скребется по стеклу. Слабый, белый свет проникает через окно. Стоило бы включить люстру, но вставать с кровати лень.

Женя думал над походом в хоспис, — стоит ли идти поздравлять безнадежно-больных пациентов. Преподавательница Иванова Светлана, или просто Светка, сказала в первый день сестринской практики, что идти в больницу смыла нет, что на кануне Нового года там никого нет, все лечатся дома. Поэтому выбрали хоспис, — почти то же самое, только отсутствует смысл в лечении. Хотелось бы в морг, да не медфак.

Была целая неделя, но Женя спохватился только сейчас, у него были построены планы, но в голове всплыл хоспис.

Женя нащупал под рукой телефон, набрал сообщение Пелагее: «С добрым утром, любимая, (улыбающийся смайлик)». Через минуту пришло сообщение: «Привет!»

Женя улыбнулся, в последнее время он всегда улыбался, даже когда рядом не было его девушки. Просто сиял и радовал остальных. Таким счастливым он не был уже давно.

Вчерашний вечер был замечательным. Женя и Пелагея гуляли по снежному заливу, под конец зашли погреться в пиццерию и перекусить.

— Я не много читаю, — сказал Женя тогда.

— Это не беде, — усмехнулась староста и сжала холодную ладонь парня в своих, теплых руках. — Было бы глупо измерять любовь в количестве прочтенных книг. А что ты читал?

— Говорю же, мало. Максимум, что может вызвать у тебя интерес, это «Метро 2033». Слышала о такой книге? Их всего три, оригинальные.

— В каком это смысле?

— То есть не написаны фанатами.

— А-а-а, — широко улыбнулась Пелагея. — Теперь понятно. Продолжай.

— Тебе интересно? — Жене слабо в это верилось.

— Конечно. Если по трем книгам начали писать фанфики, то, как ты сказал, оригинальная история должна быть очень успешной.

— Так и есть, — на сердце полегчало. — Я первую книгу раз пять перечитывал…

— У тебя есть?

— Не понял.

— Книги… Они у тебя в бумажном формате, или ты так, через экран читал?

— О, у меня только «2033» на бумаге. Все остальные я так, — через телефон прочитал.

— Одолжишь? — Пелагея состроило милую мордашку.

— Да, конечно. Давай тогда встретимся… завтра. Я дам «2033» и прогуляемся.

— Тебе не трудно?.. Вернее, ты же живешь не в городе и…

— Расстояние — не проблема, Пелагея. Я же к тебе еду.

Пелагея улыбнулась и чмокнула Женю в губы…

Надо бы предупредить Пелагею, что он первую половину дня будет в хосписе.

Герда выглядела красиво в наряде Снегурочки. Голубоватое пальто стройнило ее. Леня ни разу не видел подругу с косичками. Это было непривычно, и в голове не возникал такой образ.

Леня вообще не хотел приходить в хоспис, у него все еще были отработки, и он хотел отработать фармакологию в этот день. Его, конечно, не исключат. До сентября следующего года, пока комиссия не займется рассмотрением об отчислении за долги, у Лени есть время.

— А что мы будем делать? — спросил Леня. — Поздравим их и уйдем?

— Кажется, — ответил Алексей, надевая пальто Деда Мороза. Борода шла Лёхе.

Герда ощущала странный запах каждый раз, когда заходила в новую палату. Его никак нельзя перепутать и описать. Наверное, так и пахнут люди, когда находятся на пороге своей жизни.

Девушка молчала, не могла сказать слов поздравления. Все говорил Алексей в образе Мороза.

Когда студенты медицинского колледжа уходили из палаты, одна из пациенток, старая женщина, позвала Герду:

— Милая, — ее голос очень слаб, а слова липнут на губах, — останься, пожалуйста.

— Извините, — Герда не могла просто уйти, но и отставать от группы не хотела. — Я… мне надо идти. Надеюсь, в-вы… понимаете.

— Пожал-луйста, — глаза женщины сухие, полные страха. — Мне… одинока, девочка. У меня никого н-нет…

Герда видела, что пациентке страшно, но не перед смертью, а перед началом. Вначале больно, а со смертью — все исчезает, в том числе и боль.

— Я позову медсестру, подождите, пожалуйста. — Герда выскочила за дверь.

Вернувшись с полноватой медсестрой, Герда сказала:

— Ей хочется, чтобы с ней кто-нибудь побыл.

— Так каждый второй говорит или стонет, — сказала медсестра. — Давай, иди к своим. — Медичка повернулась к больной, сказала: — Снова плохо?

— В-всегда, — сказала пациентка.

— Погодите, сейчас снимем боль.

Герда вышла в коридор.

Леня ждал Герду в коридоре. Когда она вышла, он спросил:

— Ты чего отстаешь? — Леня поправил новогодний колпак на голове, он не влезал на всю голову и периодически спадал на лоб.

— Там пациентка одна, — сдержанно говорила Герда, — хотела, чтобы я посидела с ней немного.

— С чего вдруг?

— Подумай, Леня. У этих людей никого нет, их бросили здесь, чтобы они доживали свою жизнь, лежа на койке. По-твоему, им не хочется, чтобы с ними кто-то был?

— Тогда что не осталась?

— Я не хочу смотреть, как человек медленно умирает. Доводилось видеть такое, когда в медфаке ходила в хоспис.

— А в морг ходить кишка не тонка?

— Это не то же самое, Леня. Идем в другую палату, небось обыскались нас.

Герда не стала рассказывать, как впервые пошла в хоспис. Ей тогда было, примерно, столько же сколько Лене. Тогда многие девочки не выдержали и заплакали, но не Герда, и не потому, что, мол, она каменная внутри, — просто это ее будущая работа, где, рано или поздно, придется столкнуться со смертью.

Леня промолчал и пошел впереди Герды в палату, откуда слышался бас Лёши.

Жене дали елочные игрушки, сказали, чтобы он развесил их на дверях в палаты.

— Все равно что могилу венком украшать, — промолвил я, прикрепляя синий шар на дверь.

Один Женя не развесит игрушки. Преподавательница, которая с нами пошла и которую я не запомнил по имени, настояла на том, чтобы я помог. Сам я не стал возражать, мне не хотелось видеть пациентов. Слишком тяжело смотреть на людей, которые могут в этот же день, час умереть. Через дверную щель я видел, как одногруппники заходили в палату, один из пациентов прикрывал глаза худощавой рукой. Он выглядывает из своего укрытия, видит молодых людей, которым еще жить и жить, и улыбается через боль в сердце. Хоть кто-то поздравляет, не то что семья, — сын, который не захотел быть рядом в тяжелое время, просто взял и отвез старика или мать с глаз долой из сердца вон.

Родители не говорили о хосписе, когда я их спросил об этом, сказали только, что там умирают люди, а умирают они от любой серьезной болезни. Злокачественные опухоли, Паркинсон и все прочее, что смогли вспомнить мама и папа.

С виду — обычная больница, но зайдешь на территорию хосписа, поймешь, что тут главенствует смерть. Она бродит рядом, наблюдает за пациентами, как и медсестры. Только вот в компетенции медичек — облегчать страдание, а запах приближающейся смерти говорит об обратном.