Какое-то время они сидели на берегу, смотрели на воду, мутное отражение фонарей.

- За меня еще никто не заступался, - прервала тишину девушка.

- Ну, тут надо было вмешаться. Я же… - Женя замолчал, чуть с языка не сорвалось признание.

- Что - я же? – глаза старосты засверкали, она начинала догадываться.

- Я… это… - Женя набрал побольше воздуха и произнес: - Ты мне нравишься, Пелагея. И мне кажется, что я… влюбился в тебя.

Пелагея подняла брови, губы поднялись в изумительной улыбке.

- И как давно? – спросила она.

- С первого сентября, как встретился с тобой.

- Ха! Помню, у тебя был очень растерянный вид. Но это ерунда, Жень, мы ведь рядом.

Женя взглянул на Пелагею, она говорила так искренне, так добро, что сердце, которое минуту назад заливалось кровью от признания, вдруг разогрелось на всю грудь. Неужели у Пелагеи тоже есть взаимность? А может, она просто не хочет обижать своего защитника?

- Ты говоришь это из жалости ко мне? – спросил он.

- Нет, конечно же искренне! Я и сама иногда думала, почему хожу с Павлом, а не с тобой.

- А хотела бы? Ну, то есть рядом со мной ходить?

- Да. – Пелагея приблизилась к Жене и чмокнула его в щеку.

Женя ощутил, как нога проходит, и он мог бы приблизиться к Пелагее сам. Приблизился и поцеловал. И целовал долго, пока на голову не упал первый снег.

- Ожидаемо, - сказал Леня, смотря на пурпурное небо, с которого падали белые хлопья.

Герда и Леня шли вместе, им было по пути. После пары Леня сказал:

- Айда, провожу до остановки, что ли.

Герда не отказалась, тем более, что Льву нужна поддержка, и она могла ее дать.

- Это еще ерунда, - сказала Герда. – Этот снег растает к утру или к середине нового дня.

- Это-то понятно, но зима!.. Все, осень кончилась!

- Довольно радостное выражение лица, - заметила Герда. – Ты вообще не боишься холодов?

- Я ж вначале зимы родился, ты чего?

- Тогда понято, - улыбнулась Герда.

Они прошли через перекресток, остановились около остановки.

- Стоять не обязательно, Леня, - сказала Герда.

- Да ладно, фигня, - усмехнулся Леня. Его глаза светились, скрывали тоску по Яне.

Герда заметила свою маршрутку, которая остановилась на светофоре. Помахала рукой.

- Точно все хорошо? – спросила она.

- Точно-точно, не волнуйся за меня.

- Я и не волнуюсь. Просто, если вдруг нужна будет компания, всегда знай, что у тебя есть я и Женя, ну и Алина в придачу.

- Гулять зовешь?

- Может быть, - Герда помахала рукой водителю маршрутки. Она была одной ногой в салоне, когда заявила: - А может пошвыряться камнями в окно твоей бывшей!

- Чего?!

Но Леня не получил ответа – Герда уехала домой.

Герда расплатилась за проезд и села в конец салона. Людей в такое время всегда было много в транспорте, и повезет, если найдется свободное место.

До самого дома у нее возникало щекочущее чувство в животе и теплота в области сердца. Она не испытывала такого уже долгое время, и так сильно, как сейчас. Леня не показывает своих чувств, печали, не хочет, чтобы этого видели другие. Зачем так вести себя? Это же не поможет ему, он не показывает этого, но ему нужна поддержка.

Думая о Лене, она спрашивала себя, не испытывает ли сама каких-то чувств, которые недавно испытал ее друг к Яне? Девушка понимала, что это будет неправильно – ему ведь до сих пор семнадцать, а ей скоро исполнится двадцать три. Слишком большой промежуток в возрасте. Все было бы проще, если бы Леня и она поменялись возрастами.

Солнце разберется с выпавшим снегом, я знал это потому, что не впервой наблюдаю за погодой. Долгое время октябрь был дождливым, надеюсь, зима будет благосклонна к городу и обойдет его стороной своими морозами. Но я не был готов прощаться с осенью, слишком неожиданно она покинула нас.

Я хотел, как можно скорее оказаться дома, ноги начинают мерзнуть, а по цепочке – идти сопли. Зубы стучат под натиском холодного ветра, даже через наушники слышу этот щелкающий звук.

Музыка не играла в наушниках, просто засунул их в уши, чтоб какой-то человек не подошел попросить мелочи на проезд. Лучше бы подошел такой человек, а не Виталя.

Желчь подступила к горлу, неприятно жгла изнутри.

И почему мне никто не надавал по шапке, когда я втянулся в компанию Витали и Петра. Как вообще так получилось, не понимаю! Сидишь себе такой за партой, слушаешь музыку и тут ты уже за углом – пассивно куришь сигареты.

Я тратил время впустую, от них ничего не наберешься, узнаешь только, как Петр со старостой пытался перепихнуться, и все. И еще дюжина таких историй от Витали. Понятно, что у тебя девушка, но хватит мне говорить о ней. Я ее не знаю, а она уже меня раздражает, - как с таким вообще можно встречаться, с таким жироподобным существом? Это ж насколько надо быть отчаянной, чтобы повестись на это обросшее маленькими волосками лицо. Виталя говорил, что намерен жениться на ней после второго курса, и тут я понял, что пора покидать эту компанию, а также оградить себя от подобных индивидов. После второго курса… а что не после первого, а потом и детишки пойдут, да без патологий! Дерзай прям сейчас, разрушь свою жизнь своей безответственностью и слепой любовью в доступную девку!

Если бы организм человека мог выделять рвотные массы от одних только слов, то этот парень находился бы по колено в блевотине.

Я не вынесу его голоса. Джон Денвер, где ты там? Отвези меня в Западную Вирджинию.

- Я с тобой сдружился, - говорил Виталя, пока я листал плейлист на телефоне, - стал прям настоящим другом. Я прям…

Сдружился он, от кого угодно хочу услышать эти слова, но не от него. Чем он вообще измеряет дружбу? Помощью? Значит, буду брать деньги за помощь, авось отстанет. Выходить покурить? Иди сам кури, убивай себя в одиночестве.

Никаким другом он мне не будет. Пусть думает, что я для него друг, но не для меня. Друзья не будут выручать каждый раз, это надо уяснить. Но Виталя этого не поймет никогда.

В один день, тогда была практика по фармакологии, Виталя сел рядом со мной и принялся есть еду из контейнера. Пришлось открыть окно, чтоб не вонял и другим не мешал.

Когда занятие началось, он сразу спросил:

- Ты что-нибудь знаешь?

Да, знаю, говорил, и потом не мог избавиться от Витали. То помоги ему рецепт написать, то дай ему лекцию, где написаны лекарства и их эффект.

Нас называют одним из худших курсов за последние несколько лет, и понятно почему: понаберут дебилов за бабки, а дальше плевать, что да как. Деньги есть – можно поесть. Да, мы учились слабо, но мы учились, и не отлынивали. Худший курс, это как вообще? То есть в понятие взрослых, которые тоже когда-то были студентами, с головой уходили в учебу? Значит, студенческая жизнь, - которую так красочно описывают в фильмах, - это все миф, сказка для утопистов. Интересно, в других учреждениях то же самое творится? Всех поголовно называют дураками, которые позорят место, где они учатся. Дураками можно считать только тех, кто, проучившись какое-то время понял, что это не его. Вот тогда можно бить тревогу, думать, а какого хрена столько денег угрохано в некуда. Так, например, и с Васей.

Однажды у него спросили, а почему он вообще здесь? Прям вот, стоит тут и ни черта не занимается.

Виталя ответил так:

- Я просто хочу знать, чем могут заболеть мои родственники и друзья. Хочу их лечить.

- Но ты же ничего не учишь, - сказала тогда Дарина, которая ловко могла избежать разговоров с такими людьми, как Виталя.

- Буду учить, - Виталя повернулся обратно к тесту по фармакологии и спросил у меня: - Знаешь, какой тут верный ответ?

Нет, но я знаю, что ты будешь наблюдать за тем, как люди будут умирать у тебя на руках – друзья, семья, твоя девушка, - ты просто будешь смотреть и знать, что их довело до этого, но сам ничего не сделаешь. Может, будешь лепетать языком, чтоб умирающий не заметил своего конца, а потом с глупым видом начнешь смотреть на мертвеца.