«Ох, знал бы ты Максик, как я начал, ещё как начал…»
— Не всё так просто… — Я затягиваюсь, и дым обдирает горло.
— Не ведётся?
— Нет, — вру безбожно.
— Так ты лапы приложи. Сам же говорил, потискать там за задницу и все дела. Или не тискается?
— Ага… — Смотрю на тлеющий кончик сигареты, и так хреново где-то внутри.
— Может толпой?
— Это как? — встревает Шурик.
— Поймали — зажали — залапали, — ржёт Макс и, откидывая бычок в кусты, смотрит на меня.
А я? А что я? А может и вправду это то, что надо?
— А давайте, — соглашаюсь, не моргнув, хотя я и не очень уверен в правильности этого решения. Ну и хрен с ним! Я никого никогда не жалел, а этого чудика и подавно не буду.
*
Ждём его в коридоре после последнего урока. Втроём. Макс в предвкушении потирает руки. Шурик шарится в телефоне. Я с каменным лицом.
— Что за рожа? — Макс толкает меня в плечо. — Сейчас развлечёмся и повеселеешь. Ну, хочешь я всё сделаю, а вы подержите?
— Нет уж. — Почему-то от мысли, что эльфика будет облапывать кто-то другой, меня перетряхивает. — Я сам.
Юлька выходит последним. Коридор уже почти опустел, только стайка девчонок из параллельного класса что-то живо обсуждают у лестницы.
— Какого… — он не успевает открыть рот, как Макс цапает его в капкан своих ручищ (он хоть и пониже меня, но лапищи у него богатырские) и, зажав рот, как пушинку тащит в сторону подсобки, где уборщицы обычно держат своё барахло.
Шурик запихивает телефон в рюкзак и топает следом. Ну и я тащусь за ними… Именно тащусь. Я уже и не хочу. Говняный план изначально. Но ударить в грязь лицом перед ребятами я себе не позволю.
В подсобке тесно и пахнет хлоркой. Макс припечатывает худое тельце к стенке так, что в сторону отлетает стоящее там ведро.
— Слышь, ты, чмошник! Тебе же ясно сказали, тише будь. Незаметнее.
— Я и так с тобой не разговариваю. — Юлька нагло смотрит ему в глаза, на лице презрение.
— Да ты юморист? Убогий. — Макс вдавливает сильнее, прижимаясь к мелкому всем телом, а я закипаю внутри.
— Не нравится? — эльф язвит, на меня не смотрит, только на Макса.
— Мне ты не нравишься.
— Это твои проблемы, — хмыкает и показательно закатывает глаза.
— Не боишься?
— Тебя? Нет, — и смеётся. Он реально больной, что ли?
И, Макс не выдерживает. Впечатывает свой здоровенный кулак ему в грудь. Юлька охает и начинает давиться воздухом. Его выгибает, но Макс держит крепко. И тут он смотрит на меня своими странными глазами, стараясь выровнять дыхание.
— А ты что не участвуешь? — хрипит. — Или тебе больше нравится за шестёрками своими наблюдать?
Макс заносит кулак опять…
— Погоди. — Останавливаю его руку… Хух. — Я сам.
Макс отпускает его и придерживает только за плечо. Белобрысый сразу же пытается стартануть, но не тут-то было. Теперь уже я вжимаю его в стену собой.
— Что? Понравилось? — И глазками своими блядскими мне прямо в глаза.
Он понимает. И я понимаю. Только бы ребята не поняли.
— Ага, — рычу ему в лицо. — Решил попробовать групповушку.
Парень бледнеет и бросает взгляд на Шурика, придерживающего дверь. Но не ноет, не умоляет. Поворачивает лицо ко мне и шипит:
— Кишка тонка…
Не, ну нельзя же так! Где его инстинкты самосохранения? Долбаный идиот! Я злюсь на него. Злюсь на себя за то, что согласился на такую хрень. А когда я злюсь, мне надо эту злость на кого-то выплеснуть.
— Держите его ребята!
И парни тут же, как послушные тренированные псы, в прямом смысле распяли его по стенке за руки.
— Думаешь гордый? Думаешь лучше других? — Я подхватываю его под бёдра и вжимаю в стену так, что он охает.
— Главное, что не такой мудила, как ты… — выдыхает мне в лицо.
— Может ему въебать? — подаёт идею Шурик.
— Лучше выебать, — ржёт Макс.
— А можно и то и то, — сделав каменное лицо, говорю я.
— Чур, я бью, — веселится Макс, крепче зажимая руку Юльки, который уже начал дёргаться в попытке освободиться.
— А я на отсос согласен. — Выдаёт Шурик.
А у меня краснеет в глазах. Блять. Надо как-то выруливать из той жопы, в которую я сейчас себя сам же и втащил.
— Обломитесь. Девочка сегодня только моя. — И я дрожащими пальцами начинаю расстёгивать ему джинсы.
Эльфик замирает на миг и потом начинает вырываться с утроенной силой. Пытается лягнуть меня ногой. Но он слишком зажат. Слишком мало места для манёвра. Ещё секунда, и я стягиваю с него штаны, оставив только чёрные трусы боксеры. Штаны летят в пыльный угол, а я чуть не получаю ногой в глаз, хорошо во время уклонился.
— Ты! Грёбаный педик! Только попробуй! — Лицо у него раскраснелось, и это даже не смущение, это злость.
— Педик у нас ты, — хмыкает Макс.
— Шавкам слова не давали… — говорит это чудо Максу, но смотрит на меня. В упор.
— Ка-а-й. Можно я его ёбну?
— Я знаю способ получше. — И стягиваю с мелкого бельё до колен.
— Блять, да он реально педик, ещё и выбритый. — Всё не угомонится Макс.
А я не смотрю туда. Я смотрю в его глаза. Чёрные как ночь. Я путаюсь в них. Тону. Вижу его злость и смятение. Страха там нет…
Мои руки начинают жить сами по себе. Вначале на гладкие бёдра. На бока. Вниз по ногам. Почему у него такая мягкая кожа? Как у девочки прямо. Сжимаю пальцы сильнее, наверное, оставляя синяки. По хрен, что на нас ещё смотрят две пары глаз. Просовываю руку между нами, на его живот… И вдруг он подаётся вперёд и целует меня. Даже не целует, а кусает. Нагло пробирается языком мне в рот, шарит там, по зубам, по дёснам, прикусывает зубами мой язык, оставляет ранку на нижней губе… А я даже не сопротивляюсь, я, блять, отвечаю!
— Ни хуя себе… — слышу голос Макса и тут же трезвею, отрываюсь от его губ, и мой кулак взлетает сам собой.
— Кай! Ну, ты, блять… На хрена?! — вопит рядом Шурка.
Ребята синхронно отпускают его руки и отступают на шаг. А Юлька уже и не рвётся. Стоит замерший с бледным лицом, с голой задницей, с руками, раскинутыми по облупленной стенке, как будто его привязали на невидимые верёвки. Глаза бездонные, чёрные дыры. Из носа тёмная струйка крови. Кровь капает на его светлый свитер, на пол.
— Не хрен всяким пидарасам лезть мне в рот, — не узнаю свой голос, в голове пусто, внизу живота почти больно.
И чтобы не видеть этих глаз, этой красной полосы на белой прозрачной коже, этого распятого по стене тела, я просто разворачиваюсь и выхожу в коридор. Ребята вылетают следом за мной.
— А если настучит? — громко шепчет Макс.
— По хрен. — Я закидываю свой рюкзак на плечо. — Я домой. Вы как?
— Я тоже. — Макс берёт старт к лестнице.
— И я, наверное… — Шурка ещё раз кидает взгляд на прикрытую дверь кладовки.
Молчим всю дорогу до остановки. Макс нервничает. Шурка кривится своим же мыслям. Ну да, у нас договорённость, не оставлять следов. В живот. Под рёбра. В грудь… Лицо мы никогда не трогали. А тут… Мне хреново. Нет, мне до пиздецов паршиво. Не потому что я боюсь, что меня сдадут. Я вдруг понял, боюсь того, что меня не простят.
========== Н-да… ==========
Ещё хуже я себя почувствовал на следующий день, когда этот уникум припёрся на уроки с распухшим носом и уже начавшимися проявляться синяками под глазами. Ну как побитый воробей, честное слово.
Опять выдворив Милку с её законного места, я сел рядом с ним, как раз в ту секунду, когда зазвонил звонок. Ха, даже не посмотрел в мою сторону, как будто я пустое место.
— Сломал? — шепчу ему, упорно фокусируя взгляд на учителе.
— Нет. — Даже не обернувшись ко мне.
И дальше мы молчим весь урок. Я пытаюсь втихаря разглядеть нанесённый ему ущерб, а он упрямо делает вид, что рядом с ним пустой стул.
Первый урок. Второй урок. Шестой урок… Ничего не меняется.
На переменке подходил Макс, интересовался, заложил ли нас блондинчик. Точно я уверен не был, но почему-то решил, что нет. Так Максу и сказал. Он, конечно, засомневался, но, по крайней мере, перестал с опаской смотреть на классную дверь каждый раз, когда та открывалась. А ещё предложил пока не трогать новенького, типа пусть устаканится. А я в принципе и не собирался. Да и вчера не сильно хотелось. Весь вчерашний вечер этот странный парень никак не мог покинуть мои мысли, эти его глаза… Блять, меня аж перетряхивало, когда я вспоминал его полный ненависти взгляд. А потом ещё часа полтора крутило перед сном, когда думал о его гладкой коже под моими пальцами и его горячем языке у меня во рту. В конечном итоге я заработал себе железный стояк, и пришлось тащиться в ванную, дабы убрать это безобразие.