Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сердце суворовца Константинова, наверное, как и сердца его товарищей, впервые оказавшихся на таком торжественном мероприятии, готово было выпрыгнуть из груди. Боже мой, да как же он мог даже на мгновение сомневаться в правильности своего выбора. Какое счастье ему, совсем ещё мальчишке, стоять в этом замечательном строю, чувствуя локоть товарища, чувствуя необыкновенную, объединяющую всех силу, чувствуя единство мыслей, единство духа, единство мечты. В эти минуту рота сделала пусть самый первый, но важный шаг к своему человеческому, нравственному, духовному объединению или, как говорят в армейской среде, боевому сколачиванию.

Как славно стоять в суворовском строю по стойке «Смирно!» при исполнении торжественного, волнующего, пробирающего до самых сокровенных уголков души Гимна Советского Союза. Не просто слушать его дома, в 6 утра или в полночь, а именно стоять в армейском строю, словно этой вот стойкой по команде «Смирно» заявляя о своей верности армейскому братству, пусть только ещё зарождающемуся, своей неколебимой верности Родине!

Прохладный, освежающий ветерок гулял по площадке между корпусами, разнося торжественные державные мелодии, гулял, вызванный дуновением, вылетающим из медных, сверкающих в свете, падающем из окон корпусов, труб военного оркестра училища.

– Вольно! – пронеслась команда над строем.

И началась вечерняя поверка в ротах. Её читали старшины рот. Слышны были произносимые старшинами фамилии суворовцев от первой до шестой роты. Вот закончился список первой роты. Старшина скомандовал: «Смирно!» и подошёл с докладом к своему командиру роты.

Шестая рота, как только что набранная и не имевшая «потерь» в виде отчислений суворовцев за те или иные проступки, слушала поверку дольше других, где уже насчитывалось меньше ребят. Наконец старшина роты старший сержант сверхсрочной службы Петушков доложил командиру роты подполковнику Семенкову о результатах поверки, и после этого ротные командиры стали поочерёдно докладывать начальнику училища генерал-майору Борису Александровичу Кострову.

А затем новая команда:

– К торжественному маршу повзводно, дистанция десять метров. Первый взвод прямо, остальные НАПРА… – краткая пауза, и твёрдое, командное: – …ВО!

Эх, видела бы сейчас Лариса. Да что-что… Если бы хоть кто-то видел – родители, родные, знакомые, девчонки – недавние одноклассницы, Алёна Базарова, которой писал записочки на уроках, хоть кто-то видел его, суворовца Николая Константинова, идущего строем под звуки марша.

Но это всё происходило здесь, за забором, всё только в своём, армейском кругу. И всё это в то же время – первый шаг к тому торжественному маршу на Красной Площади в Москве, даже маршам, в которых ещё посчастливится участвовать и Николаю Константинову, ведь парады проводились в ту пору два раза в год – 7 Ноября и 1 Мая.

А 1 сентября снова торжественное мероприятие, и снова оркестр, и снова торжественное прохождение, которое проводилось в ту пору по берёзовой аллейке мимо гипсового бюста Суворова. Возле бюста стояли начальник училища, начальник учебного отдела и начальник политического отдела принимали этот небольшой домашний парад.

Никаких «маслянок» шестая рота так и не увидела. Началось постепенное, медленное, но без особых эксцессов вступление в суворовскую жизнь, слияние с дружным суворовским коллективом.

Ужасов, описанных Куприным в кадетах, без сомнения, описанных правдиво, суворовцы шестой роте, к великой их радости, не увидели.

Хотя с той самой первой общеучилищной вечерней поверки, их всё-таки звали внутри училище «кутузовцами», давая понять, что они ещё до уровня суворовцев не доросли. Ну что ж, дорасти ученику до уровня своего учителя в мгновение ока невозможно. Для этого нужно время. Для этого нужен труд. Для этого нужная закалка, настоящая мужская закалка, которую только и можно получить в настоящем армейском строю.

Глава шестая

Первый выход в город

В один из первых выходных шестую роту вывели в городской сад на прогулку. Ребята шутили – на людей посмотреть, себя показать. И то и другое было уже редкостью. Недаром собирались в углу чугунного забора слева от главного корпуса и смотрели на остановку, на горожан.

Впрочем, такие сборы после приезда старших быстро завершились, потому что стали проблемными. Не то чтоб кого-то там обидели, но всё же не решались новички ходить туда, где безраздельно владели обстановкой старшие.

Да и кому ж приятно постоянно слышать:

– А-а! Кутузовцы пожаловали к нам.

Старшие уже покуривали, несмотря на строжайшие запреты. Да и среди суворовцев шестой роты были такие, кто, увы, давно пристрастился к этой пагубе. В те годы не уделялось никакого внимания борьбе с курением. Напротив, не было фильма такого, в котором бы никто не курил. Курили, да ещё с таким удовольствием! Курили в помещениях, курили при женщинах, не спрашивая о том разрешения.

Конечно, куряки быстрее других стали общаться со старшими. К примеру, тот же Наумов, щупленький, плюгавенький, а уже заполучил покровителей среди старших тем, что таскал им туда, на угол забора, сигареты, которые доставал каким-то неведомым образом.

Всем хотелось у забора постоять, чтобы издали посмотреть на городскую жизнь. Но только курильщики теперь могли себе такое позволить.

И вдруг объявили, что в воскресенье будет коллективный выход в город. В городской сад. Горсад сокращённо. Этот самый городской сад в Калинине так всегда сокращённо и назывался. Годы спустя, когда стал этот Горсад не Калининским, а Тверским, его прославил в своих песнях Михаил Круг, воспевший и сам город, и великую Волгу, и Тверцу, впадающую в неё возле Речного вокзала, и памятник Афанасию Никитину, известному был каждому в те годы по кинофильму «Хождение за три моря». Ну и, конечно, известна «Пролетарка» с её бесчисленными женскими общежитиями ткачих.

Роту построили на площадке перед старым корпусом и через отрытые ворота вывели на улицу. Впервые новоиспечённые суворовцы оказались в городе, да не просто так, а в своей красивой суворовской форме.

Вот и Горсад. На центральной аллее подполковник Семенков остановил роту, сказал ещё несколько напутственных слов – туда не ходить, за ворота не выходить, близко к воде не подходить, ну и прочее, по его мнению, самое необходимое. Можно было, конечно, и про спиртные напитки добавить, но и так-то в те годы разгуляться особо нельзя было – ларьков а-ля Ельцин с обилием отравы в ту пору вообще не существовало. К тому же суворовцы твёрдо знали: только глотни – сразу окажешься за воротами училища. Этот принцип незыблем. А вот другой такой же относительно курящих всё-таки оставался формальным. С курением боролись, но за курение не отчисляли.

Впрочем, в те яркие минуты выхода в город суворовцу Николаю Константинову было совсем не до таких раздумий. Он вышел на набережную. С неё, если смотреть вправо, в сторону каменного моста, гремящего трамваями, можно было в пролёты моста увидеть Речной вокзал, теплоходы возле него. А если постараться и найти удачное место, поближе к выходу из Горсада, то и на дом можно посмотреть, на тот самый, в котором жила его мама, в котором и сам прожил более года.

Ну что можно успеть за пару часов в Горсаду? Если бы догадался, мог пригласить кого-то из своего класса или из своего двора. Под этим «кого-то пригласить» подразумевалось, конечно, приглашение девочек, поскольку парням даже как-то неловко было бы идти в среду военную. Хотели или не хотели друзья Николая стать суворовцами, но лёгкая зависть к нему не могла не возникнуть. Военная форма резко выделяла суворовцев среди их сверстников, ну и вызывала различные реакции, с некоторыми из коих читателям ещё предстоит познакомиться в последующих главах.

Суворовец Константинов прогуливался по парку и вспоминал четверостишие из старой детской книжки с картинками:

…А с ней был маленький кадет,
Как офицерик был одет,
И хвастал перед нами
Мундиром с галунами…
14
{"b":"636077","o":1}