Жанна покачала головой.

– Тут нет ничего особенно успокоительного, потому что в этом случае мы попали на берег Бразилии или Гвианы.

– На все Божья воля! – смело возразил молодой человек. – Бог нам поможет. Как только море выпустит нас из временного заточения, мы приступим к исследованию наших владений, а до тех пор давай посмотрим, что спрятано во втором ящике.

Мальчик открыл его тем же способом, как и первый, причем нож послужил ему рычагом, чтобы поднять крышку. Увы, на этот раз находка отчасти обманула их ожидания! В ящике оказалось только дамское белье для перемены: кисейный пеньюар с красными крапинками, обшитый кружевом, несколько ночных кофточек, три рубашки, двойной фланелевый пояс, две дюжины носовых платков и шесть тонких полотенец. Девушка не могла удержать возгласа изумления.

– Еще наследство от этой бедняжки Эллиот! Только англичанка способна таскать с собой такую кучу вещей.

– Которые, к сожалению, не пригодились ей, но пригодятся нам. Она настояла, чтобы ее багаж взяли с собой на баркас.

И, не находя ответа на мучивший его вопрос, Жан прибавил:

– Но куда же девалась наша лодка? Ведь она опрокинулась вместе с нами.

Пока он рассуждал, Жанна здоровой левой рукой шарила в глубине ящика.

– Постой! – воскликнула она. – Там еще что-то есть.

И девушка вытащила небольшой сверток, также завернутый в холст. То был изящный кожаный несессер, где лежали ножницы, нитки, иголки, наперсток, затем гребенка, головная щетка, зубная щеточка, зубной порошок, полоскание для зубов и, наконец, карманная аптечка с запасами хинина, антипирина, ипекакуаны-рвотного, ревеня и т. д., причем не было забыто даже льняное семя для припарок и горчица для горчичников.

– Бедная женщина! – прошептали брат с сестрой. – Все это не помешало ей, однако, умереть.

И на глазах у них навернулись слезы искренней жалости.

Затем Жан открыл кожаный футляр и с восхищением вынул то, что в нем находилось.

Это была великолепная двустволка. Один из ее стволов заряжался пулей и обладал страшной меткостью боевого ружья. Кроме того, это оружие было с репетицией: в никелевой вращающейся коробке под прикладом Жан нашел двенадцать патронов, семь – со свинцовой дробью и пять – с коническими пулями, снабженными стальным концом.

– Чудесно! – воскликнул Жан. – Вот славное угощение для дикарей, которые вздумали бы нас побеспокоить!

И брат с сестрой испытывали детскую радость, перебирая свои богатства.

Да разве и не были они детьми, этот семнадцатилетний мальчик и пятнадцатилетняя девочка? Правда, они были высоки и сильны не по летам. Кроме того, их отец, господин Риво, чрезвычайно сведущий медик, посвятил всю свою жизнь сыну и дочери, потерявшим мать очень рано. Оба они получили самое тщательное образование и далеко опередили в этом отношении своих сверстников. В семнадцать лет Жан имел уже два диплома: бакалавра словесности и бакалавра наук. Жанна со своей стороны не пренебрегала ничем, что требуется от образованной женщины, что украшает ум и обогащает сердце, прибавив к этому и практические сведения, без которых женщина неспособна играть полезной роли в обществе. Искусные во всевозможных телесных упражнениях, дети Риво были обязаны своей физической силе, как и умению плавать, спасением от ужасной смерти, которой не могли избегнуть их товарищи по несчастью. И в настоящее время, вместо того чтобы оплакивать свою горькую участь, они хладнокровно и решительно смотрели в глаза действительности. Жан, спокойно обсуждавший с сестрой их положение, закончил беседу мужественными словами, достойными геройской души:

– Милая сестра, Господь испытывает нас. Но пословица гласит: «На Бога надейся, а сам не плошай». Сколько раз наш отец повторял нам ее! Не будем предаваться унынию. Мы восторжествуем над препятствиями, действуя дружно в борьбе, поддерживая наши усилия ласковым словом и общей надеждой.

– И любя друг друга крепко, не так ли, милый брат? – сказала Жанна, подставляя Жану для поцелуя свой прекрасный лоб.

Прошло два часа со времени их пробуждения. Море теперь убывало, позволяя им сойти на низкий берег. Жанна попросила брата разорвать ей рукав, чтобы она могла переменить свою еще сырую одежду, в которой оставалась до сих пор по необходимости.

– Если Провидение сделало нас наследниками миссис Эллиот, то я воспользуюсь этим, чтобы немного заняться своим туалетом.

– Ты права, – сказал Жан, – а я последую твоему примеру, искупавшись сперва в море.

Полчаса спустя молодые люди кое-как переоделись. Это не обошлось без восклицаний и даже без смеха, который вызвало странное одеяние Жана, облекшегося поневоле в одну из ночных кофт бедной покойницы. Молодость всегда заявляет свои права, и Жанна не могла воздержаться от припадков веселости.

– Теперь, – сказал ее брат, – мы должны предпринять экскурсию, чтобы расширить границы наших владений. Какое несчастье, что при недостатке инструментов у нас нет даже карманных часов!

– Ошибаешься, – отвечала Жанна, – мои часы никогда не расставались со мной. Поищи в моем кармане, ты найдешь их там в кожаном футляре. Может быть, они еще идут, я их завожу только через три дня.

О, счастье! Часы оказались в кармане и продолжали идти. Жан взял их и осторожно открыл. Ничто не было в них повреждено. То был превосходный золотой хронометр. Не будучи кокеткой, Жанна предпочла этот точный инструмент бесполезным, но очаровательным игрушкам, которыми любит украшать себя милая женская суетность.

– Ровно семь часов, – сказал молодой человек и, взглянув на солнце, прибавил: – Солнце описывает угол приблизительно в двадцать пять градусов. Мы в его оси. В полдень оно будет как раз над нашими головами. Знаешь ли ты, что это значит, Жаннета?

– Кажется, знаю, – отвечала та, – это значит, что мы находимся под самым экватором или близко к нему.

– Да, и сегодня вечером, если небо будет ясно, мы окончательно убедимся в этом, так как одновременно увидим созвездия обоих полушарий. А теперь постараемся осмотреться.

Они повернули вправо, то есть к югу, так как север сторожила бесчисленная армия кайманов, авангард которых дети видели вчера.

Вскоре жалобный писк заставил их повернуть голову, и Жан увидал, что эти звуки издавала раненая морская птица. Подойдя ближе, он узнал альбатроса, которому накануне подшиб камнем крыло.

– Товарищ, – сказал юноша, – таковы законы войны. У моей сестрицы была также переломлена рука; это не помешало тебе, однако, очень недобросовестно напасть на нее, за компанию с твоими товарищами. С тобой не случилось бы беды, если бы ты действовал более рыцарски.

И видя, что Жанна смеется, ее брат прибавил:

– Впрочем, мне жаль тебя. Альбатрос, который не летает, уже не альбатрос, он может пойти только на похлебку больным. Ты внушаешь нам сожаление, а мы те же больные. Услуга за услугу. Я прекращу твои страдания, а ты доставишь нам один или несколько обедов. Быть посему.

Двумя ударами приклада он прикончил птицу и стащил ее в пещеру.

– Теперь остается ее ощипать и сварить, – с улыбкой заметила Жанна.

– Конечно, сестрица, но мне всегда говорили, что мясо этих животных грубо и жестко. Мне кажется, что вкус альбатроса напоминает бекаса, его надо есть, когда он начнет слегка портиться.

Они спрятали свою дичь с остатками другой провизии под свежим слоем сухих водорослей, на который навалили три или четыре больших камня, и продолжили свою прогулку вдоль берега.

Им пришлось идти недалеко, чтобы измерить свои владения к югу. Скалистый мыс заканчивался под чрезвычайно острым углом, длиной не более трехсот метров, а по другую сторону этого мыса тянулась область лагун и зловонных болот.

– Право, – воскликнул Жан, – пока мы не узнаем его настоящее имя, можно окрестить наше местопребывание Островом Кайманов.

– Да, – отвечала Жанна тоном глубокой признательности, – и мы должны благодарить Бога, что море выбросило нас на этот клочок земли не шире километра. Немного более вправо, немного более влево – и мы наверно были бы съедены этими ужасными животными.