— Он брешет! — сквозь слезы выпалил парень с рассеченным лбом и ринулся вверх по склону, прямиком через скопище притихших шаров травы.

Свора перекати-поля спокойно позволила безрассудному калеке одолеть половину подъема, а затем, будто гигантские ежи, выставив острые отростки, заколола его.

— Вот болван! — сжав кулаки, процедил Грамотей. — Дальше можно пройти? Так, смертник?

— Кое-как прокрасться до противоположного склона, пожалуй, удастся. Там вроде бы проклятий не видно, — сощурившись, подтвердил Пол-лица.

— Значит, чешем туда. Все равно выбора-то нет, — гневно сплюнув, решился Грамотей.

Пол-лица кивнул и осторожно потопал по узкой ленте земли, не

подсвеченной гибельной бирюзой. Испуганной вереницей за ним последовали леворукие, послушно петляя между кучек камней, кряжистых стволов, да перешептывавшихся кустов.

— Что это за жуткое место? Сроду не напарывался на такую ватагу проклятий, — благоразумно обойдя лучившуюся ветку ивы, тянувшуюся к тропе, осведомился Пол-лица.

— Ты что же, и правда, впервые переплыл Межевую реку? — проницательным взглядом буравя спину смертника, уточнил Грамотей.

— Ага. Можешь не верить. Это теперь не так уж важно. Я просто хочу знать, какие опасности поджидают меня впереди, — едва не наступив на бирюзовый подорожник, проворчал Пол-лица.

— Мне известно не больше твоего, — горько усмехнулся Грамотей, смахнув с груди подозрительного жука. — Мы давно не в ладах с орденом охотников. Им было не по нраву, что наша деревня занимает земли рядом с этой балкой. Пару лет тому назад к нам заявился Небыль и повелел убираться куда подальше. Я… прогнал его взашей. Через день в деревню нагрянула орда проклятий. Пропала уйма доброго люда. Мы, само собой, убежали поближе к Приозерному городу, но на орден затаили злобу.

Рассказ Грамотея прервал душераздирающий вопль женщины, опрометчиво вздумавшей сократить проторенный смертником путь по плоскому валуну. Стоило леворукой шагнуть на каменюку, как он тут же дернулся в сторону и прыгнул на слетевшую в траву жертву.

— Идите след в след! — рявкнул Грамотей, отвернувшись от драматичной сцены. — О чем бишь я? Ах да. Однажды мы поймали смертника из ордена охотников. Как обычно принялись его мордовать в отместку за гибель наших родичей и друзей. В конце концов вышло так, что в обмен на жизнь, он выболтал из-за чего нас столь настойчиво выпроваживали отсюда. Дескать, за балкой ютится их глава ордена, который чуть ли не всесилен и может даровать нам новые личины.

— Я заметил, что у вас немало… одноруких. Вы все отверженцы? — учтивым голосом поинтересовался Пол-лица, переходя по удачно упавшему стволу бирюзовый ручей, протекавший среди высоких ольх.

— Кто-то лишился руки из-за нелепой случайности и ему не хватило денег на другую личину. Кого-то наказали изгнанием, отрубили запястье и отослали за реку. Я вот был десятым правильником в скромном братстве… — Грамотей замолк на полуслове, отвлекшись на громкий всплеск.

Замыкавший вереницу мужик с вилами оскользнулся на мшистом стволе и сорвался в умиротворяюще журчавший ручей. Вода вокруг барахтавшегося калеки мгновенно вскипела, окутав русло густым паром. Грамотей не стал дожидаться пока он развеется, поспешив продолжить избавлявшую от гнетущих мыслей беседу:

— В общем, мы все время пытались пробраться к главе ордена охотников, чтобы получить заветные личины и вернуться к привычной жизни. А от тебя требовалось без лишних сложностей провести нас к нему. Смертники из ордена бывает, захаживают к главе прямо через балку.

— Зачем вам ворочаться обратно? Менять привольное житье на оковы правильников? — удивился Пол-лица, шарахнувшись от сиявшего донника.

— У многих остались на том берегу семьи, дети, память о почете и уважении. А что тут? Нападения лихого люда, дикий край, да голод, — стараясь не отставать, пояснил Грамотей.

Обогнув последний бирюзовый куст, Пол-лица утомленно присел на пень у осыпи, поднимавшейся к сосновому бору, и во всеуслышание сообщил:

— Здесь проклятий больше не видно, но разбредаться все равно не советую.

— Ах ты, гадина! Загнал в капкан половину наших. Сейчас я тебе зубы-то пересчитаю! — замахнувшись топором, прорычал дедок, явно не терявший надежды поквитаться со смертником.

— Охолонись. Так далеко мы никогда не пробирались и без смертника наверняка бы уже все подохли, — схватив седого мстителя за руку, властно проговорил Грамотей.

— Ну теперь-то мы дошли. Поганец сам сболтнул, что проклятий тута нема. Пора бы его и прирезать, — раздраженно процедил дедок.

— Ты ручаешься, что их нет вон в том сосновом леске? Топай тогда первым, заместо смертника, — с ехидной ухмылкой предложил Грамотей.

— Его нужно пришибить, иначе он нас всех погубит, — поумерив пыл, настырно пробурчал дедок.

— В здешнем лесу это может произойти и без нашей помощи. Его уже чуть было не задушили корни. Со смертниками из ордена охотников такого ни разу не приключалось. Я думаю, он вообще не из их числа, — резонно заявил Грамотей, оттолкнув от себя дедка.

Леворукие недовольно зароптали, но вызваться в проводники желающих не нашлось.

— Пошли в лес, и… постарайся сохранить мне жизнь. Ты, должно быть, уже смекнул, что мои друзья не шибко жалуют смертников. Защищать тебя от вил кроме меня никто не захочет, — повернувшись к смертнику, мрачно порекомендовал Грамотей.

Пол-лица понимающе хмыкнул и, встав с пня, зашагал по склону к опоясанному балкой бору. Одолев покатый подъем, он тревожно вошел в границы поразительно светлого соснового царства. Высоченные деревья росли стройными рядами на равном удалении друг от друга и тоскливо поскрипывали на ветру.

Внимательно оглядевшись, смертник внутренне приготовился к очередной напасти и осторожно ступил на прямую тропу, как вдруг сзади послышался веселый окрик. От кишевших проклятиями зарослей балки бежал невесть как уцелевший калека, пропавший одним из первых. Догнав потрясенную неожиданным появлением вереницу леворуких, он,

отдышавшись, ликующе произнес:

— Еле отыскал вас. Насилу отбился от этой пакости.

— Братец! Живой! — заорал опомнившийся от изумления мужик с рогатиной и кинулся на шею к глуповато улыбавшемуся везунчику. — Неужели ты спасся? Но я же своими глазами видел, как тебя утащило под землю.

— Да я притих, и меня перестало тянуть глубже. Потом просто вылез да рванул за вами по вытоптанной траве, — освободившись из объятий разрыдавшегося от счастья брата, поведал подозрительно чистый калека. — Там еще кое-кто из наших уберегся.

Будто караулившие эту фразу, из кустов балки выбрались совершенно невредимые толстяк с женщиной и, приветливо размахивая руками, поднялись по склону.

Обождав пока безудержный восторг, охвативший леворуких, перейдет в радостный галдеж, Пол-лица выкрикнул:

— Они проклятия!

— Что ты вякнул? — нарушив повисшую над отрядом гробовую тишину, вопросил обескураженный Грамотей.

— Они мертвы. Их подменили проклятия, — угрюмо изрек Пол-лица, прекрасно различая через окуляр, как сияют бирюзой стушевавшиеся везунчики.

— Ты уверен? — трусливо отпрянув от спасшихся, озабоченно вымолвил Грамотей.

— Он все врет! Хочет посеять промеж нами раздор, — проскрежетал дедок, ненавистно глядя на смертника.

— Да это точно мой братушка. Вон и шрам на лбу. Зуба нижнего нема. Смертник тень на плетень наводит, — вытирая рукавом слезы, просипел родственник везунчика.

Не говоря ни слова, Пол-лица зачерпнул из лужи с пожухлой хвоей черную жижу и принялся спокойно размазывать ее по физиономии.

— Смертник-то, похоже, того, — насмешливо осклабившись, присвистнул дедок.

— Что ты творишь?! — недоуменно таращась на смертника, выпалил Грамотей.

— Проклятия способны повторить облик погибшего, его привычки, чувства, даже мысли. Но они не сдюжат совершить того, что никогда не делал сам человек при жизни. Вряд ли кто-то из вас добровольно натирал себя грязью. А особенно пихал ее за пазуху, — щедро наваливая за шиворот жижу, растолковал Пол-лица.