Моя просьба не смутила сына. Вытряхнув содержимое ранца на диван, он ловко извлек из горы книг, тетрадей, ручек и прочих школьных принадлежностей, свой дневник, и не без гордости предъявил его. В последние недели наши общие усилия по наверстыванию школьной программы, наконец, начали приносить плоды в виде хороших оценок. Вот и сегодня всё было в порядке. Санёк увлеченно рассказывал об учёбе, и событиях школьной жизни, а я думала о том, что теперь могу быть спокойной за него.

Можно будет даже оставить его на несколько дней одного, чтобы самой съездить в Москву к Матвею, – мне так плохо без него!

Миссурск, 14 февраля

Решив воспользоваться приглашением, вечером я пришла на заседание Штаба. В небольшой комнате собралось довольно много народа – члены штаба и сотрудники издательства, готовящего женщинам региона поздравительные открытки с 8 Марта от имени Алфеева.

Даже не извинившись перед членами Штаба, которые по его просьбе собрались к назначенному времени, Алфеев первым делом занялся макетом открытки. Штабным оставалось только надеяться, что обсуждение макета не затянется.

Но дело двигалось со скрипом. Сначала Алфеев всё не мог определиться, где и как ставить свою подпись. Потом в нерешительности рассматривал раскладки, которые привезли художники, чтобы выбрать наиболее подходящий цвет для фона. Терпение моё кончилось, когда дело дошло до выбора шрифтов. Так как некоторое время я занималась издательским делом, то хорошо знала, что в этом вопросе следует полагаться на профессионалов. Опасаясь, что не удержусь от замечаний, или чего лишнего сболтну раньше времени, я вышла в коридор, и вернулась в комнату заседаний только, когда меня позвали.

В конце совещания, после обсуждения мелких оргвопросов, я попросила Алфеева о встрече наедине. Как я и рассчитывала, он легко согласился. Дождавшись, когда штабные разошлись, я села за стол прямо напротив Алфеева.

– Евгений Алексеевич,– произнесла я с притворным волнением, – когда я ездила по районам, люди мне сказали, что всем известна Ваша причастность к убийству Белова – одного из местных предпринимателей. О подобных вещах, наверное, стоило бы меня предупредить. Как теперь будем с этим работать?!

Тень досады скользнула по лицу Алфеева, но он даже не шелохнулся. Как сидел молча, подперев кулаком подбородок, и откровенно рассматривая меня, так и продолжал сидеть. Он, видимо, считал, что я, да и все остальные, должны просто верить в его абсолютную непогрешимость.

– Да у Вас, Евгений Алексеевич, на лице написано, что Вы человек жестокий и лживый, – сказала я, скривив в ухмылке губы, и с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Это как? – удивился и даже несколько растерялся Алфеев.

– У Вас большой прямой рот с тонкими губами. Это – признак жестокости.

Мне с трудом удалось не прыснуть со смеху. Имея смутное представление о физиогномике, я сказала, что вздумалось, и теперь наслаждалась собственной дерзостью и смятением Алфеева.

– Нормальные губы, – сказал он и дотронулся рукой до верхней губы. – Это усы и борода прикрывают их.

Я лишь плутовато улыбнулась.

– Ну а о лживости что свидетельствует? Тоже губы? – попытался отшутиться Алфеев.

– Нет! – Я просто сияла от удовольствия. – У Вас большие уши неправильной формы!

Возможно, я договорилась бы и ещё до чего, провоцируя Алфеева на реакцию, которая обнаружила бы его истинную сущность и отношение ко мне, но в этот момент в комнату, как хозяин, без стука вошёл Жаров.

– Она тут наговорила мне столько гадостей, – обратился к нему Алфеев.

Жаров злорадно ухмыльнулся. Я тут же встала из-за стола, и, пожелав «господам» всего доброго, покинула кабинет.

Миссурск, 15 февраля

Утром мне позвонила Грачёва.

– Не знаю что произошло, Джули Борисовна… Я очень расстроена, – чуть не плача сказала она. – Евгений Алексеевич просил передать, что он Вас уволил.

– Спасибо, что сообщили. Не расстраивайтесь, Любовь Петровна! Можно я к Вам сегодня заеду?

– Конечно, конечно, приезжайте!

Чтобы днём случайно не пересечься с Алфеевым, я приехала к Грачёвой в депутатскую Приёмную под вечер. Поздоровавшись и выложив на стол коробку конфет, я сразу перешла к делу:

– Любовь Петровна, хотите знать, что вчера произошло?!

– Что-то ужасное, – с преувеличенным сочувствием отозвалась помощница Алфеева и принялась накрывать стол для чая.

– Почему Вы так решили? – удивилась я.

– После встречи с Вами, я же знаю, что он Вас приглашал, Евгений Алексеевич приехал сюда. На нём лица не было! Он тут сидел часа полтора и ничего не делал. Просто сидел и молчал. А потом сказал, чтобы я Вам позвонила, и ушёл.

Моё сердце радостно ёкнуло от этого известия.

– Да мало ли о чём он тут думал! – с лицемерной скромность сказала я.

– Нет, – не согласилась Любовь Петровна, – я же знаю, как он Вас ценит!

– Надо сказать,– призналась я, – вчера я наговорила ему всяких гадостей, а теперь сожалею об этом. Очень сожалею! Вы же знаете, как он мне нравится! Я испытываю к нему большую симпатию.

В моих глазах появились слезы, и я внутренне похвалила саму себя за актерское мастерство.

– Понимаете, Любовь Петровна, – доверитель сказала я, – в молодости я была влюблена в мужчину как две капли воды похожего на Евгения Алексеевича. Но он оказался наркоманом. Мы с ним расстались, а позже я узнала, что он погиб от наркотиков.– Я тяжело вздохнула. – Он тоже любил меня. Получается, я его предала. А теперь вот Евгений Алексеевич…

– Не расстраивайтесь!

– Любовь Петровна, я знаю, что Евгений Алексеевич доверяет Вам больше всех.

Польщенная пожилая женщина зарделась как юная девушка.

– Передайте ему, пожалуйста, – я продолжала гнуть свою линию, – что я сожалею о случившемся. Я готова принести извинения, если он согласится со мной встретиться в любое время, в любом месте!

Взяв в руки бумажную салфетку, я принялась нарочито теребить её пальцами.

– Попробую с ним переговорить, – Грачёва тоже занервничала, сообразив, что попала в щекотливое положение. – Но только когда он сам сюда придёт. Не сегодня!

– Я многое готова сделать для Евгения Алексеевича, – добавила я. – Он мне нравится – решительный, сильный, симпатичный мужчина. Такие редко в политику приходят! Да что мне Вам объяснять! Но Жаров, Косычев, Сорокин – эти люди подставят его.

– Я тоже ему об этом говорила! У меня большой опыт участия в выборах. Но он им обязан, – я знаю. Вообще, зря он в эти выборы ввязался!

– Ввязался, значит надо выигрывать, – изрекла я уверенно, без тени сомнения или иронии. – А Вас я всё-таки прошу, поговорите с ним обо мне! Он мне действительно очень нравится. Я отношусь к нему так же хорошо, как и Вы.

Миссурск, 18 февраля

Так как известий от Любови Петровны не было, меня терзали сомнения: стоило ли делать ставку на эту женщину, сумела ли я хотя бы на время превратить её в свою союзницу?! Не было уверенности и в том, что я верно придумала, как выманить Алфеева для разговора, одновременно избавившись от контроля Жарова.

Одно я знала твёрдо: когда в ситуации так много неопределенности, нельзя позволять себе слишком много думать о происходящем, – этим можно погубить начатое дело. Я пыталась отвлечься чтением и домашними делами, но когда Грачёва всё же позвонила, и сообщила, что завтра вечером Евгений Алексеевич ждет меня в ресторане, я пришла в такое возбуждение, что тут же позвонила своим близким – брату, мужу, и Аннушке, и сообщила каждому эту радостную новость.

Оба мужчины, каждый на свой лад, попытались остудить мой пыл, указывая на то, что теперь передо мной стоят более сложные задачи и эйфория в таких случаях опасна. Аннушка же, узнав, что мне всё же удалось добиться особого внимания со стороны Алфеева, сразу посоветовала при встрече с ним проявлять больше женственности.