Как стояли, так и сели. Точнее, сел. Варфоломей Варфоломеевич. Сполз на пол по стеночке.

– Ну, здравствуй, Тихон, – вздохнув, негромко произнес он. – Испить водицы, гляжу, захотелось? Пил бы себе на здоровье. Просят тебя, окаянный, нос совать куда не след?

– Аль беда, Ахрамей Ахрамеич, приключилась какая? Чего бранитесь почем зря?

– Да знаешь ли ты, что натворил-то, парень? – устало проговорил Растрелли.

– Откуда ж мне знать?

– Ящерку ты, олух, на волю выпустил. Ох, одно горе с тобою, Тишка…

– Да вы, Ахрамей Ахрамеич, что говорите? Какое горе? Ну, выпустил подлюку. Так ведь то не по своей же воле. Кто ж ведал, что она в этом камне живехонька? Полагал, она там замурованная издохла как тыщу лет.

Растрелли опустил глаза.

Нда… Чужая вина, а стыдно. Как теперь Олег Прокоповичу в глаза посмотреть? Ну, Тиша, друг сердешный. Доставил ты хлопот всем и каждому…

Если б зодчий все ж поднял голову, он бы увидел вокруг себя три улыбчивые физиономии. Два лица и одну морду. Али Шер тоже скалился. Причина на то была.

Волк стоял посреди комнаты, и под лапой его неистово трепыхалось нечто мерзкое. Пытаясь любой ценой вырваться, пусть и хвост красный оставить. Это нечто и вызвало довольную улыбку Мартынова. А за ним и остальные повеселели. Исключая не на шутку закручинившегося Растрелли.

Олег Прокопович приблизился к волку и аккуратно перехватил из-под его лапы жертву. Ту самую ящерку, ради которой и пришлось тащиться многие часы в Царское Село. Рептилия в его руках биться перестала – лежала, словно окостеневшая. Только глазками хлопала. Натурально, как человек. Видал кто ранее, чтобы твари ползучие веками шевелили? Да у них и век-то, кажись, нет. Или…

– Да очнись ты, Ахрамеюшка. Дело сделано, попался он, окаянный. Теперь вредителю деться некуда, пока мой Лишерка его глазищами буравит. Мы, брат, с ним вдвоем – сила непобедимая. Очнись же, мастер!

Варфоломей Варфоломеевич оторвал взгляд от половиц, посмотрел на Мартынова, на волка. И на Тихона. Обошлось все? Правда? Похоже на то. Ну, и сам губы растянул, разулыбался.

– Поднимайся, – стал серьезным Олег Прокопович. – Пойдем в твой Янтарный кабинет. Только тихонечко, чтоб Лишерка взгляд с нее не спустил. А то, не дай Бог, оживет тварь, ищи-свищи ее тогда… Ну? Долго рассиживаться будешь?

Не теряя зря времени, отправились прямиком во дворец. Тихона с собою не взяли. Слаб еще, пусть окончательно в себя приходит. Да холопам в покоях царских и не место, стражники не пропустят – работы-то закончены. Мартынов десницу с Мортою держал долу, чтоб Али Шеру было удобнее взглядом его ворожить. Так и шли. Со стороны посмотришь – скоморохи заезжие. Один кажные пять секунд запинается и лыбится, что дурачок юродивый, другой словно кол проглотил – марширует, руки к телу прижав. А за ними здоровущий белый волчара семенит, словно безродная дворняга, чужого куренка от голоду да по простоте душевной умыкнувшая. Дворцовые стражники, что у ворот стояли, увидав зрелище, от хохоту чуть не лопнули. Да и пусть их, лупоглазых.

Поднялись по мраморным ступенькам, прошли галереями, да и попали, наконец, в чудо-комнату, намедни мастером Растрелли собирать законченную. Ох, и трудов им это стоило – такое-то нервное напряжение вынести. Мартынов, порог переступив, ящерку на пол тут же бросил. Правда, не без сомнений – а ну как не сработает?

Сработало. Разлетелась тварь в пыль. Слава Господу.

– Все, Ахрамеич, дело сделано. Пойдем, что ль, расслабимся? По чарочке, а? – подмигнул чародей зодчему. – Вон, и Лишерка с ног валится. Выпили из него все душевные силы. Придется на руки брать. Поможешь?

Варфоломей Варфоломеевич лишь кивнул.

Взвалили волка на плечи Мартынову. Растрелли сзади придерживал, страховал. И пошли обратно.

На стражников у ворот, только-только отсмеявшихся, новый приступ накатил.

– Сдохла псина-то? Небось, от вида царских покоев? Землицей ее прикопаете али на вертел, в очаг? – сквозь смех проговорил один. Острослов выискался!

– Вы бы языки свои не проглотили, олухи царя небесного, – улыбнулся Растрелли. – Ох, дурни…

* * *

Дома выпили вина хлебного. Под рыжики.

Али Шер спал, свернувшись в углу калачиком.

– Слушай-ка, Олег Прокопыч, – сказал Растрелли, – вот хоть режь по живому, в толк не возьму, отчего это у нас дело гладко сладилось? Подозрительно… Не кажется тебе?

– Коль кажется, креститься надо, – ухмыльнулся Мартынов и закинул в рот грибочек. – Не кисни, брат.

– Креститься… – задумчиво проговорил Растрелли. – Так-то оно так, конечно… Но на душе у меня неспокойно. Предчувствие… Поначалу добрым знаком виделось, что лишних помех не приключилось, а теперь вот… Может, у злыдня этого сподвижники на воле остались? То, что ты про него давеча сказывал, помню. Не похож Морта поступками на простеца. А?

– Понимаю я твои опасения, Ахрамеюшка. Не поверишь, сам каверз ожидал. Но тонким был наш с волком расчет. Времени поразмыслить хватило. Тут, брат, ты лишь конец всему и видел. Стратегия полной не знаешь… Некуда ему деваться, мастер. Сам же видал, как ящерка посреди янтаря в прах рассыпалась. Предусмотрителен я. Да и Лишерка не дурак…

Старец, захмелев, возгордился. Имеет право? Наверное. Хоть и грех это. Гордыня.

– Тут, брат, плюсом всему тонкий расчет присутствовал. Мы не нахрапом его взяли. Только подумай – явись на минуту позднее? Каково? Вот беда-то случилась бы…

Мартынов захмелел здорово. С двух-то чарок. Много ль старику надо? Язык развязал. Трещал без умолку. Пересказал все, что намедни хозяину, теперь и холопу его. Да и Варфоломей Варфоломеевич не без удовольствия послушал. А вдруг упустил что при первом разе? Хотя, нужны ли теперь эти сведения, когда все благополучно завершилось. Нет, наверное. И, тем не менее, не перебивал. Понимал, что соскучился Олег Прокопович по человеческому обществу. Жить в лесу хорошо, слов нет. Но звери-птицы одиночества не скрасят.

Наконец, стихло в горнице. Уснул Мартынов прямо за столом. Пришлось с Тихоном на лавку переносить. На ту самую, что последние недели холоп занимал. Когда недужил.

Вернулись за стол. Варфоломей Варфоломеевич чарку налил. Себе. Тишке пальцем погрозил. Мол, рано тебе еще на вино налегать. Молод. Да и после болезни не совсем оправился. Слаб.

В оконное стекло ударили первые капли дождя. Грозовые облака, которых еще четверть часа тому не наблюдалось и на горизонте, затянули небеса черным покрывалом. Растрелли раскрыл было рот, да молния сверкнула и грохнуло так, что слова с языка не слетели. Испугались будто.

– Тиша, послушай-ка, – произнес Варфоломей Варфоломеевич, дослушав грозную музыку неба.

– Да, Ахрамей Ахрамеич? – отозвался холоп.

– Ты б жизни вольной хотел?

Тихон вскинул брови и в недоумении уставился на барина. Он, что, рассудка лишился? Ничего холоп не ответил. Лишь нос почесал. Да поморщился.

– Я тебе, Тиша, вольную грамоту решил оформить, – говорил меж тем Растрелли. – Ты не пугайся, парень. Сделаем все чин чином. В приказе зарегистрируем. И никто тебя в темницу не заточит, ноздри не вырвет…

– Не страшусь я за ноздри-то, Ахрамей Ахрамеич, – подал голос холоп. – Только эта… Не нужна и даром ваша воля. К вам я привыкший. Да и вы без меня как? Не гоните, барин. Христом Богом прошу! Кому я на вашей воле нужен? С голодухи помру, с холоду… Оставьте, а?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.