Прошло почти полчаса, а ягненок до сих пор жалобно блеял. Странно. Почему хищник не дал о себе знать? Может, он ушел отсюда? Сменил логово? Нет, вряд ли. Царь зверей не станет незаметно покидать своей резиденции. Иначе, какой же он царь?

* * *

Да. На этот раз все было по-другому. Эхна еще спал, когда в его опочивальню проник старец. За такой проступок рабу следовало отрубить голову, а мозг иссушить на солнце. Подобное во дворце практиковалось традиционно. Любой проступок раба, даже самый безобидный, карался жестокой смертью немедленно. Чтоб остальным неповадно.

Но сегодняшний случай был исключительным.

Агеф торопливо разбудил наследника и зажал ему ладонью рот, чтобы тот случайно не вскрикнул. Из глаз старца на мальчика глядел сам воплощенный ужас. Эхна никогда не видел учителя в похожем состоянии. Что произошло?

– Друг мой, быстро одевайся и ступай ко мне в хижину. Буду ждать тебя там. Поторопись.

Старик буквально растворился в воздухе. Только что стоял над ложем, и его уже нет.

Наследник медлить не стал. Он понимал, что если раб посмел проникнуть в опочивальню будущего фараона, то случилось что-то из ряда вон выходящее.

Торопливо одевшись и наскоро ополоснув лицо в мраморной чаше, стоявшей возле ложа, Эхна стремглав сбежал вниз по черной лестнице и уже через минуту сидел напротив учителя в скромной хибарке, стоявшей на самом краю скотного двора.

Что случилось? Отчего такая паника?

– Мальчик мой, сегодня твой отец, наш Великий Амо, отправился в пустыню, чтобы привести оттуда в столицу неведомое нам зло. Он не знает, что его ждет. Я накануне пытался отговорить фараона от безрассудного поступка, но разве Сын Солнца послушает какого-то старого раба? Над моими словами он лишь рассмеялся и приказал стражникам вытолкать меня взашей. О, солнцеликий Атон, Аменхотеп не ведает последствий! Не знает, бедный, того несчастья, что сам готов привести в собственный же дом.

– Постой, Агеф! Какое зло? О чем ты? Я сотни раз и сам был в пустыне, но самый ужасный хищник, что там живет, это самум, засыпающий караваны песком. Но ведь самум не живой. Это лишь ветер, как ты говоришь. Шутка природы, пусть и недобрая. Или я чего-то не знаю?

– Нет, Эхна. Самум даже Сыну Солнца не поймать. Да он и сам на город не пойдет. Нечего ему здесь, где все могут укрыться-спрятаться, делать. Амо пошел за львом. И Атати, сестра твоя, с ним. Услыхал я от разведчиков, что вчера этого льва встретили – зверь огромен и с огненной гривой, а сам седой. Вот, посмотри-ка, что я среди старинных свитков отыскал.

Агеф положил перед мальчиком потрепанный мидийский пергамент, на котором древним, непонятным языком было сделано, по-видимому, киноварью всего одиннадцать знаков.

– Это на клозском. Клозами звали моих давних предков, которые жили на нынешних землях сирийских. То было маленькое разбойничье племя. Оно поклонялось одной лишь Виноградной Лозе и кроме нее не знало других богов. Клозы прятались в естественных пещерах мягких прибрежных скалах, которые годами расширяли и углубляли, превращая в настоящие дворцы. В чужие земли они воевать не ходили, но и через свои дороги путников не пускали. Отбирали у путешественников, будь то купцы или воины, все ценности, а самих увозили в пустыню, где оставляли на верную смерть с небольшим запасом горькой морской воды. За такую жестокость Солнце их и покарало – наслало на нечестивцев Ал Ишеру. Тот, явившись, погубил весь народ, вселив в дружное некогда племя раздоры и болезни. Кто от клинков соседей не погиб, тот от язв на теле сгнил заживо.

– Ал Ишера? Кто это? Я о нем нигде и никогда не читал. Да и от тебя впервые слышу.

– О нем в Египте не знают. Кроме этого пергамента, других упоминаний, пожалуй, и не отыскать. Манускрипту сему девять веков, или более. Но никак не меньше.

– А что, люди и тогда знали письменность?

– Знали, мальчик мой. Сколько веков существует человек, столько и существует рукописное слово. Не были б люди иначе людьми. Но речь сейчас не о том. Если в живых останемся, я тебе много еще чего поведаю. А пока слушай…

Ал Ишера явился клозам в облике седого льва с огненно-медной гривой. В племени львов до сих пор не видали, поэтому и не знали – правильный его облик иль нет. Но вид зверя их поразил, хоть и не сильно напугал. Вождь клозов вышел навстречу Ал Ишере, упал пред ним ниц. Дело в том, что гривастую голову Ал Ишеры венчало сплетение из виноградной лозы. Ты, наверное, и сам догадался, что для нечестивцев подобное представилось не иначе как божественным знамением.

В общем, устроили они пир. А тут себе на голову караван иностранных купцов, не ведающих традиций племени, по их дороге проходил. Клозы во хмелю караван ограбили и ну куражиться над торговыми людьми. Никого, правда, не зашибли, не прирезали. Другая потеха у них имелась, я тебе уж говорил.

Дали они каждому пленнику по бурдюку с морскою водой и вывезли в пустыню. И Ал Ишеру, доброго посланника богов, как они посчитали, с собою взяли. Мол, в честь тебя, Великий Вестник, жертва эта. Смотри, как мы Лозу почитаем!

Под жарким солнцем клозов разморило, еле добрались они обратно до своего города. А зверь куда-то исчез. Никто не придал этому значения. Боги ж. У них свои обычаи. Явился, проверил, жертву принял. Да обратно на небеса взошел. Что тут особенного? Людям небожители неподвластны…

Уже смеркалось, когда клозы, закончив прерванную пирушку, начали разбредаться по пещерам. Вот тут-то и явился их пропавший гость. Шел он по главной городской дороге прямо к пещере вождя. И в зубах что-то держал…

Люди смотрели на льва и мгновенно трезвели. Не припоминали они, чтоб вождю подарки кто-то дарил. Пусть даже бог в зверином обличии. Правитель себе все сам добывал – такие уж традиции за века сложились. На стороннюю милость народ не уповал, потому как сам был жестокосердым.

Ал Ишера лег перед пещерою вождя, но ношу свою из зубов не выпускал, ждал, пока сам хозяин явится. Тот же себя долго упрашивать не стал – вышел к чудному зверю. Тут и покатилась к его ногам выпущенная из зубов льва штуковина.

Дар оказался жутким. Циклопов череп с одной глазницею, а в глазнице той вставлен плоский зеленый камень величиной с ладошку. Вождь онемел от изумления и страха, но превозмог. Принял дар. Лев же поднялся и неспешно удалился. Ушел в ту же сторону, откуда намедни появился. Прямиком в пустыню…

На город опустилась черная ночь. Без луны и звезд. Пещеры окутала такая густая тьма, что, казалось, она силой проникала в человеческое нутро, мешая дышать полной грудью. Город окутал тяжелый неспокойный сон. А наутро, когда все проснулись, светило солнце, с моря дул ласковый зефир, и, со стороны казалось, что ничего не переменилось. Но, увы. Все стало не так, как раньше.

Да, вождь принял подарок. Коснулся его своей плотью. Значит, клозы были обречены. Хоть пока о том и не знали.

Камень из глазницы черепа с помощью кинжала вынули. Был тот смарагд красы дивной, но огранки невиданной. Большое поле одно, а мелких граней не перечесть – играли они на солнце такими цветами, что над диковиной застыла маленькая радуга. Клозы ликовали. А как же, дар бога Лозы Виноградной, да еще и принесенный гонцом его. Это ли не знак великой благодати?

Наивные! Поверили, что станут теперь если не бессмертными, то самыми богатыми и сильными…

Однако смарагд, вынутый из страшного своего оклада, был не слишком чист. Ну, вождь и решил промыть его. Когда ж подали чашу, наполненную из ключа, и опущенный камень лег на ее дно, вода окрасилась в прозрачный пурпур. Что это? Неужели… лучшее виноградное вино, какого на земле еще никто не курил?

Вкус напитка заставил забыть обо всем на свете. Хотелось наслаждаться им бесконечно. Ручейки мыслей сливались в одну мутную реку. Наслаждение… Какое наслаждение! Но когда хмель из голов уходил, люди были готовы на все. Убить брата, друга, жену, растерзать собственных детей – лишь бы снова отведать божественного нектара…