– Сколько пулемётов обнаружено у противника?

– Пять огневых точек, – ответил капитан, – особенно беспокоит пулемёт под танком.

Командир полка прильнул к стереотрубе. Я попросил у капитана бинокль, а Саня с Гришей стали смотреть в оптические прицелы. Перед нами раскинулась низина. По военной карте было известно, что в низине должен протекать ручей, по которому проходила граница между Белоруссией и Литвой. В бинокль я разглядел ручей, заросший по берегам кустарником. Низина заканчивалась пологим берегом, на котором виднелись кучки свежей глины. Это брустверы немецких окопов. Ближе к ручью, не далеко от окопов, стоял танк, со звездой на башне. Капитан объяснил, что это советский танк, подбитый в сорок первом году. Местные жители рассказывали о большом бое, происходившем в здешних местах. С тех пор танк здесь и стоит, а немцы использовали его, установили под ним пулемёт.

– Да, это танк устаревшей марки, – уточнил подполковник. – Теперь такие не выпускают.

– Мы обстреливали танк из миномёта, но бесполезно, – сообщил капитан, – слишком много брони сверху.

Командир полка отошёл от перископа и подозвал меня поближе:

– Старшина, вся надежда на тебя, произнёс он, положив мне руку на плечо, и с озабоченностью добавил:

– Только будь аккуратнее, не нарвись на мины. Даю тебе в помощники вот этих двух балбесов, – показал он на Гришку и Саньку. – Ваша задача уничтожить пулемётчиков под танком. Там их двое или трое.

Нас проводили в расположение хозвзвода батальона, чтобы снарядить в путь. Всё лишнее из карманов и вещмешок пришлось оставить у старшины. Он выдал нам по пятнистому масхалату, по противотанковой гранате, по плитке шоколада и по фляжке с водкой. Пить водку для храбрости снайперам запрещалось, её выдавали на случай ранения, как обезболивающее и дезинфицирующее средство.

После этого, перебежками, мы спустились к ручью и спрятались за его глинистый берег. Немцы усилили стрельбу, возможно, заметили нас. Оказавшись в мелководье, чтобы не промочить сапоги, я поднялся на камень, пригнувшись от пуль. Мои зубы отбивали дробь, хотя я не озяб. Ребята, потянулись за фляжками с водкой, и спросили у меня разрешения сделать по три глоточка. Я кивнул головой в знак согласия, боясь, что отвечу им дрожащим голосом, и они уличат меня в трусости. С жадностью я отхлебнул из своей фляжки крупный глоток, отчего поперхнулся. Ребята тоже выпили, но спокойно, будто воду. Меня всего передёрнуло, до того противная была водка. Гриша заметил мою гримасу.

– Ты чего, Коля, никогда водку не пил? – спросил он.

– Пробовал, но та, какую пробовал, была помягче.

– Конечно, на фронт хорошую водку не пришлют, – высказал своё мнение Саня. – Солдата всё равно убьют, так зачем добро переводить.

Выпив понемножку, мы дополнили фляжки из ручья, чтобы нас не обвинили в нарушении приказа. Фляжки снова стали полные. Меня подташнивало, и я закусил кусочком шоколада. Жар разливался по всему телу, дрожь пропала. Я вспомнил о маскировке, нарвал торчащие над ручьём ветки кустарника и воткнул их в петли на капюшоне масхалата. Ребята повторили мои действия, тоже замаскировались, и наши головы стали похожи на пушистые кустики. От ручья до танка, под которым засели немецкие пулемётчики, было около трёхсот метров. По берегу, за мелким кустарником, начинались заросли высокой травы и бурьяна. Это позволяло скрытно подобраться к танку, но в то же время, колыхание травы, могло привлечь внимание противника. Саня нашёл промятый кем-то след в траве, подал нам рукой знак, и первым полез туда на четвереньках. Мы с Гришей полезли за ним. С немецких позиций часто стреляли, с русских позиций тоже, и над нашей головой посвистывали пули Мне, казалось, что стреляют именно в нас, хотя я понимал, что это обычная стихийная перестрелка. Сильного, сковывающего, страха я уже не испытывал, наоборот, мозг работал чётко. У меня был бинокль, который дал комбат, и я ждал момента, чтобы понаблюдать за противником. Местами трава оказывалась ниже, поэтому приходилось ползти по-пластунски, затем, если трава, вдоль промятого следа, становилась опять высокой, пробирались на четвереньках, хотя это не по правилам, но так быстрее. Я полз за ребятами последний, и, выбрав удобный момент, сказал им, чтобы остановились. Осторожно приподнявшись над травой, я стал наблюдать в бинокль. Танк всё ещё находился далеко от нас, примерно за двести метров. На таком расстоянии можно уже прицельно стрелять, но под танком в темноте немцев было не видно. Тогда я принял решение подобраться поближе и дал команду двигаться дальше.

Через несколько метров пути, Саня вдруг остановился и выругался, затем испуганным голосом крикнул:

– Здесь мина! Я чуть на неё не напоролся! Что будем делать?

Я предупредил ребят, чтоб не шумели и отползли назад.

– Давайте, я сам посмотрю, меня учили мины обезвреживать.

В примятой траве торчала противопехотная мина советского производства.

Обезвредив её, я сказал ребятам, что мы родились в рубашке, ведь могли все погибнуть.

– Наверное, ночью наши разведчики поставили, – предположил Саня.

По его бледному лицу было видно, что переволновался. Когда он стал закуривать, то руки у него тряслись. Затем он снял с ремня фляжку, и, отвинчивая с неё крышку, предложил:

– Давайте выпьем водки ещё по глоточку.

– Ты что. Нас под трибунал отдадут, – возразил я.

– Наивный ты человек, – усмехнулся он. – За осушение фляжки пока никого под трибунал не отдавали. Мы же по глоточку, чтобы нервы успокоить.

– Если выполним задание, даже к орденам представят, – уверенно добавил Григорий. Он тоже уже держал в руке свою фляжку и отвинчивал крышку.

Ребята выпили без моего согласия, а я не стал пить водку, но не из-за страха перед трибуналом, а чтобы не ослабла внимательность и меткость. Я к водке был не привыкший, и даже один глоток мог на меня подействовать.

С первого знакомства эти парни мне не очень понравились. Но сейчас я стал к ним присматриваться и чувствовал, что мы подружимся. Гриша располагал к себе больше, чем Саня, наверное, добродушной улыбкой и доверчивым взглядом. Обоим парням было по двадцать пять лет, но Саня выглядел старше за счёт седины на висках. По его поступкам и упрямству, было понятно, что по характеру он лидер. Такие парни мне не нравились, но тут друзей выбирать не приходилось.

Осмотревшись по сторонам, и оценив обстановку, я предложил ребятам:

– Давайте разделимся. Я возьму на себя пулемётчиков под танком, а вы отползёте на фланги, метров на сто от центра, и займётесь другими огневыми точками. Согласны?

Парни согласились и поползли в разные стороны, а я продолжал пробираться по промятому следу, который вёл пока к танку. «Кто этот след промял? – задавал я себе вопрос. – Может быть, наши солдаты хотели забросать пулемёт гранатами?» Между тем немецкие пулемётчики продолжали периодически стрелять короткими очередями. Видимо, у них патронов было много. Через несколько метров тропа закончилась. Трава здесь была примята на двухметровом пятачке, тут же я заметил пятна крови. Кого-то на этом месте ранило. Рядом находилась свежая воронка, на дне которой блестела вода. Приблизившись к танку, примерно на сто метров, я заметил под ним в проёме между гусениц, желтоватое пятно, которое то появлялось, то исчезало. Пулемёт грозно заработал, посылая пули над моей головой в сторону наших позиций. Рискуя попасть под огонь, я приподнялся над травой и взглянул в оптический прицел. Как и предполагалось, жёлтым пятном было лицо пулемётчика, но в тени под танком я не разглядел, как он выглядит. В этот момент в моём подсознании мелькнула мысль, что стреляю в живого человека, но многомесячные тренировки в снайперской школе автоматически настроили меня на заученные действия. Быстро прицелившись, я плавно нажал на спусковой крючок винтовки. Раздался выстрел, и пулемёт замолк. В прицел вновь заметил другое лицо, видимо, к пулемёту приблизился второй пулемётчик, и его тоже сразила моя пуля. Где-то на левом фланге прогремел одиночный выстрел. «Это, наверное, Гриша действует» – подумал я, и стал прислушиваться к правому флангу, но в этот момент вой снарядов и взрывы на немецкой стороне, всё заглушили. Наша артиллерия начала артобстрел. Некоторые снаряды взрывались, не долетая до немцев. Я испугался, как бы в меня не угодили, и пополз назад, надеясь спрятаться в той воронке, которую видел. Однако случайно наткнулся на старую воронку, заросшую высоким бурьяном. В фильмах кинохроники, обычно наши солдаты бегут в атаку с криками «УРА». Оглянувшись назад, я вдруг близко увидел красноармейцев, в касках, неторопливо и молча идущих в сторону противника. Их было очень много. Шли они с винтовками наперевес. По их шаткой походке, как они спотыкались, я понял, что бойцы были пьяные. «Неужели, с двухсот граммов фронтовых, их так развезло? – подумал я. – Пожалуй, они примут меня за Фрица и пристрелят». Решение пришло быстро. Я нарвал пучок травы, забрался в высокий бурьян на дне воронки и кинул на спину эту траву для маскировки. Затем, не шевелясь, стал ждать, будь что будет. К моему счастью, солдаты прошли мимо. Меня не заметили. Потом я смотрел им в след и на фланги, пытаясь увидеть Гришу и Саню. Что дальше делать, куда идти, командир полка об этом ничего не сказал. Из рассказов Пчелинцева – моего наставника в снайперской школе, мне был известен случай, когда снайпер заблудился, отстал от своего подразделения, и его расстреляли за дезертирство. Чтоб этого не случилось, я пошёл вперёд догонять атакующих. По пути спохватился и снял масхалат, оставаясь в шинели, чтоб быть похожим на красноармейца. Иначе тоже могут не понять, кто я такой. Впереди большой стрельбы не было, немцы сдавались в плен. Наши солдаты вытаскивали перепуганных Фрицев из окопов за шиворот, и пинками загоняли в строй. Многие из них и в шеренге продолжали стоять с поднятыми руками.