– Вон стоит парень в военной фуражке, – показала она на Сергея подружкам, – мне он нравится, симпатичный.
– Да, мне тоже он нравится, – согласилась старшая Чернова, а младшая её сестра возразила:
– А мне больше нравится вон тот парень, – указала она на парня, приехавшего из села Торопова, – Давайте потом нападём на него.
– Ладно, – согласились девушки. И после этого подошли к Сержпинскому. Соня первая повисла у него на шее.
– Что такое? – воскликнул он от неожиданности.
– Так надо, – крикнула другая девушка, обхватив его с боку. Третья подставила ему подножку, и Сергей упал в снег. Его военная фуражка свалилась с головы и покатилась под горку. В этом месте, за бараком, был небольшой, пологий спуск к полю. Здесь, обычно, деревенские ребятишки катались на санках с горки. К вечеру стало подмораживать, ноги скользили. Сергей вырвался от девчонок, встал на ноги, но поскользнулся и снова упал.
– Попался, не убежишь, – радовалась Соня, вновь навалившись на него. Её ещё детское личико оказалось сверху над его лицом. Он почувствовал её приятный запах каких-то духов, вперемешку с запахом мёда, машинально прижал её к себе и поцеловал в губки. Она сразу отпрянула, с возгласом:
– Это не прилично так делать.
Соня отошла от Сергея, огляделась по сторонам, но кроме подружек на них никто не обращал внимания. Дело шло к вечеру, сгущались сумерки, но, не смотря на это, народ веселился, играла гармонь, и под её звуки бабы водили хоровод. Из-за толпы выбежала Лариса.
– Соня, папа велел всем идти в гостиную, – сказала она, и, увидев Сергея, добавила:
– Вас тоже туда приглашают.
В гостиной стоял длинный стол, длиннее, чем обычно, накрытый красивой шёлковой скатертью, на столе были расставлены фарфоровые тарелки и серебряные столовые приборы. Матрёна и старшие дочери Верещагины носили в кастрюлях и больших фарфоровых супницах тушёную картошку, салаты из яиц под горчичным соусом, и другие блюда. В гостиной вкусно пахло солёными огурцами и жареным мясом. Посреди стола в широкой тарелке стоял жареный гусь, с яблоками. Торжественный и праздничный вид в гостиной, придавали шёлковые шторы на окнах, которые вешали только по особым случаям.
Жених и невеста вошли в гостиную, когда там было ещё не много народу, все стояли по сторонам комнаты и не садились. Семён Александрович уставший, но с радостью в глазах, поприветствовал Серёжу Сержпинского, вошедшего в гостиную вслед за девочками. Он пожал ему руку и спросил:
– Чем теперь, Серёжа, занимаетесь? Где служите? Я слышал, вы работаете охранником?
– Да, я работал охранником, но теперь работаю в школе учителем рисования и черчения, – с гордостью ответил Сергей.
– Учитель – это благородная профессия, – похвалил Семён Александрович.– Проходите к столу, присаживайтесь.
Когда все гости собрались в своём кругу, без крестьян, то вновь поздравили новобрачных, крикнули им «горько». На улице совсем стемнело, оттуда слышались пьяные голоса и свадебные песни.
Сначала за столом было относительно тихо, гости мирно жевали, не спеша ели, потому что до этого уже наелись, а затем начались разговоры о ситуации в стране, кто-то что-то слышали или читали в газетах. Сергей Воденков встал из-за стола, видимо уже был, изрядно выпивши, и громко произнёс:
– Тихо, господа, товарищи! Я сейчас прочитаю вам лекцию о положении в нашем государстве. Я служу в чрезвычайной комиссии и хорошо осведомлён.
Он указал на кобуру с пистолетом, висевшую у него на ремне, и продолжал:
– У большевиков ситуация складывается очень плохая. Их власть висит на волоске. Мы в чека, в большинстве, стоим за Россию, чтобы всем жилось свободно и вольготно. Но наш начальник пока ещё на стороне большевиков. Как только в Москве их власть рухнет, так и мы сразу выступим на стороне народа. В любой момент власть может перемениться.
Сергей сделал паузу, и оглядел присутствующих. Петя Верещагин удивлённо смотрел на него и бросил реплику:
– Значит, с крестьян зерно брать не будут?
– Пока будут, но ограниченно, только в добровольном порядке. Наш Даниловский военный гарнизон отказывается участвовать в продразвёрстке, потому что там служат, в основном, парни из крестьянских семей.
Семён Александрович не ожидал, что разговор повернётся на такую болезненную тему, о продразвёрстке. Он с места дополнил оратора:
– А вы знаете, господа, что продразвёрстку придумали не большевики, это изобретено ещё в 1916 году при царе. Но только тогда платили деньгами. А сейчас деньги обесценились, и их никто не берёт из-за низких расценок.
Не дожидаясь, когда Семён Александрович закончит свою мысль, Григорий, до этого молча сидевший за столом, начал сам говорить:
– Я езжу по разным деревням, закупаю мясо для своего магазина. И должен вам сказать, что деньги за мясо мало берут, я, в основном, меняю его на одежду, которую мне приносят в магазин в обмен на продукты.
– Да-а, вот так дела-а… – рассуждали все сидящие за столом, – когда же деньги опять наберут силу…
Этот злободневный вопрос всех беспокоил, люди измучались выменивать одни продукты на другие, у многих зажиточных граждан даже одежды оставалось мало, чтобы её выменивать на продукты. Многие торговцы и купцы начали в городе разводить свиней, чтобы себя как-то прокормить. О простых Даниловцах, ремесленниках, говорить не приходилось, они еле сводили концы с концами. Большинство горожан имели огороды, держали скотину, но им этого на весь год не хватало.
Сергей Воденков продолжил свою мысль:
– Так вот, господа, товарищи, я хочу сказать, что наша чека занимается контролем над магазинами, чтобы там принимали деньги. Но все в Данилове между собой связаны, каждый торговец имеет знакомства с властями и прикрывается ими. Решить эту проблему в Данилове не возможно. Да, наверное, и во всей нашей стране. Положение у нас тяжёлое: Советское правительство объявило об аннулировании Брестского мирного договора с Германией и война продолжается. На побережье Чёрного моря началась англо-французская интервенция, на севере тоже проходит фронт, Сибирь вплоть до Урала под контролем адмирала Колчака, на юге возникли разные отдельные государства. Так, что у нас осталась только центральная часть России.
После этого он сказал: «У меня всё», и сел на своё место.
Люди, сидящие за столом, не все внимательно слушали лекцию и разговоры о политике. Многие разговаривали между собой, жених и невеста кокетничали, угощали друг друга мороженым, которое приготовили в своей мороженице. Соня принесла ещё несколько порций мороженого, с веранды, и стала угощать им других гостей, в том числе Серёжу Сержпинского и его маму Евпраксию Павловну.
Евпраксия Павловна отказалась от мороженого и сказала, что на улице стало темно и пора ехать домой, Серёже завтра надо идти в школу на работу. Она напомнила об этом остальным Даниловцам, и они начали собираться уходить, благодарили хозяев за угощения. Все вышли их проводить, и вскоре, коляска с гостями медленно стала удаляться, и вот, совсем скрылась в темноте.
На улице гулянье продолжалось. Неподалёку горел большой костёр, освещая всё вокруг, в разных концах деревни бабы пели песни, где-то за углом хихикали девчонки, вдалеке играла гармонь.
У Пети Верещагина настроение было хмельное, ему хотелось измерить свои силы, и он предложил побороться родственнику Смирновых. Ему на вид было около тридцати лет, и он был выше Пети на полголовы, крепкого телосложения и, как его представил Пётр Егорович – бывший подпоручик. Но родственник бороться отказался, ссылаясь на своё ранение после фронта. Звали его Борисом.
Снова оставшиеся гости сели за стол, Смирновы согласились остаться переночевать, и спешить им было некуда. Пете понравился Борис, своей военной выправкой, и умением сохранять спокойствие, не смотря ни на что. Услышав о положении в государстве Российском, он оставался невозмутимым и часто приветливо всем улыбался, как это делали англичане. Петя подсел к нему, так как места за столом освободились, и стало свободнее. Девушки Верещагины принесли из музыкальной комнаты мандолины, балалайки и гитары, начали тихонько играть. Невеста тоже присоединилась к ним.
