– Руннские горы – часть моего королевства. Следовательно, Кирена – одна из моих подданных. Думаю, это обстоятельство оставляет за мной право решать, жить ей или умереть.

– Вы оба находитесь во власти моего шабаша, – прорычала Манона. – Отойди.

– Да неужели? А я и не знал.

Над лагерем пронесся необычайно холодный ветер. Обычно такой дул только в небе, и то если забраться слишком высоко.

Дорин вдруг подумал, что мог бы убить их всех. Лишить воздуха или сломать шеи. Всех тринадцать вместе с их драконами. От этой мысли в его душе появилось еще одно пустое место. Интересно, как его отец выдерживал подобную силу? Как с нею справлялась Аэлина?

– Возьмем ее с собой и на следующей стоянке расспросим подробнее.

Манона оторопела:

– Ты мыслишь взять с собой вот это существо?

В ответ паучиха обернулась бледной темноволосой женщиной. Невысокого роста, неприметной, если оставить без внимания эти будоражащие черные глаза. Отнюдь не красавица, но не без странного обаяния: древнего и очень опасного, которое было невозможно скрыть даже под таким обличьем. Новоявленная женщина оказалась совершенно голой и загораживалась от ветра, обхватив тонкими руками худенькие плечи.

– Такой облик тебя устроит? – спросила она Манону.

– А ночью она вернет себе истинный облик и порвет нам глотки? – спросила ведьма у Дорина, не ответив на вопрос паучихи.

Дорин лишь наклонил голову. На кончиках пальцев поблескивали льдинки.

– Можешь ее не опасаться, – ответил он ведьме.

Кирена затаила дыхание.

– Редкий магический дар, – сказала она, и ее взгляд сделался голодным. – И редкий король, обладающий им.

Услышав столь грубую лесть, Дорин нахмурился.

Манона оглянулась на Астерину. Губы ее заместительницы были плотно сжаты. В глазах – настороженность. Соррель, стоявшая поблизости, сердито смотрела на преобразившуюся паучиху, но руку с эфеса меча убрала.

Подчиняясь молчаливому сигналу, ведьмы отряда Тринадцати разошлись, готовые оседлать драконов. Кирена следила за ними. Ее жуткие, бездушные глаза постоянно моргали. Потом у нее застучали зубы.

– А ты сегодня… другой, – бросила Дорину Манона.

Он невозмутимо пожал плечами:

– Если хочешь, чтобы твою постель согревал тот, кто робеет от каждого твоего слова и подчиняется каждому приказу, поищи в другом месте.

Взгляд Маноны зацепился за шрам на горле Дорина.

– Я так еще и не убедилась, короленок, что тебя самого стоит оставлять в живых, – прошипела она.

– И чем, ведьмочка, я могу тебя убедить?

Он даже не пытался скрывать чувственное обещание, звучавшее в его словах, и их резкость.

На виске Маноны дрогнула жилка. Дорина окружали существа из легенд. Ведьмы, паучиха… Возможно, и сам он был персонажем одной из книг, которые еще давно, в бытность стеклянного замка, приносил читать Аэлине. Тогда она звалась по-другому и в замке находилась не по своей воле. Но никто из них не выдержал бы разверзшейся ямы, что была у него внутри.

Хмуро поглядывая на босые ноги, Кирена растирала озябшие бока. Движения ее подозрительно напоминали шевеление клешней.

Когда он узнает от этой твари все, что нужно, проникновение в Морат… все равно останется сродни самоубийству.

Дорин вновь почувствовал на себе тяжелый взгляд Маноны, но не отвел глаз и не поежился, даже когда она сказала:

– Если тебе настолько не дорога своя жизнь, что ты готов поверить этой твари, изволь, бери ее с собой.

Это звучало как вызов. Как призыв смотреть не в сторону Мората и не на паучиху, а заглянуть вглубь себя. Ведьма ясно увидела, чтó гложет ему грудь, словно такое же чудовище обитало и в ее душе.

– Довольно скоро мы убедимся, правду ли она сказала о крошанских ведьмах.

Кирена сказала правду. Во время ее речи эфес Дамариса потеплел. У Дорина был свой расчет. Встреча с крошанками отвлечет Манону и остальных ведьм ее отряда. Вот тогда-то он и вытащит из Кирены все необходимые сведения.

Манона повернулась к отряду Тринадцати. Ведьмы нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– Вылетаем. К вечеру доберемся до крошанского лагеря.

– И что потом? – спросила Астерина.

Только она была вправе задавать подобные вопросы.

Манона направилась к Аброхасу. Дорин пошел следом, бросив Кирене плащ, который хранил про запас. Его магия тащила паучиху за собой.

– А потом мы осуществим наш маневр, – уклончиво ответила Манона.

Она смотрела не на соратниц, а куда-то на юг.

Что ж, у ведьмы были свои тайны. Может, такие же мрачные, как его собственные?

Аэлина очнулась в полной темноте. В черноте тесного пространства.

Стоило немного раздвинуть локти, и они уперлись в боковые стенки ящика, заставив лязгнуть цепи. Если чуть пошевелить босыми ногами, тоже упрешься в нижнюю стенку.

Аэлина подняла связанные руки к крепкой железной крышке, находящейся почти у самого лица. Провела пальцем по вихрям и солнцам, вычеканенным на внутренней поверхности крышки. Таков был приказ Маэвы. Пусть Аэлина никогда не забывает: этот ящик был сделан для нее, задолго до ее рождения.

Почувствовав холод и шершавость металла, Аэлина сообразила: на ее руках нет железных рукавиц.

Кэрн снял с нее рукавицы или забыл надеть. В прошлый раз он держал ее руки в рукавицах над жаровней, пока металл не раскалился докрасна и она не стала кричать. Долго она тогда кричала…

Аэлина уперлась ладонями в крышку и надавила, пытаясь ее поднять.

Она же знала: одна рука у нее сломана. Оттуда торчали обломки кости. Теперь рука была цела. Может, ей намеренно внушали мысли о покалеченной руке? Сейчас она не чувствовала в руке никаких повреждений, она была здоровой, как до плена.

Ей внушали не только мысли, но и воспоминания. Навязывали их реальность, требовали принять как часть событий ее жизни.

Аэлина что есть силы надавила на крышку. Та чуть поддалась, но тут же опустилась снова. Аэлина сделала вторую попытку. У нее бы давно не осталось никаких сил, если бы не целители Маэвы. Те не давали ее мускулам усохнуть от постоянной неподвижности.

Снаружи донеслось тихое поскуливание – предупреждение от Фенриса.

Аэлина опустила руки. Через мгновение щелкнул замок и дверь с отвратительным скрипом открылась.

Судя по звуку шагов, Кэрн торопился. На то должна быть причина.

– Справь нужду в коридоре и жди у двери, – приказал он Фенрису.

Кэрн подошел к ящику. Остановился. Аэлина сжалась. Заскрежетала снимаемая крышка. В глаза ударил свет жаровен. Аэлина заморгала, но не шевельнулась.

Ее цепи крепились внутри ящика. Эту особенность Аэлина прочувствовала на себе.

Кэрн молча отстегнул цепи от железного ушка. Вытаскивая Аэлину из ящика и перемещая на алтарь, где имелось такое же ушко, истязатель находился в наибольшей опасности. Пусть Аэлина и связана по рукам и ногам, он предпочитал не рисковать.

Так поступил он и сегодня, хотя рукавицы надевать не стал.

Возможно, он недоглядел и они расплавились на жаровне вместе с лоскутами ее кожи, приставшими изнутри.

Кэрн рывком поставил ее на ноги. В дверях неслышно появилось с полдюжины караульных. Судя по лицам, их ничуть не ужасали зверства, творимые с Аэлиной.

Этих фэйцев она уже видела. Там, на залитом кровью берегу.

– Варик, – произнес Кэрн.

Караульный вошел. Фенрис находился у двери – волк величиной с пони. Возле его шеи замер меч Варика.

Кэрн дернул цепь и потащил Аэлину за собой к двери, где изваяниями стояли караульные и послушно лежал волк.

– Одно твое движение – и он сдохнет, – предупредил Аэлину Кэрн.

Ей каждое движение давалось с трудом. В таком состоянии нечего и думать о побеге. Но Кэрну она ничего не ответила.

Ее окутало тяжестью.

Аэлина не сопротивлялась, когда ей на голову надели черный мешок и повели к выходу. Идя по коридору, она не пыталась сбросить колпак, хотя считала ступеньки и повороты.