Эребор ныне вырван из челюстей тьмы, свободен, оживает. Казавшееся несокрушимым могущество Смауга повержено, в его погибшем огне выковал свою корону король Бард. Но есть еще одно место, еще одна великая твердыня прошлых лет, где долгие века в священных залах хозяевами - ужас и мрак. Этому должен настать конец, и в кровавой кузне Битвы, бросив сотни жизней в страшное это горнило, Создатель выковал того, кто сделает это.

Торин слишком долго истекал кровью после того, как драконьи когти вырвали из его жизни родину, слишком стремился вернуть себе свое по праву, чтобы оставить это ради чужих земель. Фили был из другого металла выкован. Он был защитник, не захватчик, и не пошел бы за войной, если бы та сама не явилась. А война должна быть начата.

Создателю нужен был тот, кому хватит бесстрашия вступить во владения Погибели Дьюрина. Ведь это страх - главное оружие живущей там, во мраке, Тьмы. А Кили ничего больше не боялся. Многое Азог вырезал из него, кроя своей сталью тела его семьи, многое утонуло в том бездонном молчании меж ним и Тауриэль, но среди этого был страх. Он пережил уже самое худшее. Что бы ни увидел Даин, что бы ни гнездилось в оскверненных коридорах Мории - там нет ничего, что могло бы его испугать.

Рывком, мотнувшим его на стену и отозвавшимся новой бурей мучительной тошноты, Кили поднялся на ноги и почти бегом бросился из своего чертога.

- Балин, - выдохнул он, едва войдя в зал совета, и Балин, подняв голову от карт и писем, увидел, как что-то новое и жуткое зажигается в его омертвелых глазах. - Незачем ждать. Мы вернем Казад Дум сейчас.

Часть 5

«Редко какое слово лежит дальше от исполнения его смысла, чем «сейчас». Так вышло и с дерзновенным решением короля отправиться в Морийское царство. Эребор едва-едва стал живым больше, чем мертвым, и оставить его, как крепко раненного, только приподнявшегося с постели, без заботы и присмотра было нельзя. Многое нужно было решить, многое сделать, и день за днем в зале совета не стихали споры…»

- Армию двигать к Мории нет нужды. Битва Пяти воинств обрубила голову орочьей силе, только лишь недобитые капли ее утекли назад.

- Даин не орков испугался, когда не осмелился войти в Казад Дум. То, что там было тогда, едва ли одолели годы. Нужно быть готовыми. Чтоб гниль такую перешибить, изрядно соли бросить придется.

- Гнать рати через пустоши у Гор? Где ты столько съестного возьмешь? Разве что во всех кузнечных печах крам печь станешь! Драконий ужас не так давно-то сгинул, а в тех краях никогда селиться никто не жаждал, даже деревья. Ни охотой не прокормишься, ни с собой столько не понесешь, ни в чужих закромах не купишь.

- О чем мы спорим? У нас нет армии. Народ тянется назад в Эребор, но долгонько ждать придется, чтобы из разбродных бусин этих снизать воинство.

- В Железных холмах…

- Ну нет. Даин храбрец, верный друг, но не дурак. С чего бы ему гнать своих парней через полмира на новую битву, которая потребна совсем не ему?

- Я не буду просить Даина о помощи, - твердо сказал Кили, до того слушавший спор советников молча. - Справимся сами.

Балин покачал головой.

- Я понимаю, что движет тобой, но ты не подумал, каким твое решение покажется твоему народу. Гул прошедшей битвы не стих еще у них в ушах, а ты хочешь заново раскачать этот колокол, и теперь не для защиты, не для того, чтобы вернуть по праву твое.

- Лучше раз и навсегда очистить Морию, чем ждать, пока снова эта зараза там расплодится и явится сюда, - возразил Кили. - И нам все равно придется биться, но только тогда уже у собственных ворот.

- До того пройдут годы. Ты хочешь просить едва обретших дом снова идти от него прочь, едва оправившихся бросать себя под новые раны!

- Я не прошу, - грубо оборвал его Кили.

Балин не изменился в лице, но что-то мелькнуло во взоре его, такое, отчего Кили стало вдруг страшно от себя самого, как будто он поднял на старого наставника руку.

- Как прикажешь, - склонив голову, ответил Балин. - Но позволь дать тебе совет.

Он замолчал, почтительно ожидая позволения продолжить, и Кили кивнул, чувствуя себя мучительно неловко, неправильно.

- Не хочешь идти к Даину за топорами и щитами - сходи за словами, - сказал Балин. - Он многое видел за жизнь, и после него ни один гном еще не ступал на порог Казад-Дума. Его стоит послушать.

Это был здравый совет, а сейчас Кили готов был согласиться и с глупостью, если б Балин вдруг такую сказал.

- Я отправлюсь в Железные холмы, - объявил он, - немедля.

- Из Дейла гонец был, король Бард зовет тебя на празднование, - напомнил ему Глойн, но Кили только отмахнулся.

- Лучше я его на наш пир позову, когда мы вернемся из Мории с победой.

***

Владыка позволил ей уйти, и уйти она желала, но теперь, когда можно было в любой миг перерубить канат и навсегда отплыть от этого берега, Тауриэль не торопилась сделать это. Быть может, близость прощания омыла мир от пыли и крови всего пережитого, и небеса вдруг засияли ярче, а лес стал зеленее, или прощание это примирило ее с пережитой здесь болью, но то, что гнало ее прочь, отступило. Медленно, со сладкой печалью прощалась она с Великим лесом, со звонким серебром рек и гордой статью Одинокой горы, встававшей несветлеющей тенью против неба. Воспоминания крепли, напившись из глаз ее непролитых слез, и острым сожалением жалила ее невозможность поговорить еще хоть раз с тем, кто так долго был ей другом. Но она не знала, где искать Леголаса. Судьба рассекла скалой реку их единой жизни, и слишком далеко друг от друга разошлись ее рукава. Но были другие, чьи голоса ей хотелось еще раз услышать прежде, чем голоса чаек над прибрежной волной, и, навсегда оставив позади Лихолесье, Тауриэль отправилась в Дейл.