Ты ведь всегда хотел этого, - зашептал внутренний голос. - Соглашайся. Он сам предлагает! Ты дал ему всё, что мог, у тебя больше ничего нет. Пусть это будет его благодарность за всё, что ты сделал. Останьтесь друзьями. Он всё равно однажды уйдёт, он тоже кого-то встретит, моложе, веселее, чем ты. Так лучше - сейчас… И ты больше не будешь один, даже когда он уйдёт - ты не будешь!.. Ты исполнил его мечту, взял с собой - пусть он исполнит твою. Это честно!..
- Я не хочу, - тихо сказал Грейвз. - Не нужно его снимать.
- Нет?.. - непонимающе переспросил Криденс. - Оно вам зачем-то нужно?
Грейвз взял его за затылок, прижал лбом к своему лбу.
- Оно мне не мешает, - сказал он. - Всё в порядке. Здесь не о чем беспокоиться.
- Хорошо… а что оно значит?.. - с любопытством спросил Криденс.
- Ничего серьёзного, - небрежно сказал Грейвз. - Только то, что я никогда не женюсь.
У Криденса радостно вспыхнули глаза, он улыбнулся:
- Правда?..
- У меня уже есть ты, - Грейвз пожал плечами. - Этого достаточно. Мне достаточно одного тебя.
Он резко захлопнул книгу и жестом отправил её на полку. Потёр ладонью колючую щёку, опять посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Надо бы было побриться.
С тех пор, как правая рука перестала служить ему, как полагается, он использовал магию: безопасные бритвы вызывали у него скептическую ухмылку. Он не желал к ним даже притрагиваться. В этот раз, чтобы пристойно выглядеть, придется быть очень и очень внимательным.
Криденс тронул его за локоть:
- Позвольте, я вам помогу? - спросил он. - У меня кое-что есть для вас.
Криденс ушёл, пошуршал чем-то в соседней комнате, вернулся с грубой деревянной шкатулкой, на вытянутых руках протянул её Грейвзу:
- Вот. Я могу вам помочь, сэр, - твёрдо сказал он.
Грейвз, ещё не вполне оправившись от собственного судьбоносного решения, подошёл ближе и поднял крышку. Внутри, на выцветшей синей ткани, лежали бритвенные принадлежности: помазок со слегка лохматой щетиной, убранной в гладкую деревянную ручку, фарфоровая чашка для мыла и бритва. Они явно были не новыми, но прежний владелец, кажется, был аккуратным, и они служили ему долгие годы - возможно, до тех пор, пока он не скончался, и вдова не отнесла его скупое наследство старьевщику.
- Я купил для вас, - тихо сказал Криденс. - Вы разрешите?..
Грейвз рассеянно провел пальцем по спинке бритвы, взял её в руку. Раскрыл, осторожно проверил ногтём остроту. Благодарно взглянул на Криденса.
Бритьё всегда было его священным ритуалом с тех пор, как он впервые взял бритву в руки - ещё в Ильверморни, на шестом курсе, когда юношеский пушок на щеках потемнел и загрубел. Многие его однокурсники, щеголяя возрастом, отпускали усы и бородки, чтобы казаться взрослее. Персиваль не любил эту моду, ему нравились гладкие лица…
Как у Реми. Его гувернёра. Окунувшись назад, в прошлое, Грейвз удивился, как много всего перенял у него. Беглый французский… Привычку курить. Любовь к глубоким, насыщенным запахам. Умение смеяться над своими промахами и быть снисходительным к чужим… Манеру бриться до нежной гладкости кожи.
Отец никогда его этому не учил. И даже если бы попытался - Персиваль бы отказался от помощи, ревниво охраняя своё детское воспоминание о том, как он однажды, дурачась, вымазал в пене всё лицо, а Реми со строгим и насмешливым взглядом раскрыл бритву и сказал:
- Ну, молодой человек, теперь сидите спокойно.
Он усадил Персиваля на табурет в ванной, крепко взял его за голову, примерился - и скользнул по щеке острым лезвием.
Персиваль помнил это щемящее, тайное до зуда в коленях чувство взрослости, которое впервые тогда ощутил. Он помнил серьёзное, красивое лицо Реми высоко над собой. Перекинутое через плечо полотенце, капли воды на загорелой шее у расстёгнутого воротничка рубашки, горький запах можжевельника и лимона. Это было посвящение в настоящий, огромный мир. Как будто из простого, маленького, карикатурного детского мирка он шагнул в большой, сильный и яркий.
И потом, десять лет спустя, он сам впервые взялся за бритву, повторяя всё то, чему научился, по утрам разглядывая Реми.
Криденс наверняка не знал, даже не догадывался о том, что означало для Грейвза это утреннее священнодействие. Но он очень хотел помочь.
- Хорошо, - сказал Грейвз, опуская крышку. - Давай. Буду тебе очень признателен, Криденс.
Тот робко улыбнулся, смущённо прикусил губу.
- Спасибо, сэр, - шепнул он. - Сядьте… к свету.
Он принёс горячую воду, с серьёзным и сосредоточенным видом развёл в чашке мыло, взбил пену. Намочил полотенце. Грейвз сел у окна, сцепил пальцы. Его тянуло закрыть глаза, но он не стал. Удержал так и лезущие наружу советы: Криденс прекрасно знал, что нужно делать, и не нуждался в указаниях.
Спокойствие давалось Грейвзу не без труда. Приготовления вызывали у него… тревогу?.. Нет. Грусть и… волнение. Криденс стремительно повзрослел. Стал самостоятельным. Оперился. Что с ним будет потом, когда всё это кончится? Что будет дальше, когда они вернутся в Нью-Йорк?..
Зря отказался снимать проклятие, Персиваль, - укорил его внутренний голос. - А если он не захочет остаться?.. Ты открыл ему дверь в мир магии и свободы - и с чем ты останешься, если он захочет пожить в нём самостоятельно?.. Ты приведёшь его в круг своих друзей, а он возьмёт да влюбится в кого-то ближе к себе и по возрасту, и по интересам. Молча, конечно, не уйдёт, он не подлец. Ты останешься другом, советчиком. А потом он женится на какой-нибудь милой маленькой леди, и для его детей ты будешь - дядя Перси…
Грейвз молчал от придуманной горечи, которой ещё не случилось, и может быть, никогда не случится. Воображал Криденсу семью, лишь бы не думать о том, что может остаться для него другом - в виде могильного камня.
Криденс, не подозревая о его метаниях, подступил вплотную к нему, встал между коленей, взялся за помазок. Пена легла на щёку - тёплая, мягкая. Она резко пахла свежей молодой хвоей - не так, как он привык, не тонкой кедровой стружкой с оттенком цветов апельсина. Этот запах был грубым… но это было неважно. Грейвз поднял лицо, чтобы Криденсу было удобнее. Глаза так и не закрыл, но взгляд не поднимал - не мог.
Криденс, затаив дыхание, бережно проводил кистью по его лицу. Пены было уже достаточно, но Криденс не останавливался, подправляя то здесь, то там, будто хотел, чтобы она легла ровно, как взбитые сливки на торт. Грейвз молчал.
- Я всё делаю правильно, сэр?.. - тихо спросил Криденс.
- Ты сам знаешь, что да, - негромко ответил тот.
Криденс отставил чашку, отложил помазок и одним точным взмахом распахнул бритву. Грейвз против воли почувствовал, как к лицу приливает жар. Попытался сдержать его, но безуспешно. Он покраснел.
Криденс с бритвой в руках был опасен. Нет, он и без бритвы был опасен: он был обскуром, он был магом. И Грейвз знал, что Криденс никогда не обернёт оружие против него. Но эта материальная, холодная сталь в его руке была очень своевременным напоминанием о его мощи.
И это возбуждало.
Криденс молча поднял руку, придержал его за голову. Немного помедлил - и лезвие с хрустким шорохом скользнуло от виска вниз.
Грейвз сидел, не шевелясь. Сердце ухало вниз каждый раз, когда острое лезвие касалось кожи. Он старался дышать тихо, чтобы не сдуть пену из-под носа, но так и хотелось вдохнуть поглубже, выдохнуть резче. Закрыть глаза и забыть обо всём, кроме этих касаний. Не готовиться к ним, не следить за ними, а просто чувствовать их, внутренне вздрагивая, когда металл на секунду льнёт к коже и срывается вниз.
Грейвз непроизвольно сглотнул. Он понимал, что краснеет. Понимал, что Криденсу это заметно. Прежде он не выдавал своего влечения так… явно. Он всегда контролировал, какой ответ показать Криденсу: сдержаться или позволить себе стон, отдать ему всё внимание, забыв о себе - или чуть-чуть расслабиться, позволить себе удовольствие. Он зажигался влечением в моменты интимности, кровь приливала к лицу, но это было естественно, это было приятно. Давно не бывало так, чтобы он краснел от возбуждения, как юнец, почти без повода, никого не касаясь. Чтобы, одетый, он чувствовал себя голым.
