Гриндевальд поставил чашку на пол, пригладил белые волосы.

— Не знаю, какие у тебя планы на завтра, а у меня с утра встреча с Даклендом и Брукс. Кто-то в Чикаго научился чеканить фальшивые драготы… Хотя тебе наверняка это не интересно, — сказал он, заметив, как у Грейвза азартно блеснули глаза. — Давай. Ты обещал рассказать мне про своего мальчика.

— Я ничего тебе не обещал.

— Империо, — сказал Гриндевальд, небрежно ткнув в него палочкой.

Очнувшись, Грейвз обнаружил себя сидящим на стуле с пустым стаканом в руке. Это было, мать вашу, очень изобретательно: сначала заставлять пить сыворотку правды, а потом возвращать в сознание и наслаждаться допросом. Грейвз начинал понимать, что серьёзно недооценивал Гриндевальда. Это была очень, очень большая ошибка.

Тот сидел в прежнем кресле, сцепив пальцы на животе. Смотрел на Грейвза с каким-то издевательским озорством.

— Начни с самого начала, — потребовал он. — Как зовут мальчика?..

Веритасерум заставил Грейвза дёрнуться, будто что-то толкнуло его под язык. Он не смог не ответить.

— Криденс.

— Опиши, как он выглядит.

— Он высокий… но постоянно сутулится, — негромко сказал Грейвз. — У него чёрные волосы. Ужасная стрижка, будто ему на голову надели горшок и срезали всё, что торчало. У него тёмные глаза… Красивые, но он вечно их прячет, боится взглянуть в лицо. У него губы… — тихо сказал Грейвз. О губах Криденса он мог бы написать поэму. Плотные, резко очерченные, яркие от того, что Криденс постоянно кусал их. Они манили Грейвза, как огонь — мотылька. Иногда он говорил с Криденсом лишь для того, чтобы смотреть, как они раскрываются, смыкаются, круглятся, формируя слова из звуков. — Я часто смотрю издалека, как он стоит на улице, подняв плечи, в своих коротких брюках, тесном пиджаке и уродливой сбитой обуви, — продолжил Грейвз. — Иногда он кажется таким жалким и отталкивающим, что я сам не понимаю, что меня тянет к нему. Но иногда…

Он коротко вдохнул, увёл взгляд на стену, на лохматые обои в широкую полосу с каким-то невнятным от сырости узором. Иногда — то ли дело было в клубах автомобильного дыма, то ли в вечернем свете, то ли в игре воображения — иногда свет так мягко ложился на широкие острые скулы, на квадратную линию челюсти, золотил ему кожу, отчёркивал контрастной тенью затылок, шею и лоб — что Криденс казался неземным существом, настолько прекрасным, что Грейвз забывал обо всём, просто любуясь.

— Иногда я приходил, чтобы только посмотреть на него, — тихо сказал Грейвз. — Думал, что не стану подходить, не буду разговаривать. Я стоял на другой стороне улицы и смотрел, как он жмётся на вентиляционной решётке, откуда поднимается пар… У него не было пальто, и он грелся на ней в тёплом воздухе от подземных поездов. Когда я понял это, я начал использовать Фоверус, чтобы ему было теплее. Он чувствовал магию, поднимал взгляд и видел меня… Тогда я шёл к нему. Однажды…

— Мерлиновы ядра! — с ухмылкой перебил Гриндевальд. — Это так трогательно — заботиться о несчастном уродце. Я учту, что тебя можно разжалобить, Перси. Продолжай, — приказал он, — так что случилось однажды?..

— Однажды я не нашёл его на привычном месте, — сказал Грейвз. — Я подождал… Он не появился. Я отправился его искать, нашёл в переулке за церковью. Он сидел прямо на земле, скрючившись за штабелем ящиков, привалившись спиной к стене дома. Он спал, — тихо сказал Грейвз. — Я подошёл ближе, присел рядом на корточки. Он не проснулся… Его лицо было спокойным. Он тихо дышал, губы чуть приоткрылись. Мне хотелось поцеловать его… Но я боялся его потревожить. Я… — он укусил себя за губу.

— Я знаю, что ты сделал, — очень довольным тоном сказал Гриндевальд. — Ты наложил на него сонные чары и благоговейно облобызал. Или нет?.. Или ты присосался к нему и запихнул язык ему в рот?..

Грейвз сделал паузу, чтобы унять бесполезную ярость. Гриндевальд искажал всё, что он говорил, он с наслаждением издевался, зная, что Грейвз не сумеет ничем ответить.

— Я наклонился к нему так близко, что чувствовал его дыхание, — сказал Грейвз, чувствуя такую жгучую ненависть к Гриндевальду, что ему самому было странно, как голос остаётся таким спокойным. — Мне хотелось поцеловать его, пока он спит, и мне нравилось бояться, что он проснётся и обнаружит меня. Я смотрел на него и представлял, какие у него сейчас безвольные, мягкие губы. Думал: если я это сделаю, что он почувствует, когда проснётся?.. Сможет ли распознать мой вкус у себя во рту?.. Я отговаривал себя, но он всё спал… Я почти решился. Встал перед ним на колени, наклонился… — тихо сказал Грейвз, — и вдруг он открыл глаза.

— Перси, чтоб тебя тролли взяли!.. — Гриндевальд с силой хлопнул ладонью по колену. — Я хотел сказку на ночь, а ты рассказываешь мне эротический триллер! Я чуть не взмок от волнения! — он сердито блеснул глазами, изображая гнев. — Так, ну ты поцеловал его или нет?..

— Нет, — сказал Грейвз. — Он испугался, увидев меня. Шарахнулся, вскочил на ноги, чуть не упал… Я сказал, что увидел его на земле и подумал, что ему стало плохо или что на него напали… выдумал какой-то вздор, но он поверил. Он сказал, что ему нужно возвращаться к работе — раздавать прохожим листовки. И я позволил ему уйти…

— Что было потом?.. — требовательно спросил Гриндевальд.

— Я сразу вернулся домой, — сдавленно дыша, сказал Грейвз. — Я был возбуждён. Этот мальчик будил во мне слишком много желаний, я растерялся. C того вечера, — с трудом произнёс он, — я начал постоянно думать о нём.

— Насколько часто?.. — заинтересованно спросил Гриндевальд.

— Почти каждый день. Сначала я пытался сдержаться, — сказал Грейвз. — Однажды вошёл в библиотеку, хотел отвлечься, выбрать книгу на вечер… Задумался. Очнулся возле книжных полок. Я стоял, опираясь на них рукой, вторая была у меня в паху. Я гладил себя через брюки и представлял, что сейчас Криденс сидит здесь, у моих ног, что он спит, упираясь затылком в полку, а я стою над ним и глажу свой член…

— Дальше, — потребовал Гриндевальд, блестя глазами и алчно улыбаясь.

— Я отчётливо представил его. Его дыхание, ресницы, полуоткрытый рот… Я не мог больше сдерживаться и притворяться, что не мечтаю о нём. Я хотел его так сильно, что забылся. Расстегнул ширинку, достал из белья член. Я дрочил прямо там, получилось торопливо, но… — Грейвз сглотнул, опуская глаза, — когда я только представил, что кончаю ему на лицо, пока он спит, и капли спермы попадают ему на чёрные ресницы и брови, текут вдоль носа ко рту, и он машинально слизывает их с губ, не просыпаясь… — Грейвз вздохнул, покачнувшись на стуле, — я кончил так, что врезался лбом в чёртовы полки и рассадил себе бровь. Я выжимал из себя сперму и чувствовал, как кровь тянется по щеке и капает на рубашку…

— Да ты страстная натура, Перси, — усмехнулся Гриндевальд и вгляделся в его лицо: — И что, даже шрам остался?.. На брови?..

— Нет, — коротко ответил Грейвз. — Залечил.

— Зря, тебе бы пошло, — сказал Гриндевальд. — Говорил бы всем, что получил в бою. В бою с собственными страстями, — он усмехнулся, — конечно, не уточняя, что бой ты позорно проиграл. Ладно, давай вернёмся к делам, — он заговорил другим тоном. — Я нашёл список твоих агентов в Германии. Дай мне ключ к расшифровке.

— У меня только половина ключа.

— И у кого вторая?..

— У Серафины.

— Я так понимаю, если я просто заявлюсь к ней с просьбой выдать вторую половину, она задаст пару вопросов, включающих выражение «нахуя»?..

— Скорее всего, — сказал Грейвз, чувствуя облегчение хотя бы от того, что в своё время паранойя заставила его перестраховаться. Он, конечно, не предполагал именно такое развитие событий — он думал о том, что список просто могут украсть… В любом случае, это было предусмотрительно.

— Так, ну и что мне сказать ей, чтобы его получить?

— В этих обстоятельствах — ничего. Я не могу внезапно пересмотреть список европейских агентов.

— А если с кем-то из них что-то случится?..