Эрик пошатнулся, как сомнамбула, потер лоб.

— Спасибо, Чарльз. Я плохо понял, что ты сейчас сказал, но спасибо. Я пойду в душ.

— Я покажу твою комнату, — Чарльз устремился вперед.

В чемоданчике, кроме досье, Эрик нашел почти все, что оставил здесь в прошлый раз. Паспорт на свое настоящее имя, просроченные водительские права, двадцать лет как вышедшие из моды солнечные очки, опасную бритву. Эрик раскрыл ее, проверил остроту — затупилась, конечно же. Провел по лезвию пальцем, заставляя послушный металл восстановить режущую кромку — и немедленно порезался.

Оставив Чарльза в комнате, ушел в душ. Начисто сбрил щетину, трижды оттер себя мочалкой, пока кожа не начала скрипеть. В голове слегка прояснилось, хотя Эрик все еще чувствовал себя, как в тумане. Переодевшись в чистое, он вернулся в комнату.

Взгляд упал на досье, оставленное на покрывале.

Эрик взял его в руки, сел на край кровати. Он листал протоколы и фотокопии, роняя листки к своим ногам. Перебирал хронологию своей жизни, стенографии допросов, показаний, осколки прошлого, сшитые толстой нитью по живому мясу, проколотые степлером, зажатые между скрепками. Он не помнил в своей жизни ничего, кроме этого списка: подозревался, обвинялся, разыскивался, виновен, виновен, виновен.

А что теперь? Можно жить без страха? Не ждать полицейской сирены в ночи? Не вздрагивать, принимая лунный свет за прожектор?

Он листал свою жизнь, на страницы с мокрых волос капала вода, растекалась чернильными кляксами. Он был не в силах понять, что теперь изменилось, и от бесполезных, изумленных попыток осознания по щекам лились беззвучные слезы.

Досье веером разлетелось по полу, сорвавшись с колен. Эрик закрыл лицо руками, не ощущая ничего, кроме пустоты и усталости. Должен был бы чувствовать что-то еще — благодарность хотя бы — но чувствовал только собственное мокрое лицо под пальцами и локти, вонзившиеся в колени. И еще ладонь Чарльза, дотянувшегося из коляски, — на предплечье, на плече, на затылке, прохладная, ласковая, спокойная.

— Почему ты это сделал? — Эрик убрал руки от лица.

— Потому что я хочу положить этому конец, — Чарльз кивнул на ворох бумаг под ногами. — А еще я хочу дать тебе шанс, которого у тебя никогда не было. Прости, я опять все решил за тебя.

Чарльз устало улыбнулся, потер пальцами висок.

— Ты делал ужасные вещи — этого не отнять. Но ты пережил столько, что нельзя придумать наказание страшнее, чем твое прошлое. Остается только убить тебя, а этого я не допущу. Я хочу показать тебе, на самом деле показать, не только на словах, что мир — это не только боль и ярость. Что есть милосердие, в котором ты нуждаешься сильнее, чем кто-либо еще. Я хочу дать тебе место в мире, который ты помог спасти. Ты, которому никто никогда не давал второго шанса, даже я сам — ты дал шанс этому миру. Я хочу разделить его с тобой. Я хочу, чтобы ты не был один.

Чарльз отвел глаза, защищая себя от воспаленного, растерянного, израненного взгляда Эрика. Зажмурился, отгоняя болезненное воспоминание. Заговорил тише, утратив привычную мягкость.

— Ты как-то сказал мне, что мне следовало сражаться за то, что мне дорого. Это так. Мне следовало сражаться не с тобой, не с памятью о тебе, не с болью от твоего ухода. Я должен был драться за тебя. Я отступился слишком быстро, как только стало по-настоящему трудно. Доля моей вины есть в каждом твоем шаге, совершенном из отчаянья, продиктованном верой, что ты один. Я хочу встать на твою сторону, как мне следовало много лет назад. Не потому, что я одобряю убийство Шоу. А потому, что это было по-настоящему важно для тебя.

Чарльз перевел дух, улыбнулся горько и беззащитно. Эрик смотрел на него одними зрачками, серой радужки было даже не видно.

— Я совершил преступление, чтобы защитить тебя. Но я так часто пользовался моими способностями, чтобы добиться своего чужими руками, что не мне изображать тут святую невинность. Я сделал это потому, что верю в тебя, Эрик.

Эрик молчал. Чарльз заставил себя посмотреть ему в лицо.

— Нет, это все не то. Не то. Я сделал это, чтобы ты был рядом со мной.

— Зачем я нужен тебе? — шепотом спросил Эрик.

— Ты мой противовес. Я отказывался принимать твой опыт, твой взгляд на мир, потому что он страшен. Но мир и таков тоже. Правда в нас обоих. Мне нужно, чтобы ты спорил со мной, показывал то, чего я не увижу. Ты вторая сторона монеты, Эрик. Без тебя я вижу только одну половину правды.

— Ты хочешь показать мне свою половину, чтобы я изменился?

— Я не хочу, чтобы ты менялся. Я хочу, чтобы ты сам узнал, кто ты. Каким ты можешь быть, если в твоей жизни есть что-то еще, кроме боли.

— А если ты ошибаешься? — чужим голосом спросил Эрик. — Если я в самом деле, — он кивнул на бумаги, — такой?

— Тогда я сам встану между тобой и миром, но не позволю миру встать между нами, — твердо ответил Чарльз.

Эрик подхватил его на руки из коляски, уронил на кровать.

— Между мной и тобой уже сейчас стоит слишком многое, — он упал рядом, прижал Чарльза к себе, обхватив обеими руками, — я с ума схожу, как хочу тебя.

Но каковы бы ни были его планы, едва голова Эрика коснулась подушки, его глаза закрылись и он мгновенно вырубился на двенадцать следующих часов.

========== Эпилог ==========

— Ну рассказывай, где тебя черти носили. — Глен приложился к пиву.

За окном бара валил тяжелый снег, в котором тонул короткий декабрьский день. Над стойкой перемигивалась гирлянда — город готовился к Рождеству. Эрик сидел напротив, будто сбросивший десяток лет, и улыбался.

— Я осел на Восточном побережье.

— Если задумаешь вернуться в ремонтники, пришлю тебе рекомендацию.

Эрик блеснул зубами.

— Я еще не решил. Зовут и туда, и сюда, но я пока занят в школе Ксавье.

— Значит, воссоединился с братом?

— Он мне не брат, я же говорил.

— Не трахай мне мозги, парень, я слишком стар для этого дерьма. — Глен засмеялся. — Я не знаю для вас других слов и знать не хочу, понял? Так как дела у Чарльза?

— Зашивается. Бывают хорошие дни, но иногда это чертов лагерь бойскаутов, на который напали инопланетяне. Комитет по образованию пытается наседать на школу, но мы нашли одного зубастого адвоката. Парень просто огонь.

— Могу себе представить. Кстати, ты слышал? Полиция недавно взяла подонка, который убил Сандру. В новостях сказали, он пришел сам и признался в четырех убийствах. Полз, говорят, на карачках от самого дома. Обе ноги себе прострелил и пополз. Пока добрался до участка, всю рожу об асфальт ободрал.

— Совесть замучила, — предположил Эрик, глотнув пива.

— Стальная совесть должна быть. Он же в трех милях от участка жил.

Эрик пожал плечами.

— Иногда раскаянию просто невозможно сопротивляться.

Глен широко ухмыльнулся.

— Чуть не забыл, — с легким сердцем соврал Эрик и полез в карман пальто. Выложил на стол фигурную металлическую плашку с характерной панорамой Ист-Сайда. — Я привез магнитик.

Конец