– Ты не можешь! – вдруг произнесла Авем – Ты не можешь так поступить!

– Почему же брат Аллан не может этого сделать? – с горящим в глазах интересом уточнил Уильям.

Она виновато опустила глаза, но взяла себя в руки, и, сжав кулаки, ответила:

– Я выхожу замуж и не смогу достойно покровительствовать братство и одновременно воспитывать детей.

После этого повисло молчание. Я удивленно смотрел то на Авем, то на Иеронима. Он внезапно переменился: в его глазах сияла гордостью. Взгляды Марка, Уильяма, даже стражей у дверей – все были прикованы к Авем. Только Лютер не сводил с меня глаз, и я не мог понять – кроется ли в них осуждение или гордость. Ведь это ему я обязан всем: умениям и знаниям, своей жизнью и, в конце концов, правом стать главой братства.

– Думаю здесь нечего размышлять. – заключительно произнес Уильям – Очевидно кто достоин места главы.

– Я с вами согласен. – произнес Марк, кивая.

Лютер, Уильям и Марк переглянулись. Уильям кивнул кому-то из них. Их лица были хмуро-сосредоточенными.

– Аллан, – произнес Лютер – многому ли я научил тебя и многое ли ты сам постиг, обучаясь в братстве Алатис? Как ты изменился с того момента как впервые попал сюда?

– Я узнал многое, но все еще продолжаю учиться. И это мне очень нравится. Ваше братство стало для меня родным и единственным домом. И все алатисы в братстве стали мне как родные братья и сестры. Надеюсь, у меня будет шанс остаться здесь и продолжать свое служение предназначению. Но не животное, и даже не человек, это мне и не позволяет бороться с Авем.

– Хорошо. – произнес Марк, обращаясь к Лютеру. – Думаю, мы имеем подтверждение своих суждений.

Уильям повернулся к Иерониму и что-то прошептал ему. После этого Иероним встал и, поправив голос, произнес:

– Правом, данным мне советом Старейшин, провозглашаю новым главой братства брата Алана Селивана. С этого дня и подавно он покровительствует, руководит и несет ответ за братство Алатис. Защищает права братьев и самого братства в Нижнем городе, и представляет интересы всего нашего вида. Срок на передачу обязанностей главы епископом Уильямом Смитом – полгода. Сестра Авем Рид, согласно уставу, провозглашается правой рукой ново-провозглашённого главы брата Алана Селивана.

«Что? – пронеслось в моей голове – Мне это снится!»

Я незаметно ущипнул себя за руку, и в тот же момент понял, что это все происходит на самом деле. Мы с Авем переглянулись. Ни она, ни я не понимали до конца что сейчас произошло.

Я испытывал радостный трепет и нетерпение, считая дни до того момента, как я стану полноправным главой братства Алатис. У меня было море идей и огромное желание быть полезным своим братьям. Несколько месяцев епископ Уильям, приезжая в монастырь и отъезжая обратно, передавал мне свои записи, документы, архивы и так далее, затем я перенимал правила и обычаи поведения главы братства. Далее подошел период самого приятного – создание печати и медальона, выбор оружия и присяга в верности.

Изготовление печати прошло довольно просто. Я выбрал символ своей сущности – он был таким же, как и на моей накидке – золотой лев. Все годы правления братством этот символ будет ассоциироваться только со мной. Затем символ высекли в деревянной форме, мастерски выточенной плотником из бруска гренадила. Потому изготовление печати требовало лишь размышлений и моральных усилий, а вот медальон изготовлялся немного интересней. Первым компонентом для моего медальона была «Искра Творца», принесенная из катакомб под монастырем. Я, вместе с Иеронимом и Марком, одетые в боевые накидки, с натянутыми на голову капюшонами, в масках, отправились в самые глубины подземелья, лежавшие под подземными ходами монастыря. В той части подземелья я еще не был, и по пути все рассматривал с интересом. Мы шли долго: сперва прошли подземный тайный ход, затем по темным полуразваленным ступеням спустились в подземный колодец, где еще немного прошли по прямому узкому коридору, освещенному масляными лампами в отверстиях в стенах. Иероним открыл старинную деревянную дверь, неистово проскрипевшую ржавыми железными засовом и петлями. В круглой комнате, освещенной огнем из ниш в стенах, стоял круглый каменный алтарь. На алтаре стояла чаша – простая, деревянная. Она была пуста. А рядом лежала тонкая позолоченная салфетка. Меня подвели к чаше. Иероним и Марк остановились по бокам от меня, на несколько шагов позади. Отец Марк держал в руках один из так называемых гримуаров Ра-Наэль – книги с заклинаниями Древних, создавших наш мир. Магии, конечно, в нашем мире нет (только в книгах и фантазиях), но есть энергия, которую алатисы могут преобразовывать в некие предметы, наделенные силой. Для этого мы используем мантры, которые помогают получать эту энергию из лей-линий и преобразовывать ее, направляя в нужное русло.

Я тайком заглянул в чашу – она была абсолютно пуста, даже припала приличным слоем пыли. Ко мне подошел Иероним. В руке у него был небольшой серебряный нож.

– Дай свою руку. – сказал он.

Я протянул руку ладонью вверх. Он вложил в нее нож, вниз острием. Я зажал лезвие, и Иероним потянул его к себе. Так на моей ладони появился порез, обильно истекавший кровью. Иероним велел поднести руку к чаше и пролить в нее всего одну каплю.

– Ты, верно, подумаешь, зачем такой огромный разрез ради одной капли? – спросил Иероним.

– Нет. – ответил я – Если понадобится, я отдам и большее.

– Это хороший ответ. – ответил Иероним.

Я взял салфетку, лежавшую рядом с чашей, второй целой рукой. Она была из чистого золота. Салфетка была легкая и тонкая, как золотая фольга, но прочная и гибкая, как настоящий шелк.

– Теперь положи свою руку поверх салфетки. – руководил дальше отец Марк.

Я сделал как он велел, опустив окровавленную ладонь на золотое полотно. Вопреки моим ожиданиям, кровь легко просочилась сквозь салфетку, а не стекла по ней на алтарь.

– Ответь перед Чашей, Аллан, боишься ли ты смерти? – продолжил он.

– Нет. – без сомненья ответил я.

Этот вопрос немного сбил меня с толку. Но возражать и задавать вопросы я не стал. Инстинкт подсказывал мне, что не стоит этого делать перед древней реликвией.

– Во что ты веришь, Аллан?

– Верю, что людям дано быть первоначально добрыми, и злыми они становятся лишь на время. Им дано вновь возвращать добро и свет в свои сердца. Им подвластно сострадание и милосердие. И при небольшой помощи, они смогут делиться своим внутренним светом с окружающими.

– О чем ты сожалеешь больше всего?

– Больше всего? Хм, я сожалею, что не смог сказать отцу всего, что стоило сказать. Я боялся показаться ему мягкотелым – ведь не таким он меня воспитывал. Но я должен был это сказать, доложен был чаще быть рядом с ним.

Отец Марк и Иероним отступили на шаг назад. Я насторожился. Ненароком вспомнил, как они подшутили надо мной, когда мы впервые проходили сквозь Блуждающие врата.

Открыв гримуар Ра-Наэль, отец Марк стал громко читать мантры на древнем языке. Его басистый голос колоколами отскакивал от стен пещеры, в которой мы стояли. Мне показалось, что они начали дрожать. Появился легкий ветер, колыхавший пламя в нишах в стенах. Голос Марка стал объёмным, он превратился в гул, что окутал и заполонил все комнате. И затем все внезапно стихло.

– Что мне делать дальше? – шепотом спросил я, оборачиваясь к Марку.

– Поднимай салфетку. – спокойно ответил он, закрывая книгу.

Я осторожно, за край салфетки, стянул ее. Внутри, в деревянной чаше, которая была пуста пару минут назад, мерцала искра – настоящая, горящая, словно кратер вулкана. От нее исходило тепло.

– Возьми ее в ладонь. – велел отец Марк.

Я взял ее двумя пальцами, приготовившись уже, что будет неистово горячо, но искра была холодной. Я положил ее в ладонь, сжал, и она все так же была холодна.

– Это Искра Творца. Она – твой оберег, твоя суть, твое воплощение. Отныне она твой компас и маяк в твоих делах и поступках.