Аграрный проект составлял сердцевину всей программы партии эсеров. Конечную же цель эсеры видели в организации социалистического общества, хотя и отвергали необходимость социалистической революции в марксистском понимании. Грядущая революция в России будет особого типа: ни буржуазно-демократической, ни социалистической; она представлялась как политическая, ибо свергнет старую власть (самодержавие) и народно-социальная, так как разрушит старое общество [17]. Отсюда особое значение приобретал вопрос о наполненности переходного периода к новому социокультурному состоянию: он должен был стать «периодом трудовизма», т. е. эволюционного накопления социалистических элементов. Все эти подходы были обсуждены на первом партийном съезде.
Организационное оформление партии эсеров оказалось довольно длительным процессом. I съезд партии социалистов-революционеров проходил 29 декабря 1905 – 4 января 1906 гг., а 31 декабря 1905 г. с докладом о партийной Программе от имени редакции «Революционной России» выступил В. Н. Чернов (под псевдонимом Тучкин). Ранее в 46 номере «Революционной России» от 5 мая 1904 г. был опубликован проект программы, написанный им [18]. Чернов всесторонне обосновал теоретико-методологические основы неонародничества, что свелось к следующему: был определен научно тип капитализма в России, сочетавший капитализм в промышленности и некапиталистическую эволюцию в аграрном секторе; крестьянское трудовое хозяйство не должно было восприниматься только через его сопряжение с капиталистическими отношениями, а как продукт и результат собственной инициативы; крестьян нельзя насильственно загонять в коллективистские формы, необходимо поощрять их инициативу; крестьянское хозяйство не являлось мелкобуржуазным, а было трудовым (тем самым была заложена историографическая традиция теории некапиталистической эволюции крестьянских хозяйств и аграрного социализма); подчеркивалось, что крестьяне не являлись социалистами по природе, но общинно-корпоративный мир деревни вырабатывает трудовое самосознание, на которое мог наложиться социалистический идеал.
В области политической требования программы-минимум заключались в «полной демократизации всего государственного и юридического строя на началах свободы и равноправия», что означало реализацию основных прав человека: свободы совести, слова, печати, собраний и союзов, свободы передвижения, выбора занятий, свободы стачек, неприкосновенности личности и жилища; всеобщее равное избирательное право. На смену самодержавию должна была прийти демократическая республика с развитым местным самоуправлением и прямым народным законодательством (правом референдума). Эсеры были весьма прогрессивны для своего времени в решении национального вопроса, они предлагали федеративное устройство государства и безусловное право национальностей на самоопределение. Радикальной и обстоятельно разработанной была и собственно «пролетарская» часть программы.
К 1905 г. партия имела 25 комитетов и 37 групп в России, сосредоточенных в основном в губерниях Юга, Запада, Поволжья. Таким образом, возрождение неонародничества в иной форме на рубеже XIX–XX вв. было выражением стремления русского народа, т. е. самой почвы идейно самоопределиться. Поэтому возникновение партии социалистов-революционеров, одной из первых политических организаций в стране, представляется глубоко закономерным. Исторической заслугой эсеров можно считать преимущественную ориентацию на крестьянство и первоочередное решение аграрного вопроса. Неонародники, прежде всего В. Чернов, напряженно осмысливали характер исторического развития России и в некоторых существенных моментах (особый тип капитализма в России, федерализация) встали на путь к созданию оптимальной «почвенной» модели развития. Но при этом эсеры возродили террористическую традицию в российском освободительном движении, которая сняла обильную кровавую жатву в России XX в. и бумерангом нанесла удар самой Партии социалистов-революционеров. И все-таки эсеровские иллюзии были, быть может, наиболее почвенными из всех политических иллюзий, которыми столь богата была история России начала ХХ столетия.
90-е годы ХIX в. современные исследователи [19] называют периодом утробного развития российских политических партий, связанным с происходившем параллельно вызреванием их политических платформ и организаций. С некоторым опережением эти процессы разворачивались в российском социал-демократическом движении.
К 80–90-м годам XIX в. социалистическое движение, наряду с неонародничеством, обрело новое «теоретическое дыхание» в марксизме. Возникнув как интеллектуальное отражение раннего промышленного капитализма в англосаксонских странах, марксизм в последней четверти века, едва миновав зенит популярности, находился в преддверии внутренней метаморфозы, названной позднее «бернштейнианской ревизией». Российские радикалы восприняли данную идеологию почти в ее первозданном виде.
Этот исторический феномен российского марксизма – дискуссионная историографическая проблема до сих пор. Почему идеологический продукт индустриального развития западноевропейских стран столь прочно укоренился в архаической стране и оказал столь сильное воздействие на всю ее историческую судьбу? На этот вопрос пытались ответить сами апологеты марксизма Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, Ю. О. Мартов, А. С. Мартынов и др. В предпринятом российскими социал-демократами (меньшевиками) издании «Общественное движение в России в начале ХХ века» содержалась специальная статья А. С. Мартынова «Главнейшие моменты в истории русского марксизма», в которой он обобщил главные причины его быстрого распространения.В их числе были названы следующие: во-первых, ситуация, при которой марксизм «с самого начала выступал у нас не как абстрактное учение…, а как единственный конкретный и непротиворечивый ответ на вопросы, выдвинутые нашей «самобытной» [кавычки в тексте. – С. С.] действительностью…»; во-вторых, распространению способствовало разочарование в практике движения 1870–1880 гг.; в-третьих, важность решения для русской социал-демократии задач, стоявших «в плоскости экономики», ибо «в экономике лежал ключ в решению наиболее злободневных вопросов русской политической жизни», т. е. привлекал экономический детерминизм марксистской теории [20]. Также существенной причиной оказалось сопряжение марксизма и большинства почвенных идеологических систем в одном чрезвычайно важном моменте: марксова идея особой роли рабочего класса как освободителя всего человечества легко наложилась в России на различные мировоззренческие системы, поскольку в основе многих из них была идея русского мессианства.
Сыграло роль и то обстоятельство, что значительная часть российской молодежи, оказавшаяся в европейских странах в результате вынужденной эмиграции или с целью получения образования, стала очевидцем утверждения западного пролетариата как самостоятельной политической силы. Во многом молодые социал-демократы решение этой задачи воспринимали в связи с марксизмом.
Характерно, что социал-демократическая молодежь, возвращаясь на родину, везла с собой не только марксизм, но и образ России, сложившийся у их единомышленников на Западе. Прежде всего, Россия воспринималась как аграрная страна со значительной спецификой в развитии, выразившейся в наличии двух факторов: отсутствии адекватной европейскому уровню политической культуры и традиции общественного участия, а также в слабости отечественных капиталов и их политической пассивности. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что в начале ХХ в. все (в том числе и в Европе) ортодоксальные марксисты приняли кризис в их странах за агонию «умирающего» класса буржуазии. Выход виделся в мировой пролетарской (социалистической) революции. Ленин – будущий лидер большевиков – ратовал за ускорение этого процесса. Россия воспринималась как реакционная монархия, крушение которой должно было помочь передовой Европе, подтолкнув ее рабочий класс к социалистическим преобразованиям.
Надежда подкреплялась наличием достаточно выраженного социалистического движения, в частности в Германии, где социал-демократическая партия насчитывала около 1 млн человек и пользовалась влиянием среди членов профсоюзов (около 3 млн) [21]. Четко прослеживались 3 направления в СДПГ: центристы (К. Каутский), левые (К. Либкнехт, Р. Люксембург), правые (Э. Бернштейн). Разногласия в основном касались тактических вопросов, в том числе – сочетания парламентаризма и политической стачки в конкретной деятельности партии, уровня их конструктивности как методов борьбы.
