— Господин Витсен! — немедленно завладела Софочка вниманием хозяина. — Ведь это карта земли, которую нам бы хотелось посетить? То есть, собираемся мы в Московию, а здесь план территорий, которыми она владеет. Не так ли?

— Да. Я бывал в этой стране и сейчас пытаюсь собрать из разрозненных карт и общего описания нечто единое. Поверьте, это не так-то просто.

— А позволите ли вы нашей подруге помочь вам в этом нелёгком труде? Ведь вы заметили, что рука её тверда, глазомер точен, а движения уверенны.

— Признаться, это было бы весьма кстати, — так мы и начали сотрудничество с человеком, который являлся для нас источником крайне полезной информации. Ему довелось побывать в будущей России, причём он делал подробные записи и собирал материалы относительно не только географии, но и о населении, роде занятий, обычаях и быте народов земли, нынче именуемой Московией. В общем, достаточно квалифицированно провёл экономический шпионаж, отчего сделался искренним сторонником сотрудничества с богатой и огромной страной. На следующий день Рисовальщица с самого утра прибыла в дом бургомистра с в пожарном темпе изготовленным нами почти чистым глобусом, на котором я провёл предварительную разметку, помня о том, что Москву и Петропавловск-Камчатский разделяют девять часовых поясов. Что расположенный восточней Енисея Норильск, так же, как и возникший у моста через Обь Новосибирск имеют разницу времени со столицей в четыре часа, а Пермь и Екатеринбург — два. Но расположены по разные стороны Уральского хребта. Нижнее Поволжье — один час. Это позволило существенно прояснить общую картину, хотя точность подобного "рассредоточения" была очень приблизительной. Она лишь показывала масштабы, которые следовало подразумевать, и не теснить реки чересчур густо.

Лиза растягивала добытые Витсеном карты локальных частей территории Московии по достаточно просторному глобусу, попутно срисовывая эти карты для нас, перешпионивая нашпионенное. Хотя, в отличие от нас с Софи, Николаас Витсен собирался всё, добытое его трудами опубликовать.

Не знаю, когда он окончательно соберётся, но нам подобная информация требуется уже сейчас.

Постепенно, по мере общения, отношения наши делались непринуждённей, а разговоры велись свободней. Речь заходила о торговле с краем, богатым пушниной, льном, пенькой, откуда можно ввозить и мёд, и даже поташ. И еще юфть — какую-то особенно хорошую кожу. Поругивали мы и Английскую Московскую компанию, готовую ради сохранения за собой исключительных прав на торговлю через Архангельск на весьма решительные действия, что вынуждает голландских торговцев приходить в этот порт группами кораблей… это было ключевое слово Нам нужно прибиться к такому каравану.

Разумеется, отец тоже не сидел сложа руки, а общался непосредственно с капитанами, готовящимися обогнуть Скандинавский полуостров — конечно, его охотно примут в компанию, рассчитывая на дополнительные пушки в составе конвоя. Но буквально дырой зияла опасность, что торгаши из Московской компании наябедничают на нас и привлекут к суду. Как-то не слипалась картинка так, чтобы и рыбку съесть, и с хвостом остаться.

— Пап! Переходи в голландское подданство и поднимай их флаг, а мы войдем в территориальные воды Московии под английским, потому что не планируем больше появляться дома. Открыто, я имею в виду, — это Сонька транслировала мою мысль. — Мне ведь стоит попытаться сразу осесть там. Нужно, чтобы подозрений в искренности моих намерений было поменьше.

А там сразу примем местное подданство и будем считаться русскими, — довела она мысль до логического завершения.

— Заманчиво было бы выйти из-под длани Якоба II, — улыбнулась маменька. — Надо присмотреть где-нибудь в этих краях скромный домик с садиком, где я буду вас дожидаться, — мудрая женщина мгновенно оценила разумность столь кардинального решения.

Всё-таки искреннее участие столь влиятельного лица, как бургомистр важнейшего торгового порта — это очень хорошо. Проволочки с принятиями решений и подписаниями документов заняли минимум времени. Тем не менее к выходу трёх судов, собравшихся в путь к Архангельску, мы не успели. Хотя оба наши кораблика были уже подготовлены и покачивались на воде, загруженные товарами. Не нашими — нас просто зафрахтовали для выполнения рейса в один конец.

Я очень удивился, поняв, что везём мы с десяток тонн металлов всех видов, но не изделиями, а чушками и полосами. Больше не взяли, потому что сами не пустые — у нас и собственного груза изрядно. Ну и галантереи чуть меньше тонны. Кружева, льняные и шерстяные ткани. Были и зеркала, и стеклянная посуда. То есть приличная подборка предметов роскоши. И сопровождающий этот сборный, словно по специальному заказу, груз, приказчик от владельца. Мы его засунули в кубрик, что в эти времена — обычное дело. Вообще-то наш кубрик вентилируется и освещается парафиновыми свечами в фонарях, то есть совсем не вонючий. Про вентиляцию как-нибудь в другой раз хотя связана она с пустотелостью мачт, поскольку высокой кормовой надстройки, через которую на папином флейте выведены наверх короба, мы лишены. Тот факт, что с потолка капает… да ведь не очень сильно — палуба по-прежнему слегка протекает.

Так что, выйдя с опозданием, мы настигли попутчиков у берегов Северной Норвегии, вступили к ним в кильватер, убавили парусов и смиренно поползли с их черепашьей скоростью. Шли не в видимости берега, пользуясь тем, что ночи нынче светлые. Сигнальщики высматривали береговые ориентиры, которые крайне редко появлялись — мы сразу забирали мористее, уходя подальше от неприветливой каменистой суши. Школа пыталась работать в направлении совершенствования навыков студентов в непростом деле навигации. Но снять очертания береговой линии нам не удалось. Звёзды появлялись редко, а луна нашим наблюдениям не поддавалась, не позволяя оценить долготу — на неспокойном море с качающейся палубы за ней толком не понаблюдаешь. Ветер был свежим, переходящим в крепкий — мы все паруса заменили на штормовые, потому что брать рифы нам не нравится — три прочных небольших стакселя позволяют уверенно держать улиточью скорость конвоя, да и работать с ними можно из-под палубы.

Льдов по дороге не видели, ни от чего, кроме качки, не страдали, дважды наблюдали китов и много раз — кружащих над морем птиц. Фрегаты это были или альбатросы — не знаю. Может и гагары какие-нибудь, или бакланы. Близко к нам они не приближались. После гирла Белого моря волнение стало слабее, ход заметно возрос, флагман наш уверенно пошёл в видимости берега, который часто появлялся слева и вскоре, после того, как мы обогнули выступающий с востока мыс, замаячил впереди.

Порт Архангельск выглядел деревней, но деревней большой, растянувшейся по берегу реки, не чересчур широкой кстати. С мелями и островками. Чтобы провести нас мимо них, на борт прибыл лоцман, знающий английский. На руле стояла Кэти. Лоцман внимательно смерил её взглядом, уставился на вывесившуюся из-под треуголки косичку с шелковым розовым бантиком, сглотнул, перекрестился и даже зажмурился.

— Эй, дядя! Командуй! — вывела его из прострации наша юнга. В пути мы успели выучить несколько фраз по-русски. Иван был наставником, потому что современный язык несколько отличен от моего.

— Истинно так, Сила Андреич, — подтвердил Иван, признав старого знакомого. — В церкви креститься будешь, а нынче путь указуй. Учти, осадка у нас четыре метра… прости, Господи, душу мою грешную, тринадцать аглицких футов и сверх того ещё вершок.

Про то, что футы именно английские он упомянул неспроста — голландские немного меньше. Я на такие моменты всегда обращаю внимание.

Места у причалов оказались заняты добравшимися сюда раньше нашими недавними соотечественниками — англичанами. Их суда уже разгружали. И в амбары, и в подошедшие прямо к борту относительно небольшие корабли. Не так, чтобы работа вовсю кипела, но деятельность была заметна.

— Что, господин лоцман, — неожиданно спросил нашего "дядю" выбравшийся на палубу "сопровождающий", который всю дорогу пьянствовал или страдал похмельем. — Не слыхал ли ты о приказчике от Строгановых на торговом дворе? — речь этого торгового работника была "деревянной" в произношении, что сразу выдавало чужеземца.