Дальнейший путь вверх по Амуру был связан для меня с напряжённой работой памяти. Мы миновали устье реки Бира, от названия которой навеяло чем-то знакомым. Потом, уже после устья Сунгари прозвучало название ещё одного притока — Биджан. Вот тут-то я и сообразил, что здесь самое место Биробиджану, который был столицей Еврейской Автономной области — то есть места эти для земледелия пригодны. А сейчас именно тут нужно сажать на землю вооружённых землепашцев, потому что в этом месте находится путь для китайских кораблей в течение Амура — если не препятствие для них нужно устраивать, то хотя бы создать предпосылки для раннего обнаружения угрозы. Шум поднять, гонца отправить.

Дальше, следуя руслу, мы крепко забрали к северу и шли не встречая препятствий, до устья Зеи, где обнаружили небольшой казачий разъезд. Представились друг другу, да и расстались, отсыпав дозорным пару фунтов пороха и столько же картечи. Собственно, они шли искать нас. Нашли и помчались докладывать. Поскольку в пути они уже давно, то ничего ценного, кроме того, что впереди наше большое войско ратится с маньчжурами, мы не выяснили. То есть оно собиралось ратиться, но начало или нет — дозорным неведомо.

Долго шли на север-северо-запад, пока не увидели на берегу разрушенную три года тому назад крепость Албазин. Супостаты взяли её штурмом и уничтожили как раз в год заключения Нерчинского договора. Мы читали отчёты — тогда китайцы, которыми нынче правит маньчжурская династия, демонстрацией силы вынудили наших переговорщиков уступить всё течение великой сибирской реки, перенеся русско-китайскую границу на вершины Яблоневого хребта. Так что нет ничего удивительного в том, что Пётр Алексеевич вспылил и бросился отнимать своё обратно. Тогда, в тысяча шестьсот восемьдесят девятом, корабли Поднебесной тоже демонстрировали своё присутствие на реке, а к Нерчинску подступило многотысячное войско, демонстративно готовящееся к штурму, что не позволило нашим дипломатам настоять на сохранении ранее сложившегося положения.

И вот мы добрались до устья Шилки, а тут навстречу нам движутся сразу три колёсных двенадцатитоннки, наполненные стрельцами, и сразу ворочают вправо, в Аргунь. Каждая поднимает сигнал "Вижу ясно", но ни на секунду не задерживается. С задней пишут: "Командор Корн следует".

Действительно следует — ещё три двенадцатитонки на этот раз с пушками. На передней трёхдюймовка в башенке, на второй двенадцатифунтовка на открытой палубе, но на корабельном станке, а на последней сразу четыре четырёхфунтовки на сухопутных лафетах — явно идут в качестве груза, потому что стрелять с корабля не смогут. На крыше рубки второй баржи появляется Кэти и пишет флажками: "Привет, Софи! Маньчжуры идут на Нерчинск. Мы посланы впереймы."

"Привет, Кэти, — отвечает тоже флажками Софья с крыши нашей башни. — Командуй", — всё правильно — она ведь не знает обстановки.

"Подходи к борту", — отвечает Кэти.

Мы спокойно догоняем вторую баржу, сходимся лагами, и Софи легко переступает на палубу корабля капитан-командора Корн. Девчачьи визги, обнимашки, и сестрички садятся рядышком на банку. Нет, особых слёз радости или соплей восторга не последовало — Кэти мигом показала на карте, где супостат переправляется через Аргунь, и перечислила свои силы — ей спокойнее, если командовать станет старшая.

Через пару десятков километров путь нам преградили сразу четыре китайских корабля со знакомыми надстройками-домиками. Мы их расколотили из пушек, пользуясь наличием у нас достаточно прочной брони — с носовых направлений летящие настильно вражеские ядра не брали эту относительно слабую защиту. Тем временем из "пассажирских" барж высадили стрельцов, которые прикрыли выгрузку пушек, каковые тут же принялись за обстрел переправы, где между берегами сновали многочисленные лодки. Две баржи с трёхдюймовками — наша и Кэти — принялись бомбардировать неприятельские плавсредства, а сама Кэти открыла пальбу гранатами из двенадцатифунтовки по скоплению живой силы на сопредельном берегу. Со стороны низовьев подходили всё новые баржи с пехотой — стрельцы, казаки, преображенцы. Софи картечью с воды пресекла попытку маньчжурской конницы атаковать прибывшие подкрепления — всё смешалось и перешло в неразбериху. За наведение порядка взялись сермяжники, которые без удальства высадились на берег и принялись педантично отстреливать всех, кто не наш. Двигаясь неторопливо цепочками троек и пятёрок, они били без промахов, обескровливая очаги сопротивления. У маньчжур ручного огнебойного оружия было немного — в основном луки, против которых переломки заметно дальнобойней. Так что китайских мушкетёров выбили первыми.

А потом противник, скопившись в отдалении… или это просто была вторая волна, прибывшая позднее, навалился на нас с новой силой. Пушки маньчжуры установить не успели — Кэти разогнала прислугу гранатами из двенадцатифунтовки. Стрельцы успели дать два залпа из пушек картечью по атакующей массе пехоты, после чего вступили в рукопашную. А сермяжники пустили в ход ручные гранаты, которыми крепко проредили ряды атакующих. Между тем подкрепления к нам продолжали подтягиваться по реке — Софи бойко направляла их на проблемные участки.

Потом с нашей стороны Аргуни подтянулись конные казаки, которые переправились вплавь и фланговой атакой обратили маньчжур в бегство.

На каждой из наших Сомольских барж присутствует лекарский ученик. Здесь и сейчас — ученица. Девчата обучены примерно до уровня медицинской сестры. То есть имеют понятие об анатомии, знакомы с физиологией, умеют заваривать травы, применять мазь недоВишневского — в ней смешаны касторовое масло и дёготь, а третьего компонента я не помню. Могут перевязать, вправить вывих или наложить гипс. Ну там клизму поставить, желудок промыть… да не знаю я всего, чему обучили их Аптекарь и Герцогиня. Тем более не до этого сейчас, когда раненых много, когда нужно срочно останавливать кровотечения, чистить раны и накладывать швы. Берег превратился в травмопункт, в работе которого принимает участие около трёхсот достаточно сведущих санитаров — сермяжники и судоводители начальную санитарную подготовку прошли поголовно.

— Прости, государь! Не сообразила я, баба бестолковая, что отряд был послан для задержания противника до подхода главных сил, вот и скомандовала высадку не на тот берег. Да сдуру и… того самого. Спугнула, в общем.

— Спугнула она! — негодует Пётр. — Вот в кого ты уродилась такой неказистой? Всё воевать не желаешь, князьцов дикарских привечаешь, политесы с ними разводишь. А как до встречи с уважаемыми людьми доходит, бьёшь так, что мне и за стол переговоров сесть не с кем — все сбежали. Да столь быстро, что и не угнаться за ними. Вот где мне теперь найти того, с кем мир заключать?

— Велишь сыскать? Привезти? — интересуется Софи.

— Нет уж! Не надо мне такой службы от тебя. То Посольского приказа забота. Эх, ну вот что бы нам с Маньчжурами было не встать по разным берегам Аргуни, да не затеять обмен делегациями! А тут после большой крови, да кучи побитых мандаринов китайцы из одной только мести станут несговорчивы и начнут тянуть время.

Что такое? Неужели государь наш молодой да ранний начал не тестостероном думать, а мозгами? Или подсказал кто, что втягиваться в противостояние с огромной державой в таком отдалении от своих нормально населённых и производящих оружие мест чревато большими проблемами? Да, Софи в своём неподражаемом стиле решила задачу окончательно на всю представившуюся её оку глубину, а я недотумкал, потому что ни разу не политик.

— Ладно, ступай пока, — внезапно сменил гнев на милость Пётр. — Позову, когда станешь нужна.

Покинув горницу, где получала разнос, Софи попала в объятия Лизы-рисовальщицы:

— А я сынка твоего вместе с нянями привезла, — подруга сразу сообщила главное.