Нам с кормы сквозь мачты его не видно. Сонька, сместившись вправо, направляет на встречного подзорную трубу. То же самое проделывает отец, сместившись влево.

— Испанец, — говорит он, оторвавшись от окуляра, — к Гаване ломится правым галсом.

— Принимаю вправо, — с согласными интонациями в голосе отвечает Сонька. Она уже поняла, что нас, малолеток, продолжают плотно пасти. — Разминёмся на расстоянии около мили. Два румба вправо, — говорит она рулевому — наша картушка размечена не только в градусах, а у штурвала — взрослый. Сама же принимается вращать рукоятки лебёдок гик-талей, чётче подстраивая паруса под ветер. — Машинное! Растапливайте. У фок-мачты! Кливер-шкот трави помалу. Стоп.

Волшебная лёгкость, с которой управляется куттер в варианте шхуны, просто обворожительна. Все сидят в сухости — мокнут только рулевой и вахтенный начальник. Даже сигнальщики укрыты брезентом, из-под которого торчат одни головы.

Некоторое время следуют доклады о смещении галеона влево, о сокращении дистанции до него, но потом ситуация резко меняется — оказавшись у нас над ветром пузатый корабль четко разворачивается и быстро идёт на сближение.

— Арчи, заводи шарманку! Паруса долой! Джек, Питер, Мэри, к орудию. Кэти — в машинное. Остальным приготовиться к досмотру приза.

— А мне что делать? — доносится из трубы растерянный голос Консуэллы.

— Рагу, — ответствует Софочка, глядя на то, как быстро исчезают наши паруса. И тут в воду плюхается ядро. Виден клуб дыма на носу галеона, и слышен звук выстрела.

— Шесть румбов влево, — командует Софи, — поднять красный сигнал, — она выходит из-под прицела ещё не выстрелившей второй погонной кулеврины испанца и показывает, что готова к открытию огня — этот флаг моряки многих стран уже понимают однозначно.

Галеон сейчас идёт в фордевинд, а мы в левентик. Но делаем, как и он, семь узлов.

— Книппелями по готовности беглый огонь, — наша капитан-мэм приказала снести агрессору паруса и снасти, как только расстояние позволит. Вот, довернула влево, вводя неприятеля в сектор обстрела трехдюймовки, которая буквально через секунду выплюнула снаряд, сложенный из семи железных прутков, скреплённых кольцами. Полутораметровые семисекционные нунчаки угодили левее знака "крести" на фоке галеона, попутно разорвав блинд. Второй выстрел попал в марсель, наполовину отделив его от рея. Сонька приказала ворочать влево, чтобы не угодить под бортовой залп. Нового прохода перед носом хватило ещё на два продольных выстрела по такелажу. Дистанция сократилась с трёх кабельтовых до менее чем одного, и мы отвернули — было отчётливо видно, как из борта вылезло дуло смотрящей в нашу сторону кулеврины. Туда и пошёл пятый снаряд, выбив несколько щепок из толстых досок обшивки. Тем не менее, испанец выпалил — тяжёлое ядро разбило нашу шлюпку и вылетело за борт, попутно смахнув релинги ограждения.

Мы продолжили разворот и теперь убегали от потерявшего ход галеона. Но, через пять кабельтовых развернулись и снова пошли на сближение. На этот раз начали обстрел издалека, посылая книппели по навесной траектории. Попадали через раз. Дважды воду вспенили ядра носовых кулеврин жертвы, а мы буквально избивали противника, паруса которого уже висели лохмотьями. Обездвиженный неуправляемый пузатый галеон, сносимый ветром к отчётливо видимому берегу, беспомощно покачивался на нестрашной для него умеренной волне. Софи снова развернулась, чтобы отойти и начать новый заход с пальбой на сближении с носа — бортового залпа она старательно избегала, потому что нам хватит и одного случайного, по закону больших чисел, попадания. Даже из не самых крупнокалиберных пушек, порты которых на галеоне остались закрытыми — они слишком близко к воде, а волнение достаточно значительное, чтобы захлестнуть нижнюю палубу.

— Шлюпку за борт вывалили, — доложил сигнальщик. — Машут какой-то пальмой в горшке, орудия втягивают и порты закрывают.

Софи прильнула к подзорной трубе, хотя на такой дистанции и без неё всё прекрасно видно. Ну да, пальмовая ветвь — символ мира. И ещё с борта белым машут, поскольку спустить флаг не могут — он снесён. Прав оказался наш профессор-бомбардир — дюймового диаметра железные палочки не ломаются и при их значительной скорости буквально сбривают всё, с чем встречаются. Такелаж после десятка попаданий годится только на швабры. Даже ванты грот-мачты перерублены на правом борту у самого марса и теперь свисают до воды на манер невода.

Мы под всеми парусами натужно буксируем захваченный галеон, на котором папины матросы с трудом поставили блинд и из обрывков собрали грот. Но всё равно скорость и до четырех узлов не дотягивает. Поредевший в результате обстрела экипаж покинул свой корабль на гребных судах у восточной оконечности Кубы. В три захода перевезлись — народу тут было напихано, как сельдей в бочке.

Мы ведь своих людей к ним на борт послать не могли, пока не высадили всех испанцев, потому что их там многие сотни против пары десятков наших. Чуть не вышло, как в детском рассказе Толстого:

— Я медведя поймал.

— Так тащи его сюда.

— Он меня не пускает.

Подслушав эту мою мысль, Сонька прошла вдоль борта галеона, всадив чугунную гранату прямиком в закрытый пушечный порт нижнего ряда. Пробитие с внутренним взрывом убедили упрямцев, что есть у нас на них управа. Буксирный конец подали. И на берег съехали не кочевряжась — волнение в месте, куда мы их затащили, было слабым. Только после этого досмотровая партия прибыла на покинутое судно, обнаружив там полтора десятка брошенных раненых. Ими занялись наши юнга и кок, владеющие испанским и знающие правила оказания первой помощи — щедро полился спирт, заработали извлекающие щепки пинцеты, запахло дёгтем, пропитывающим повязки. Ни осколочных, ни пулевых проникающих ранений не было. Повреждения от обломков рангоута. Ещё нам оставили полдюжины трупов — некоторым прилетело в голову. Или конечность отшибло — кровью истекли. Над покойными правоверная Мэри прочитала молитву, после чего их опустили в море с ядром, привязанным к ногам.

Занимавшиеся врачеванием девочки вскоре позвали на консилиум старых опытных матросов, которые мигом вынесли вердикт — скорбут. Ведь галеон только что пересёк Атлантику, так что с питанием на нём обстановка была далеко не безоблачной. Юнга пулей слетала за бутылкой хвойного отвара, запечатанной ещё горячей — я на всякий случай приготовил, вспомнив, что это помогает от цинги. Точной технологии никто не знал, так что для верности мы и спиртового настоя сделали. Как раз отличный случай испытать на тех, кого не очень жалко. Эту гадостную горечь страждущие вкусили с истинно христианским смирением — семеро один вариант и семеро второй. Пятнадцатый же стал упрямиться и его оставили в качестве контрольного экземпляра. Уж если ставишь опыт, то нужно проводить его корректно.

Четырнадцать раненых вскоре пошли на поправку, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли.

Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Её поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц: сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие, посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла, шкатулка с музыкой и книги в солидных переплётах. Всё очень вычурно и дорого выглядит. А вот навигационные инструменты в каморке по соседству видали виды — квадрант вполне мог помнить Колумба или Магеллана; астролябия погнута, песочные часы разнокалиберные и совсем не факт, что отмеряют нужное время. Как ещё не заблудился с таким подходом?

Орудийные палубы удивили разнобоем стоящих на них орудий. На миддлдеке мирно уживались на одном борту тяжелые кулеврины и вполне современные двадцатичетрёхфунтовки; гондек, подсвеченный солнцем из разбитого порта, порадовал полудюжиной чугунных тридцатидвухфунтовок и дюжиной бронзовых карронад того же калибра.