— Я боюсь, это так, Тор. Мне жаль. Это тот же самый прием, как и с Таносом. Соберись.
Снова воцарилась тишина. В холле повисло противное ощущение деланной скорби, какого-то снисходительного сочувствия, будто Локи случайно забрел на похороны, причем, подумалось вдруг, на свои собственные. Один только Одинсон с искренним рвением продолжал напряженно разглядывать его, всматривался куда-то глубоко внутрь, туда, куда сам Локи смотреть не решался, словно не желая отпускать то, что разглядел. Сзади осторожно подошла Спортсменка и с необычной деликатностью положила руку на широкое плечо.
— Мы его найдем. Просто в другой раз.
— А будет ли другой? — помолчав, буркнул Одинсон, но от Локи отошел и, кашлянув, неразборчиво пробормотал на удивление витиеватое извинение, так, что Локи, окончательно опешив, смог только кивнуть в ответ головой.
Только в этот момент его посетило осознание, что до сих пор он стоит в халате и тапочках. Он совсем упустил это из виду. Упускать что-то еще было решительно невозможно, и Локи предпринял, воспользовавшись всеобщим смятением, попытку вернуть себе контроль над ситуацией.
— Позвольте, — он едва слышно кашлянул, понадеявшись, что дрожь в голосе останется незамеченной. — Прошу, — жестом указал на ведущий в гостиную коридор.
Гости заозирались, словно опомнившись, с неловкой непоследовательностью принялись подбирать багаж и продвигаться вглубь дома с таким обыденным видом, будто заезжали сюда каждые выходные. Локи насторожился сильнее — происходящее начинало напоминать странный сон, который тем не менее хотелось досмотреть до конца.
Перед тем как, наконец, закрыть дверь, Локи успел поймать на себе холодный, испытующий взгляд Стрэнджа. Настроение пропало, и играть больше не хотелось, поэтому Локи прямо взглянул в ответ и не отводил глаз до тех пор, пока Стрэнджа не окликнул кто-то из друзей. Дверь глухо хлопнула, и Локи остался в тишине.
Он шел последним, позволив успевшему освоиться Стрэнджу прокладывать путь сквозь арочные коридоры. Пользуясь возможностью, Локи присматривался к гостям с возросшим любопытством, но и с возрастающей настороженностью. В тусклом свете модных витражей вид, в основном, открывался на шествующих впереди него дам. Зрелище, бесспорно, выходило эстетически приятное, кто-то бы даже сказал успокаивающее, но если госпожа Валькириятти — а Локи был уверен, что грубоватый акцент Спортсменки был как раз скандинавским — еще будила в нем некую симпатию, то русская вызывала опасений едва ли не больше, чем Одинсон и доктор вместе взятые. Забавно, что вопреки фамилии, в советском КГБ мисс Романофф смотрелась бы куда органичнее, чем в царском дворце.
Словно прочитав его мысли, русская недобро оглянулась из-за плеча, и Локи не отказал себе в удовольствии состроить откровенно фальшивую улыбку в ответ. Романофф презрительно отвернулась, а Локи, довольный собой, улыбнулся куда более искренне, вглядываясь в маячащую впереди спину Одинсона, судя по всему, вынужденного снова выслушивать лекцию от Стрэнджа. Всего разговора Локи расслышать не мог, сколько не напрягал слух — этих двоих словно окружил стеклянный купол, сквозь который доносились только путанные, приглушенные обрывки, в отрыве от контекста казавшиеся полной нелепицей.
«Не настоящий», едва расслышал Локи, «Такая же генерированная биологическая копия, как на корабле, такой побочный эффект камня, понимаешь?». Судя по бурным протестам, Одинсон не понимал и тоскливо посматривал то на Локи, то на Стрэнджа, но последний оставался непреклонен. Кажется, он в дверях называл Одинсона «величеством»: интересно, это мафиозная кличка, или Варвар и впрямь претендует на трон какого-нибудь затерянного европейского королевства? Хотя, доска для серфинга пошла бы ему куда лучше короны. Или булава вместо скипетра. Или молот.
Локи сбился с мысли — откуда вдруг взялся молот? Да и вообще, что за технологические дефекты эта шайка собралась искать на виноградниках? Хотя, в музее Виктории, вроде бы, готовится выставка из коллекции драгоценностей короны — он где-то видел рекламу. Так может в этом и дело? Приехали чертить план и налаживать логистику, или что там полагалось налаживать перед крупной аферой. Размышляя, Локи не мог отделаться от ощущения окружившей его неправильности — казалось, коридор все тянулся и тянулся, ускользал вперед, словно подземный грот, хотя раньше за ним такой протяженности не замечалось. Локи даже хотел оглянуться и проверить, видно ли холл на другом конце, но вовремя одернул себя. Не хватало потеряться в собственном доме, в конце концов, все это, должно быть, объяснялось тем же стрессом. Он велел себе сосредоточиться на гостях.
«Тебе показалось», — продолжал тем временем Стрендж: «Нет, иллюзия, почти ничего общего…». И недовольный Одинсон: «Ты его… один раз… десять секунд!». Неужели экспонаты обсуждают?! Любопытство и азарт сделали свое дело, Локи подпитался ими и воспрянул духом, прикидывая, к кому из группы будет сподручнее подобраться за информацией. Вдруг вспомнилось, как мать в детстве учила выведывать секреты у слуг. Воспоминание — первое за несколько недель — было таким ярким, что у Локи разболелась голова. Пожалуй, следовало оставить таблетки вовсе, пока рассудок окончательно не оставил его.
К счастью, коридор закончился, стало легче дышать, мысли прояснились. Стеклянный купол исчез, и на Локи хлынул поток звуков, голосов на разный лад, но все интересное, кажется, уже было сказано. Оставалось лишь запастись терпением и ждать. Локи юркнул к секретеру и ловко выудил пять ключей, прикидывая, с кого бы начать. Чувствуя на себе тяжелый взгляд Одинсона, Локи решил было вручить первый ключ ему, но стоило взглянуть в сторону варвара, как тот отвернулся так резко, что наверняка потянул шею. Это было довольно неучтиво, и, по-хорошему, Локи должен бы был оскорбиться — в конце концов, он все еще оставался потерпевшей стороной и новых унижений терпеть был не намерен, особенно теперь, когда шок прошел, и вернулось самообладание. Но Одинсон с таким ребяческим обожанием уставился на украшавшую стену скромную коллекцию оружия, что Локи так и не смог должным образом обидеться. В конце концов, этот странный человек точно был не от мира сего, так что налаживать контакт стоило чуть более терпеливо. Хотя бы ради собственной сохранности.
По всему выходило, что следовало искать иную цель. Кандидатуру Брюса Локи отмел сразу же, на русскую, из чистой вредности, даже не посмотрел. Оставалась Спортсменка, уверенно нацелившаяся на выставленные в баре запасы, и Стрэндж, со скучающе-раздраженным видом пристроившийся чуть поодаль. Несмотря на гендерную неряшливость, доктор интересовал его необычайно, особенно после брошенного пристального взгляда. Между тем доктор убрал руки в карманы жестом, характерным для людей знающих, как именно задирать рукава пиджака настолько, чтобы запонки ловили блики света, а часы ручной работы под манжетой смотрелись особенно эффектно. Ни часов, ни запонок, правда, не оказалось. Зато Локи рассмотрел тянущиеся по кисти тонкие шрамы, выставленные наружу большие пальцы с хорошо очерченными белыми полумесяцами, удивительно ухоженные ногти. Руки Стрэнджа определенно хотелось потрогать, и Локи решил, что вполне заслужил возможность себя побаловать.
— Мистер Стрэндж, — Локи протянул ключ, полюбовался, как недовольно кривится Стрэндж.
— Доктор, — поправил он.
— Разумеется. — Локи задержал пальцы на чужом запястье чуть дольше, чем того требовала ситуация — буквально на долю секунды, чтобы жест легко можно было списать и на невнимательность, и на разыгравшееся воображение. Дождавшись, когда Стрэндж вскинет глаза, Локи взглянул в ответ — коротко, словно извиняясь, сдержанно улыбнулся. Несмотря на свой рост, Локи почти никогда не смотрел на людей сверху вниз — куда интереснее было вот так ловить в чужих глазах недоумение, сеять сомнение там, где раньше не было и капли, отвечать притворной покорностью, возвращая иллюзию контроля. Подчас Локи получал от таких мимолетных взглядов удовольствия больше, чем от того, к чему они, как правило, приводили, искренне наслаждаясь игрой. Сейчас, к тому же, было как раз то время суток, когда свет падал правильно, и его радужки переливались особенно необычно, так, что почти невозможно было угадать цвет. Локи готов был поклясться, что зрелище Стрэндж, как минимум, оценил.
