Тор кричал так, как было позволено только родственникам и очень близким людям. Никто так давно не кричал на Локи, но он не забыл, каково это: чувствовать себя настолько значимым, что кто-то — отец или брат — готов надорвать горло и убить миллионы нервных клеток только для того, чтобы вдолбить ему в голову что-то важное.
«Вот почему он мне вчера понравится, — подумал Локи, — он не жалеет ни нервные клетки, ни себя, ни дверной косяк, чтобы что-то вдолбить Стивену. Что-то очень важное. Потому что убежден, что так правильно».
Локи видел, как под напором убежденности Тора Стивен менялся на глазах, превращаясь обратно в тыкву. На Локи накатило тревожное, нервное предчувствие — то же самое, что накрыло его перед зеркалом еще до приезда гостей. Локи провел рукой по глазам. Стряхнул с них беспокойство. В то же мгновение, словно повинуясь случайному жесту, комната приняла прежний вид, утратила безразмерность и превратилась в обычную, безусловно роскошную, но знакомую до оскомины спальню.
Ни Стрэндж, ни варвар не обратили внимания на эту перемену. Не заметили, что магия исчезла.
У Локи засосало под ложечкой. Вот и все?
Нет, он так просто не сдастся. Локи возмутился и подал голос:
— Что значит скорость исчезновения не подлежит стабилизации, Стивен? Как я понял, вы приехали замерить сейсмичность, собрать данные о местной аномалии. Что-то типа этого. А теперь он говорит так, будто речь идет о конце света. Когда ты собирался меня поставить в известность? Или ты вообще не собирался?
Стивен что-то соврал. Сидел вполоборота с неестественно ровной спиной, на лице его застыло отсутствующее выражение, губы выцвели до холодного розового цвета. Глаза расширились, посветлели, в них появлялась арктическая прозрачность и холодная решимость. Зрачки бегали, словно он очень быстро читал скользящий на невидимом экране текст. Пальцы медленно тянулись к амулету.
Зрелище было жуткое, и спинной мозг Локи сжался от нехорошего предчувствия. Словно Стивен собирался принять глупое и опрометчивое решение. Непоправимое.
«Сейчас дотронется, — мелькнуло в голове, — дотронется, и все полетит к чертовой матери».
Что «все», Локи толком сформулировать не мог, но каждой клеточкой понял, что вот прямо сейчас Стрэндж готовится сотворить очередной временный парадокс, стереть целые сутки, лучшие сутки в жизни Локи за много-много лет. Это было логично, Лафейсон сам бы еще недавно поступил именно так — убил бы чувства здравомыслием. Чужие чувства. Но от своих он отказываться не хотел. Забывать того Стивена, каким он его узнал этой ночью, он не собирался. Теперь это было равноценно тому, как если бы он забыл собственные руки. Или собственное отражение в зеркале.
Локи сглотнул, и чудесный вкус шампанского с новой силой ударил в голову, истома ночи напомнила о себе. Он заставил себя посмотреть на Стрэнджа так, будто тот появился перед ним в первый раз. Ассиметричное лицо, наглые скулы, худые острые плечи, настырно торчащие из-под халата. Действительно странный, эгоистичный и… его. Вдруг у них все-таки что-то да получится? Один шанс из восьми. Локи сморгнул, и время остановилось.
Он быстро, но неторопливо пододвинулся к Стрэнджу, сделал одно выверенное движение вперед. Кулон обжег руку. От контакта с магией Стивена Локи стало нехорошо. Их магические силы схлестнулись, словно мечники в равной схватке. Воздух стал вязким, как жидкий янтарь. Локи не сумел ни снять, ни даже отодвинуть кулон в сторону. Все, что ему удалось, — это прикрыть чертово украшение шелком халата, который стал весить, казалось, тонну.
Потом Локи снова сморгнул. Стрэндж дернулся, его пальцы соскользнули по отвороту мимо кулона, а Локи успел прошипеть ему в самое ухо:
— Не смей решать за меня. Думаешь, меня можно не только трахать, но и ебать мне мозг? — но тут обида и жалость к себе взяли свое, и он добавил то, что совершенно не планировал говорить:
— Иди на хуй, Стивен.
Это было уже чересчур. Стивен никогда не считал себя тем, кто ебет мозг — хорошим манипулятором, да, но он всегда недоговаривал, не говорил всей правды. Он никогда не лгал! И от ошибок своих Стивен никогда не отворачивался. Вот и сейчас он собирался их признать. Наверное. Но несдержанность Локи спровоцировала в нем желание поквитаться. Грубые слова и обидные обвинения перечеркнули романтический настрой. Отлично. Значит и выбирать не придется. Тессеракт, так Тессеракт, и гори восьмой мир и сейд Локи синим пламенем.
Стрэндж развернулся, посмотрел холодно и надменно, так, что Локи невольно отодвинулся:
— Как скажешь.
Щелкнул пальцами. Все его вещи из комнаты мгновенно исчезли. Маг взял Тора за локоть и поволок из комнаты. На самом пороге обернулся и сделал жест, явно дающий понять, что ждать его не стоит, что у него возникли срочные дела и что в ближайшее время пересечься им вряд ли удастся. Дверь захлопнулась.
Локи смотрел на то место, где только что стоял Стивен, и внутри у него все холодело от бессильного гнева и отвращения к себе . У Стивена были свои цели. Он обвел его вокруг пальца, как наивную глупую девочку. Он почувствовал себя пешкой, обыкновенной слабой пешкой в чужой игре. И ненавидел себя за то, с какой легкостью, с какой простотой был обманут.
— Ах ты, сволочь! — пробормотал Локи и откинулся на подушки. Закрыл глаза. В конец света он не верил, сказал так, для красного словца. Но, похоже, своей несдержанностью разочаровал всех, на кого хотел заявить права. В сознании появилась и начала укрепляться идея, что надо все продавать и уезжать. Вот свернется эта их херня аномальная, и надо заняться сменой места. Все равно он больше никогда и никого не будет приглашать в «Чертог». Хватит, наприглашался.
Локи принялся обдумывать эту идею, но вместо мыслей внутри появилось такое разочарование, такое желание все разрушить, что он горько всхлипнул и закрыл глаза.
Когда он их открыл, у его изголовья сидела мама. Он знал, что это был сон, он знал, что ее уже давно нет, поэтому сказал:
— Ты умерла.
— И да, и нет, — она протянула руку, и ее пальцы зарылись в темные густые волосы. Локи вздрогнул. Мама часто так делала, когда он был ребенком. До боли знакомый жест вырвал из него стон.
Он столько лет не видел снов. Почему именно сейчас. Почему так больно. Если это кара — то он ее не заслужил. Если это знак — то он его не понимает:
— Зачем ты пришла?
— Попрощаться. Мы больше не увидимся. Я пришла сказать, что люблю тебя, — мать говорила певуче и нежно. Каждый звук ее голоса был сладок и горек.
— Почему не увидимся? Я тоже однажды умру и встречу тебя там, где ты сейчас.
— Так не получится, мой мальчик, так, к сожалению, не получится. Ты будешь слишком далеко от меня. А теперь просыпайся. Тебе пора.
***
Локи потер глаза, размазывая слезы и прогоняя морок. За окном было светло, а настенные часы показывали половину второго. Локи потянулся и втянул в себя запах перечной мяты: подушка пахла Стивеном. На секунду подумал, что это приятно, но тут же решил сменить постельное белье, чтобы избавиться от напоминаний и сожалений.
Попытался встать, но голова закружилась, и Локи потерял равновесие. Только несколько минут спустя понял, что дело не в голове. Дом ходил ходуном. Он прислушался. Ничего. А потом из ушей будто вынули беруши. Половицы заскрипели, как дробящиеся кости. Двери захлопали.
Первая мысль Локи была о том, что началось землетрясение. Вторая, что эта та самая аномалия, которая начала сворачиваться. Третья, что Стивен должен вот-вот ворваться сюда, чтобы помочь выбраться из помещения. Локи подскочил, оделся по-походному, причесал волосы и чуть подкрасил губы увлажняющей помадой. Посмотрел на себя в зеркало. Брызнул «Армани» на лицо. Теперь он готов, чтобы его спасали. Подождал. Никто не пришел, не постучал, не вспомнил о его существовании.
Но зато за дверями комнаты все утихло. До Локи больше не долетало ни единого резкого звука. Он вдруг испугался, что остался в доме один. Страх был детский, иррациональный и, как все иррациональное, — непреодолимый.