И они идут назад до грота, перед которым прощаются, пообещав друг другу встретиться вновь. Эрик ждет, пока богатырская фигура ар Варна растает в сумеречном времени между кошкой и собакой, а потом закрывает глаза.

***

Эрик открывает глаза в комнате пансионата. Ужасно хочется пить и совсем не хочется двигаться. Первая его мысль о замечательном путешествии, но уже через несколько секунд он вспоминает о Нине. Подброшенный электрическим зарядом вины он видит ее отрешенно сидящей на кресле и смотрящей невидящими глазами в дальний угол комнаты.

Эрик поднимается на ватных ногах, сгребает Нину в объятия и укладывает рядом с собой на кровати, проверяет температуру, проводит рукой по тонким сжатым в кулаки пальцам, целует в холодную макушку.

Нина не выказывает никаких признаков беспокойства, как всегда ее интерес к жизни ограничивается смотрением вдаль и отдыхом от напряженной работы глаз. Ничего в ней не изменилось в пансионате. Заведение не принесло ей никакой пользы. Но и вреда тоже. Несомненно, пока он был в отключке, персонал позаботился о ней. Хоть в этом им можно доверять. Но Эрик, видимо, ошибся в своих правах и возможностях. Неряшливый терапевт, или кто там он был, явно записал ему какой-то диагноз, запрещающий покидать заведение. А его молчаливость, безразличие и нежелание нарываться на проблемы, очевидно, только сыграло в пользу этого диагноза.

Интересно, сколько прошло времени с его попытки уйти? День? Больше? Зато он выяснил истинное положение вещей и свой статус. Интересный у него статус. Может быть врачи и правы, но если он останется здесь, то потеряет больше, чем получит. Оставаться — не выход.

Надо найти ар Варна. Он должен его понять и дать совет. Он любит Нину, в этом Эрик не сомневается. Эрик объяснит ему, почему не хочет, чтобы Чарльз вмешивался в выздоровление Нины, и попросит совета. Но сначала надо уйти незаметно, не вызывая подозрений и избежав вмешательства властей.

Рассуждая так, Эрик уверен, что дочь полностью на его стороне, и делает все возможное, чтобы облегчить отцу выполнение задачи. Совсем скоро они вместе с ар Варном придумают, как вывести ее из этого состояния безразличия и отстраненности, совсем скоро она снова станет нормальной девочкой, потом подростком, а потом — девушкой. Время бежит так быстро. Уж он-то знает это, как никто другой.

Эрик хочет, чтобы его ребенок зажил нормально, Эрик хочет видеть, как будет протекать эта жизнь, и если для этого надо будет стать обычным человеком или пожертвовать собой, то теперь он готов, он согласится на присутствие Чарльза в ее голове и разрешит ему указывать, что и как он должен делать — путь так и будет. Лишь бы Нина была и стала снова самым прекраснейшим из лесных цветов, самой прекраснейшей из девушек, чтобы он смог ей любоваться! Но он не готов любоваться ею в тюрьме или в психушке.

В дверь стучат, вошедшая медсестра спрашивает, как он себя чувствует, после беглого осмотра и разговора приглашает его спуститься к ужину. Как оказывается, он проспал всего лишь несколько часов.

========== 7. ==========

Эрик надевает пижамный халат, как ни в чем не бывало, занимает с Ниной место за столом, не торопясь, сосредоточенно съедает ужин, перекидывается парой слов с дежурной, и потом возвращается в комнату, чувствуя спиной внимательные взгляды персонала, готового всполошиться при первых признаках буйства. Он не дает им даже повода. Спокойно, без лишних движений, не выказывая ни недовольства, ни раздражения, строго дозируя эмоции доброжелательности и безразличия, Эрик начинает процесс убеждения врачей и санитаров в том, что единичный случай неадеквата был досадным недоразумением и отныне им нечего опасаться.

На это уходит время. Но Эрик уверен, что, сколько бы времени ни прошло, господин ар Варн будет каждый день приходить на их скамейку в парке и ждать его возвращения. Это придает ему сил. Теперь у него есть новая цель, понятная и простая. От простого к сложному. Так легче двигаться.

Эрик начинает есть, спать, отжиматься, бегать по утрам, оставляя Нину на попечение медсестер и санитаров, понимая, что он должен быть в форме во время побега. Он заводит привычку сразу после завтрака приходить с Ниной на скамейку перед парадным входом пансионата. Так он приучает персонал к предсказуемости своих действий, надеясь, что в решительный момент его никто не хватится. Но еще ему кажется, что утреннее сидение на скамейке напоминает Нине прогулки в парке с ар Варном. Поэтому он садится всегда на свою сторону причудливой лавочки и качает дочь на руках, напевая ей на ушко.

Правило первым вставать из-за стола после еды, подниматься в свою комнату и выключать свет сразу после вечернего обхода становится еще одной новой и демонстративной привычкой.

Уже через неделю на него прекращают обращать пристальное внимание. Через две — он окончательно превращается в такого же пациента, как и все прочие несчастные бесцветные люди, нашедшие в заведении свое последнее пристанище. Внешне Эрик Леншерр становится бесшумной тенью, бесцельно и обреченно доживающей свои дни в пансионате, но внутренне он все больше походит на готовую распрямиться в нужный момент пружину. Его мозг ни на минуту не сомневается в правильности придуманного плана. Его воля, пробуждаясь, набирает силу, а его желание дает жизни надежду на обретение смысла в недалеком будущем.

Эрик начинает мечтать. Это для него ново и интересно. Он часто воображает, как вдыхает дым сигарет неуклюжего гиганта, смотрит на его натруженные изуродованные руки, ощущает тяжесть ладони на своем плече. Он представляет себе их второй первый разговор, обсуждение плана лечения Нины в школе профессора, одобрительные кивки, советы, поправки. Иногда Эрик даже идет в своих мечтах еще дальше и воображает, как ар Варн встречается с Чарльзом. В такие минуты Эрик не может сдержать потаенной усмешки. Ар Варн точно найдет с Чарльзом общий язык, как он нашел его с Эриком. Может быть, само разочарование в Ксавье, в его методах, в его малодушии ар Варн растолкует, например, как застаревшее юношеское всезнайство? Может быть, Чарльз тупит из-за того, что у него ум шестидесятилетнего гения, а чувства пятилетнего ребенка, который не знает себе равных в силе переживаний, но не может достичь сопереживания?

Мечтаний оказывается достаточно, чтобы через две недели Эрик действительно почувствовал покалывание магнитных полей в подушечках указательных пальцев. Он потирает кулачки Нины, слабо надеясь, что магнетизм вызовет всплеск узнавания, представляет, что ее потерянная душа стала монеткой, которую можно оживить несколькими театральными пассами.

Он не расстраивается, когда ничего не происходит. А что может произойти в этом мертвом заведении? Здесь ничего не сможет почувствовать радость и счастье, здесь нет места чуду.

Эрик вздыхает, смотрится в зеркало и вытирает полотенцем мокрый лоб. Он слишком много фантазирует в последнее время. Он не может выкинуть из головы Чарльза и его обаяние — это крючок, на который он уже посажен навсегда. Может быть, у ар Варна получится вытряхнуть Профессора из его всезнайства и заставить наконец просто жить, как сейчас получается заставлять жить самого Эрика?

***

Глаза Нины часто моргают, но она не говорит ни слова. Эрик, выйдя с ней к скамейке перед центральным входом, не устроился на ней, как обычно по утрам, а быстро пошел вглубь аллеи. Восемь десять утра. Самая спокойная четверть часа за весь день. Персонал и питомцы пансионата еще размачивают свои бутерброды и овсяные каши в слюнявых ртах. На него никто не обратит внимание. Все уже привыкли, что он первым выходит из-за стола.

Эрик почти бежит к старому забору, часть которого значительно ниже главного ограждения. Перед ним он останавливается, сбрасывает больничный халат — под ним пижама, которую он не решается заменить на городскую одежду, чтобы лишний раз не вызвать подозрений. Он успокаивает себя тем, что полоски на широких штанах не такие уж яркие, а пижамная куртка, если не присматриваться, может сойти за кофту. Но самое досадное — это шлепанцы. Но тут уж ничего не поделаешь, не босиком же идти через весь город. Эрик разрывает халат на длинные мягкие веревки и, присев перед Ниной, аккуратно привязывает ее себе на спину. Теперь руки у него свободны, и он может легко перелезть через забор.