Сэм сладко потягивается в кресле. Он учтет ошибки. Теперь он знает, как удлинить поводок. Как заставить Тоби принять нового Целителя. Сработало один раз с Ринсвальдом — сработает еще раз. Первый блин всегда комом. Но принцип — принцип верный.
Жаль, конечно, что Тингар Рина не удалось пробудить. Но это только пока. Не получилось с Тоби, получится с Клэр. Только не надо спешить. Главное — ничего не потеряно. Главное — у него снова есть чистый и полностью подконтрольный уникальный носитель Наследия. Дело за кандидатами в пару.
— Николас?
Сэм нависает над все еще сидящем на полу Заклинателем. Тот уже привел в порядок и себя и одежду, смотрит на него, словно сторожевой зверь, готовый сорваться по первому приказу. Сэм снова невольно усмехнулся. Как же повезло. Николас чувствует его, как никто другой. Связь между ними с первой случайной встречи перестала быть стихийной. Тингар перемешал не только их желания. Метка Наследия окрепла, а вместе с ней окрепло и понимание. Если вначале Николас получал удовольствие от близости с Сэмом, а интересно ему было только соперничество с Тобиасом, то теперь близости Николасу уже недостаточно, теперь ему требуется признание, участие во всем, разделение всего, в том числе и идей старшего Ришара.
— Привези сюда нескольких чистых носителей. Столько, сколько сумеешь найти за четыре дня, желательно пробужденных. Не смотри на меня так. В списке более двадцати человек. Безусловно есть вероятность, что некоторые не выдержали пробуждения Наследия, но не все. К тому же, наверняка есть кто-то, кому еще не успели найти пару. Ты умеешь уговаривать.
Сэм тянет руку к проступающему из утренней полутьмы лицу, но вместо того, чтобы провести пальцами по щеке, обвивает ими подбородок и вздергивает его вверх, заставляя взгляд партнера напрячься, загореться вызовом. Другая его рука почти неосознанно зарывается в курчавую шевелюру Николаса. Сэму неожиданно хочется вырвать клок волос в ответ на наглый блеск из-под сдвинутых бровей, но он только бьет открытой ладонью по губам:
— У тебя нет причин для ревности. Это всего лишь проект. Очередной проект.
Николас корчит недовольную мину и перехватывает запястье, по лицу Сэма на долю секунды проносится мрачная тень:
— Не смей ко мне прикасаться без разрешения.
Николас, прежде чем отпустить, быстро целует ладонь и только потом отдергивает руку:
— Давай я съезжу за Тоби сам? Плевое дело. А ты займешься подборкой новой партии чистых.
— Нет. Поездка за Тоби — дело принципа. Мое дело.
— Хорошо, — Николас рывком поднимается на ноги. — Считай, я уже уехал, — тут его взгляд становится лукавым, а в голосе появляются игривые нотки. — Я-то остался без разрядки. В самолете я могу прикасаться к себе? Или ты и мне это запретишь, как Форсайту?
— Нет необходимости. Дрочи сколько влезет. От тебя, как от бойца, меньше пользы. Ты и мизинца Тобиаса не стоишь в Системе.
— Зато вне системы я лучший.
— Расскажи об этом тому здоровяку, который тебя уложил одним ударом, — ухмыляется Сэм в ответ.
Николас теребит свою счастливую родинку под ключицей:
— Это не моя вина. Ты сам…
— Поговорим позже. Мне надо подумать.
Когда Николас уходит собираться, Сэм быстро набрасывает халат на голое тело, пересаживается к столу и начинает писать. Он не хочет терять ни секунды. С удовольствием отмечает, что возбуждение не спадает, наоборот, усиливается, перерастает в настоящий, давно не испытываемый подъем. По венам бежит адреналин, разгоняя Тингар. Мозг превращается в гигантский маховик, который раскачивается и стонет под тяжестью новых идей. В голове начинают выстраиваться линии, схемы, планы. Мир, который остановился несколько часов назад в кабинете Ривайена, снова сдвигается с мертвой точки.
Сэм не выходит проводить Николаса, краем уха услышит, как приехало такси и хлопнула входная дверь. Он поглощен бродящими в нем озарениями. Схемы превращаются в слова. Он снова видит. Мемы, иллюзион, шоу. Все это становится в его голове заклинаниями. Он снова амбивалентен. Это смакует почти забытое за год ощущение. Он представляет, как Тобиас меняет реальность его словами. Картинка чертовски заводит. Сэм зажигает ароматические свечи — так легче работать — и забывает о времени. Он лихорадочно записывает все новые и новые формулы. Они рождаются из него, как мифические дети, как библейские евы, он вдыхает в них жизнь, откладывает в сторону… Он чувствует себя богом, открывшим поточное производство.
Его будит Николас. Он с трудом открывает глаза. Сознание и зрение размытое, медленное. Сначала больно: слабые солнечные лучи режут зрачок, проходя сквозь красно-коричневые деревянные ставни и свечную дымку. Николас смотрит на него своими темными миндалевидными глазами так, словно вынул Сэма из гроба собственными руками.
— Ненавижу! Ненавижу его. Посмотри, до чего ты себя довел. Меня не было три дня, а если бы я задержался на все четыре? Ты знаешь, сколько ты уже без сознания? Ты вообще выходил отсюда? Боже, Сэм, боже!
Николас подхватывает его на руки и быстро несет в душ. Сэм смотрит вокруг, плохо понимая, сколько прошло времени, с трудом заставляя глаза быть открытыми. Эмоции Николаса кажутся ему галлюцинацией. Он медленно фокусирует взгляд, моргает длинными ресницами, чувствует под собой холодный кафель, видит как Ник открывает кран, начинает, не морщась, смывать с него следы слабости и потери сознания теплой как кровь водой.
Сэм очень устал и очень хочет есть, но Николас заставляет его пить какую-то сладкую дрянь и опять прикасается к нему без разрешения. Но сейчас это приятно и хорошо. И Сэм не возражает. Он в тайне восхищен этой способностью Николаса возвращаться вовремя и делать запрещенные вещи, оставаться непредсказуемым:
— У тебя все получилось?
— Конечно. Мог и не спрашивать.
— Сколько я заклинаний написал?
— До хрена. И ты на взводе, Сэм. Можно?
— Теперь да. А потом я хочу есть и спать. А потом — Тобиас.
***
Рин хлопает глазами. Сэм, появившийся из ниоткуда, стоит и улыбается широко, искренне, невыносимо красиво. Его лицо светится так, словно на нем собрался весь дневной свет. Рин лихорадочно разглядывает брата, готовый броситься навстречу, привычным движением сомкнуть руки на шее, привычно почувствовать сильные объятия. Привычно. Его губы уже трогает улыбка, и готово сорваться радостное «Брат!», но тут на глаза попадается яркая, точно артериальная кровь, резинка на запястье. И мир выворачивается. Улыбка напоказ перестает скрывать напряжение мышц: брат настороже. Он взволнован, но это эмоция спровоцирована не встречей с Рином. Встречей спровоцировано напряжение. Скорее всего, Сэм не ждал, что застанет здесь своего младшего. Напряжение начинает чувствоваться все сильнее, атмосфера становится похожей на морозильную камеру. Воздух входит в легкие свинцовыми шариками — тяжело дышать.
Рин наконец отрывает взгляд от Сэма и переводит его на Тоби. Тот стоит так, словно линии напряжения проходят именно через него, его трясет, совсем мелко, практически незаметно, он словно собирается с силами, а затем начинает двигаться. Идет к Сэму наперерез, отсекая Рина, оставляя его у себя за спиной. Когда оказывается рядом с братом, то у Рина ощущение, что Тоби стоит не в метре от него, а перешел в другую вселенную.
Сэмюэль кивает, самодовольство вспыхивает в нем пламенем, но он моментально гасит его ресницами так, чтобы Рин не заметил триумфа.
— Ну что, Тоби, значит уходишь со мной по собственному желанию? — он словно гвозди забивает, а не говорит.
— Ухожу. Но ты оставишь Рина в покое. Не думаю, что он когда-нибудь станет тем, что есть мы, — и в его бесстрастном, терпеливом голосе неуловимым эхом звучат нотки пробуждающейся угрозы.
Сэм слышит и услышанное сбивает его с толку. Его торжество неуловимо перерастает во что-то иное. Он усмехается одной стороной лица, чувствует мимолетный укол неуверенности. В этих словах скрыт подвох, недосказанность, непонятная решимость, но не подчинение.
