— Я люблю тебя, Тобиас. Мы ведь так и не поздоровались нормально. Я вижу, кроме тебя и Ника, никто мне здесь не рад. Вот и восставай после этого из мертвых. Ты ведь клялся, Тоби, когда принимал мою метку. Ты клялся, сукин сын, что не предашь меня. А сам чуть не трахнул моего младшего братишку, мальчика, которого я тебе доверил. Воспользовался его доверием?

Сэм, обернувшись, без паузы переключается на Рина. Паузами он сыт по горло после стычки с Ривайеном.

— А еще он шлюха, Рин. Был шлюхой Ривайена. Теперь моя. Таким — место только в наморднике или в ошейнике. Сейчас докажу.

— Смотри, братец, — Сэм снова проводит по паху, засовывает руку между ног Тобиасати двигает ей медленно, с нажимом, — смотри, как Тобиас соскучился по хозяину. Идем, подойдем к Рину поближе, покажем, все, на что ты способен. Надеюсь, ты не демонстрировал перед моим братом свое хозяйство без моего разрешения? Нет? Умница. Хоть в этом не разочаровал.

С этими словами, он разворачивает Тобиаса перед Рином, как разворачивают породистого коня перед покупателем. Рин видит, что у Тобиаса эрекция, и не знает, что его шокирует больше: сам факт или понимание, что его брат — садист? Когда он стал сволочью? В сердце что-то ломается и из надлома вылезает маленькая холодная змейка, начинает жалить и ворочаться:

— Сэм, прекрати! Не будь гадом!

Два брата стоят друг напротив друга, как еще недавно стояли Сэмюэль и Ривайен. Сэмюэль замахивается для пощечины, но в последний момент ладонь едва касается пунцовой мальчишеской щеки, не нанося удар, а поглаживая. Другой рукой он продолжает трогать Тобиаса.

— Ты еще мал понимать, что такое настоящая преданность и подчинение. А Тобиас это знает и ценит. У него нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства. Если я его подою, то он кончит при тебе. Он способен только выполнять приказы. И то, как выясняется, не очень хорошо. Давай Тоби, будь хорошим мальчиком, — Сэмюэль перестает улыбаться, брезгливо отирает руку о рубашку, — уйди прочь, демонстрация закончена.

Тобиас идет к окну. Так, наверное, идут на четвертование, обреченно, на нетвердых ногах. В Рине что-то ломается еще в одном месте. Он думает, что будет помнить этот ужас до самой смерти.

— Видишь? — голос брата заставляет отвернуться от воскового лица Тоби, покрытого крупной болезненной испариной. — Разве любящий тебя человек не попытался бы сопротивляться? Разве позволил бы тебе смотреть на все это? Разве не стал бы защищать ваши отношения, если бы они у вас были? Понимаешь теперь, что все это время рядом с тобой был монстр? Мой монстр, Рин.

— Сэм! Неужели ты не понимаешь! Это ты, а не Тоби, заставляешь меня смотреть и… И это ты меня не любишь, ты! Это ты монстр!

— Эй, полегче! Я тебе просто раскрываю глаза, брат. У Тобиаса все это время был выбор. Он мог прекратить все в любой момент. Если бы он захотел, он мог бы восстановить связь с тобой, попытаться разорвать мою, мог бы взять у тебя сил для сопротивления. И у него могло бы получиться. Почему нет? Не попробуешь — не узнаешь. Но он ничего такого не сделал, и меня это, надо сказать, успокаивает. Однако для тебя — это сигнал. Он выбрал не тебя, а меня.

Рин слушает и думает про тот момент, когда Тоби на несколько секунд установил между ними мост. А что это и была та самая просьба о помощи, про которую говорит Сэм? А Рин не понял. Как всегда. Рин злится на себя, досадливо сжимает ладони в кулаки, становиться почти копией старшего, из его горла выплескивается расплавленным металлом:

— Сэм! Он не выбирал тебя! Он отказался затаскивать меня в противостояние с тобой! Он хотел, чтобы я оставался в стороне. Не влезал по самые уши во все это ваше говно с Наследием. Спасибо тебе за демонстрацию. Теперь я даже не знаю, смогу ли называть тебя братом. Мне плохо от тебя, Сэм. Если ты действительно любишь меня, как говоришь, ты сейчас уж уйдешь, один или с Николасом. Мне все равно. А вот Тобиаса оставишь здесь.

— Ах так? Ставишь мне условия? Гонишь меня?! Свою кровь?! Думаешь, если я уйду, все будет по-прежнему? Думаешь, ОН заменит тебе меня? Ринсвальд, какой ты наивный. У тебя нет ничего, что нужно Тоби. Кажется, Ривайен пытался тебе это объяснить. Ты просто милый мальчик, таких миллионы. У тебя нет ни Тингара, ни веры, ни силы. Такой ты Тоби не нужен. Он выращен для Системы и только в ней живет по-настоящему. Посмотри на него, он молчит, потому что ему нечего сказать. Не веришь мне, спроси вон у Бэки! Что Бэка? Возрази мне — ты же правдолюбец, мать твою. Тоже нечего сказать?!

Рин видит, как Сэмюэля несет, как он перестает себя контролировать, как от его брата не остается совершенно ничего знакомого и дорогого:

— Уходи!

— Я не уйду, пока мне не отдадут мою флэшку. Она пропала из дома, я проверял. Она в этом кабинете. Я знаю. На ней записана технология вшивания нитей. Моя технология.

Я никому не позволю у меня воровать. Вы все здесь за это отвечаете. Николас! Иди сюда! Тобиас! У вас нет шансов против меня!

В этот момент Рину брат кажется похожим на охваченного истерикой безумца, который не отличает уже друзей от врагов. Или на раненного зверя, который нападает на все без разбора. Чтобы тут же не броситься на брата с кулаками, Рин сует руки в карманы и костяшками упирается во флэшку на самом дне. Она там так и лежит с момента отъезда из дома. Это же та, которую он схватил случайно в комнате Сэма. Та, про которую говорит брат! Никто и ничего у него не крал. Он уже готовится это сказать, но Тобиас опережает:

— Не устраивай бойни при брате, Сэм.

Сэм осекается. Слова Тобиаса действуют на него, как щелчок резинки. Рин — Ринсвальд — единственный человек, ради которого он все делает. Слава, борьба за Совет, создание внешней метки — это только ради Рина, чтобы он гордился, чтобы был приемником. Чтобы вернуть в его тело Тингар, чтобы быть с ним. Что же тогда он тут творит? Или Ривайен прав, и амбиции сжирают его изнутри? Сэм растерянно смотрит в расширенные от ужаса почти детские глаза младшего брат аи делает неловкую попытку сохранить лицо:

— Рин… Рин, послушай… Прости меня, я тут наговорил тебе, я был не в себе… Это все заклинания Натали и чертово влияние Ривайена… Слышишь? Я флэшку потом заберу. Ничего они там все равно не поймут. Давай… Давай забудем все что я тебе сказал? — Сэм делает шаг в сторону Рина, но тот на шаг отступает в темноту. — Хочешь? Хочешь, чтобы Тоби остался? Он останется! Хорошо… Пускай! Пусть остаётся… Он не нужен мне сейчас, так что… пользуйся. Попроси его сделать тебе минет. Хорошо снимает стресс. Сегодня ночью будет самое то…

— Уходите, — Рин чувствует себя палачом. — Если ты меня любишь, Сэм, — пауза, чтобы переждать спазмы в горле. — Ты просто сейчас уйдешь. — Рин поворачивается к Иннокентиям. — Он же может уйти? Вы ничего ему не сделаете?

— Натали сказала, что решения будешь принимать ты.

Рин кивает, а Сэмюэль молчит. Тупые парни. Они явно ничего не понимают. Даже если он сейчас уйдет с пустыми руками, без последствий его визит не останется. Какая разница, закончится все здесь и сейчас или чуть позже? Все равно все закончится в его пользу. По крайней мере для Тобиаса. Неужели они не понимают, что он вернется и выиграет? Нет предела человеческой наивности. Сэм встряхивает головой и, надевая на себя маску безупречности, разворачивается в сторону двери, походя роняет:

— Пойдем, Николас. Нам здесь не рады.

Они уходят не оборачиваясь. Юрася тут же имитирует жеманную походку Николаса. Колин истерически начинает смеяться, выпуская почти убийственное напряжение. Даже Бэка ухмыляется. Напряжение чуть спадает и уже можно дышать. Рин смотрит на Тобиаса, тот сидит на полу у окна с закрытыми глазами, в его лице нет радости, это все то же лицо приговоренного, только получившего отсрочку. Рин проскальзывает мимо хлопающего по плечам Иннокентиев Колина, присаживается рядом. Они долго молчат, не смотрят друг на друга. Ребята наконец замечают в каком они неловком положении, мешкают, не зная, как поступить, Колин выталкивает всех и выходит сам. Тоби прерывает молчание первым: