— Зачем ты отдал меня?

Ривайен снимает с носа тонкие золотые очки и трет морщась, глубокие розовые следы.

— Тоби!

— Зачем ты отдал меня?! — Тобиас наклоняется так близко, словно хочет заглянуть Ривайену внутрь и увидеть на что похожа его душа: на пушечное ядро или на часовой механизм. Но Ривайен успевает нацепить стекла и за кругляшками души не видно.

— Тогда мне казалось, что так будет лучше.

— Для меня или для тебя?

— Для дела. Сэм на совете привел неоспоримые доказательства, что он лучшая для тебя пара. И я… если бы у тебя появилась моя метка, я бы тебя не отдал.

— Да. Ты меня не отдал, ты меня выкинул, как сломанную вещь. Как монстра, с которым тебе не справиться. И мне всю жизнь давали понять, что монстр — это я. Так всем было легче?

— Ты излишне драматизируешь.

— Не из-за себя.

— Ты очень плохо выглядишь, ты видел Сэма? — Ривайен переводит разговор, и Тобиас тут же берет себя в руки.

— Не видел, но он был там. И я просто не представляю, как об этом сказать Рину. Ни о том, что Сэм жив, ни о том, что… Он… он думает, что я останусь с ним. Но связь с Сэмом сильнее. Рин еще не готов, не закончен, еще не стал чем-то определенным. Я не думаю, что я ему нужен также, как он мне. И он напридумывал про меня себе разное. Мне кажется, что если я ему все скажу, то это его сломает.

— Тебе надо думать не о Рине, а о себе. Ты уверен, что Сэм сюда не придет и снова не захочет тебя убить?

— Сэм? Своими руками? Нет. Но он придет. Надеюсь, что твоя охранная система на уровне, и ему понадобиться больше двух дней на то, чтобы ее взломать. Только не говори мне, что не делаешь обновлений? Черт, ты слишком самонадеян. Не буду ничего больше говорить, а то мне и самому иногда кажется, что становлюсь параноиком. Ладно. Доживем до понедельника, а после совета ему уже будет поздно что-то менять. Разве только мстить. Учти, это может быть страшное зрелище, этого лучше не допускать. Я не хочу, чтобы Рин видел брата таким. Он мнительный. С его характером, он вполне может решить, что яблоко от яблони. И совсем закроется. Опять. Окончательно.

Тобиас смотрит, не отрываясь, на Ривайена и продолжает:

— Ты же понимаешь, что я не смогу ни остановить Сэма, ни защитить Рина в его присутствии. Так что придется вам с Натали.

— Хочешь, чтобы я с ним поговорил? С Рином?

— Надеюсь, что ты сумеешь сделать это по-человечески.

В этот момент в кабинет стучат. Тобиас кивает и идет на выход. Еще одной минуты с Ривайеном он не смог бы выдержать.

***

Когда Рин входит в кабинет, Тоби встречает его в дверях, приобнимает и говорит, что ему надо отыскать Колина, проверить, как тот устроился и поговорить с Натали. В его словах Рин не замечает подвоха.

— Добрый вечер.

Оставшись один на один с Ривайеном, Рин ждет ответного приветствия, но тот что-то торопливо записывает. Рин чувствует, как мысли этого неприятного человека прилипли к бумаге, и он не собирался их отрывать, чтобы сказать несколько милых слов. Рину исключительно неловко. Некоторое время он колеблется, переминается с ноги на ногу, а потом решает, что с него достаточно, и собирается догнать Тоби. В этот момент Ривайен перестает отсутствовать, поднимает от стола взгляд и переводит на Рина. Смотрит так, как будто тот только что возник перед ним из ниоткуда: чернявый очаровательный в своей неуклюжести подросток, точеный, как готическая пешка.

— Что ты думаешь по поводу твоей связи с Тобиасом?

Рин моргает. Он думал, они будут говорить о его прошлом, он хотел расспросить о Сэме. При чем здесь связь с Тобиасом?

— А надо что-то думать?

На самом деле он думал, и много. А потом бросил. Теперь все идет, как идет. Разве кому-то от этого плохо? Нет. Но зачем об этом говорить человеку, с которым у Тобиаса не простые отношения, если они вообще есть.

— Надо думать всегда. Знать, чего ты хочешь. На что ты готов пойти ради того, что хочешь.

— Я хочу поскорее получить бакалавра* и стать самостоятельным.

— У тебя нет других планов?

Рин отрицательно качает головой.

— А Тобиас?

— Он мне здорово помогает.

— Ты хочешь с ним остаться?

— Как остаться? При чем здесь “остаться”? - тут Рин понимает, что Ривайен, скорее всего, имеет ввиду не личное, а совсем другое. Его же только школа. - Если вы про пару Заклинатель-Целитель, то, мне кажется, это не у меня надо спрашивать. Пусть Тобиас решает.

Рин говорит это и пугается своих слов. А что, если такой же вопрос задаст ему Тобиас: “Хочешь со мной остаться?” Он же не знает, как ответить. Нет, ему все нравится. И, наверное, он хотел бы остаться. И так получилось, что ближе Тобиаса и матери у него никого больше нет. Но есть одно “но”. И это “но” под очками Ривайена становится тяжелым и объемным. В Риме Рин распробовал, какую власть имеет над Тобиасом. Переход от сумасшедшего волнения за его жизнь к почти физическому удовольствию от вида затягивающихся под его ладонями ран, был невероятно сильным. Как такое может не понравиться? Рин чувствовал себя почти волшебником, почти всемогущим. Тоби в его полной власти. Но именно это и было страшнее всего. Это было неправильно, но так соблазнительно. Рин заглянул в адскую бездну и она ему понравилась. И у Рина не было никакой уверенности, что он в нее не прыгнет очертя голову при первом удобном случае. Рин задумывается, надо ли все это говорить Ривайену, чтобы тот перестал смотреть на него, как на идиота. Но Форсайт, видно, устал ждать и заговорил сам уже не надеясь добиться от Рина ответов.

— А если бы твой брат запретил тебе дружить с Тобиасом, или поставил бы тебя перед выбором или он, или Тобиас, или если бы надо было выбирать между профессией и… баттлами? Ты хочешь заниматься баттлами всю жизнь? — Рин чувствует, как этот человек на него давит, всем своим авторитетом и возрастом. Рин чувствует, как Ривайен цепляет к нему слова и готовится дернуть, чтобы все перевернуть на свой манер. Нельзя поверить, что он целитель. Он не исцеляет, а ищет слабое место. Он без брезгливости ковыряется своими руками в каждой болячке. Рин вскидывает голову. Тобиас никогда бы себе такого не позволил!

— При чем тут Сэм? И кто хочет всю жизнь жить баттлами? Я — нет! Тобиас? Точно нет! Он хочет жить нормально. Независимо.

Рин осекается. Почему-то в мозгу всплывает давнишнее вспоминание о пирсере, о том, как он млел от ощущения власти, как это кружило голову и никак не вязалось со словом “независимо”. Обладание - Тобиас может в любой момент дать ему это чувство. А ведь Самюэль наверняка чувствовал тоже самое. Рин бледнеет, подумав о “каракатице”. Неужели безграничное обладание может сводить с ума? Самюэль перешел какую-то невидимую грань, вырезав свою монограмму над яремной впадиной. А он, Рин? Как поведет себя он? Сумеет ли удержаться за чертой? Как он должен относиться к Тобиасу, чтобы этого не случилось? Может быть лучше держаться от всего этого подальше. Так будет лучше и для него и для Тобиаса.

— Ты думаешь, что нормальная жизнь — это что-то типа пляжа на Кубе? Равенство, братство, вечная любовь? Да и независимость, знаешь ли, может быть не только призом. Тебе никогда в голову не приходило, что быть независимым — это ни то, ни се. Ни нашим, ни вашим. Независимым значит? То-то я смотрю, связь между вами развивается медленно, словно через силу…

Ривайен начинает выкладывать слова, как Китайскую стену, медленно и основательно, а Рину становится неинтересно, и он смотрит в окно. Рассмотреть из него ничего нельзя — все смазано моросью и сумраком.

— … она и сейчас, как я вижу, нестабильная, то вспыхивает, то почти пропадает. И только от тебя зависит, будет она работать или нет. Не от Тобиаса. Ты ведь в курсе, что Тобиас не свободен? У него самого выбора нет. Так получилось, что за него придется выбирать тебе. Я думаю, тебе надо для этого знать две вещи. Во-первых, Тобиас создан мной для битв, это надо в нем оценить. Боль для него как наркотик, он будет ее искать, искать столкновений, из природной склонности, из инстинкта.