Сэмюэль уже предвкушает, как Тобиас неопрятно упадет и как его волосы разметаются грязным снегом по зеленой ноябрьской траве, и так и происходит. Второй Акинами вырывает гвоздики из ушей и посмеиваясь предлагает продолжить. Дальше уже не интересно. Что будет дальше он видел уже не один десяток раз. Мясорубка и никакой эстетики. Что будет с Чумными Самюэлю тоже неинтересно. Свою работу они сделали. Сэмюэль разворачивается и осторожно ставит ноги, спускаясь по заросшим ступеням. Спиной он чувствует, как истончилась система, как рвется искусственно созданная реальность. Это конец.
Он уже почти покидает Форум, когда слышит пронзительный, как вибрация силы, крик. Голос брата он не может спутать ни с чем, он снится ему по ночам, он донимает его днями напролет, он по нему скучает, он им болеет. Но что он делает Ринсвальд здесь и сейчас? И почему в его крике столько боли? Сэмюэля перекашивает. Какая досада. Так испортить представление. Брат совсем отбился от рук. Но с ним придется разбираться позже. После Ривайена. Сэмюэль ускоряет шаг, а в его голове беспрестанно крутятся кадры, на которых Тоби снова и снова падает на грязную от крови траву.
Комментарий к XI.
* Фраза из Нила Геймана
** ассоциации на Созвездие седьмой ночи Ayna Lede
*** Синто Мунэн-рю: «”Меч следует руке, рука следует духу”
**** Бриош - сладкий воздушный кулич с ванилью
========== XII. ==========
«Вещи их любят. Они умеют слушать их голос,
зацепиться за них словами и изменять.
Время им служит. Они скрываются в его тени.
Вы никогда не подумаете про них, что они особенные.
Но именно их Наследие сделало своими избранниками,
доверила им тайны и секреты».
Из рукописи Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара».
13.01.2018, суббота
Тобиас встает на ноги в субботу. К вечеру он выглядит вполне оклемавшимся. Колин к тому времени уже заканчивает все хлопоты с бумагами по практике. Иннокентии висят на телефонах — Рин удивляется, что у них столько друзей, а еще больше тому, что до этого они никогда никому не звонили — и весь день слоняются где-то между гаражом и готовыми у отъезду дорожными сумками. Рим потерял свое очарование, и всем хотелось уехать в воскресенье спозаранку. Часов в пять, покончив с хлопотами и уборкой, устраиваются впятером за столом и долго обсуждают куда возвращаться. Тобиас убеждает, что надо ехать к Ривайену — за стены его Нагорной крепости — и ждать, когда все устаканится. Ждать недолго — максимум три дня. Рину все равно куда ехать, но в Нагорную даже лучше — интересно наконец увидеть школу и Ривайена, о которых он уже успел наслушаться. Иннокентии брыкаются, но, видно, устают от сидения за столом, и в конце концов перестают спорить. Тут же Юрася вскакивает и тянет всех есть последний раз настоящую итальянскую пиццу. Прощаться.
— Надо рассказать Натали про вшитые нити. Тоби, бро, кончилась твоя элитная жизнь. Никакая ты теперь не «штучка-дрючка». Всем расскажем…
Юрася говорит с набитым ртом, жестикулируя с куском пиццы в руках и показывая эту самую «дрючку». Кусок колбасы отклеивается и смачно приземляется Бэке на плечо, получается уморительно, и немного нервный смех разрежает атмосферу.
—… что таких как ты, с вшитыми нитями, теперь штампуют, как на потоке. Хэх. Заводское изделие, — заканчивает Юрася мысль под общий гогот, и ее жесткость и страшный смысл остаются незамеченными.
— Натали считала, что у Самюэля случайно получилось тебя прошить, — говорит Бэка, когда все успокаиваются. — А теперь что же? Вся теория валится. У тех мужиков-то на Форуме были тоже вшиты нити, и не…
Рин перестает жевать и внимательно обводит всех доверчивыми глазами. Тобиас пинает Бэку под столом и не дает продолжить. Он не хочет, чтобы старший Ришар стал центром разговора. Он ни с кем кроме Колина и Ривайена не делился подозрениями. Но если позволить Бэке рассуждать дальше, то тот тоже придет к очевидному, и тема станет жареной. Только не сейчас. Он пока не готов говорить с Рином о Сэме. Что бы он ни сказал, все будет выглядеть так, словно он врал. Собственно, почему выглядеть?
— Там еще была одна очень странная вещь. Мне надо поговорить с Ривайеном.
— Ты про плотность системы?
— И про это тоже, и про метку.
— Про внешнюю? Бро, а тебе не показалось? Тебя ведь здорово зацепило заклинаниями. Про такое никто и никогда не слышал. Тебе вон и вшитые нити муравьями казались в бреду.
— Вот поэтому и надо поговорить с Ривайеном. Может быть и показалось, — Тобиас слегка поперхивается и долго пьет, словно смывает неудобные слова.
К ночи у него открывается кашель. Приступы становятся частыми, горло сводит судорогой от сухого и формированного выдоха, словно он наглотался едкого дыма с песком. Родинки на шее наливаются от напряжения красным, и шрам-каракатица возникает миражом все чаще, словно пытаясь прорваться в этот мир из параллельного.
Один из таких приступов будит Рина среди ночи, он шарит в темноте по кровати, но она пуста. Тогда он подхватывается, топает босыми ногами по коридору на свет в ванной, щурится, еле разлепляя глаза после недолго сна. Тобиас сидит на полу, вжавшись в стену и давится кашлем. Рин молча отбирает у него промокшее полотенце, которым тот пытается заглушить надрывные хрипы, протискивается между колен почти вплотную, кладет руки на впадину под кадыком, такую глубокую, что кажется, что она провалилась до позвоночника. Сосредотачивается. В подушечках щипет, обжигает, по венам бежит тепло, а на периферии зрения все дрожит, словно студень. Кашель сходит на нет. Тоби расслабляется, как после электрошока, и бессильно тыкается лбом Рину в живот.
— Завтра будет лучше? Может останемся еще на один день?
— Будет. Смысла оставаться нет, — Тоби отвечает монотонно, и Рину кажется, что что-то отравляет его изнутри и что Рину не под силу это вылечить. Стена, которую иногда чувствует Рин, становится выше и ближе.
— Все хорошо?
Тоби поднимает глаза и смотрит снизу вверх, так, словно готовится вскрыть болезненный и опасный нарыв. Открывает было рот — ответить, но в комнате Иннокентиев что-то падает и разбивается. Он замирает и передумывает отвечать. Опять вжимается Рину в живот и притягивает его к себе поближе.
— Пойдем спать? — Рину грустно и хочется вернуться в комнату.
— Конечно.
Когда Тобиас вытягивается на простынях и закрывает глаза, Рин садится в постели по-турецки скрестив ноги, и еще раз пробегает пальцами по кадыку и ключицам, перебирает все родинки, обводит каждую, возвращается к яремной впадине и кладет вокруг нее пальцы обеих рук в виде кольца, потом делает из кольца сердечко. В темноте его смуглые руки выделяются на светлой коже Тоби, поднимаются и опускаются в такт с равномерно работающими легкими. Рину кажется, что он синхронизировался, что дышит, видит и чувствует, как Тоби — еще чуть-чуть и он сам станет Тоби, и загадочные стены тобиной крепости падут. Но его глаза сами слипаются, он наклоняется вперед и съезжает в теплые объятия, которые заклинатель открывает ему не просыпаясь, словно зная даже во сне, чего хочет Рин.
Утром Рин просыпается один, рядом никого нет, и от этого обидно. В доме возня и приглушенная суета переезда. Рин понимает, что его просто не хотели будить, но какой-то неприятный привкус брошенности все равно остается, и ни кофе, ни зубная паста так его и не перебивают.
В довершении ко всему в дороге начинается дождь. Небо прохудилось еще у Пизы, и теперь они едут медленно. Крупные капли сначала ритмично колотят в крышу и багажник, потом вода начинает падать пополам со снегом, налипает на стекле, через час они пробиваются через снежный град, и машину колотит глухо и без всякого ритма. Зима. Пробки. Напряжение. Огни. По шоссе их втягивает в Альпы. В машине натоплено и душно, слышно только, как ревет мотор и шепотом матерится Колин. Тобиас дремлет на переднем сидении. Он больше не кашляет. Но с ним все равно что-то не так. Рин это знает и совершенно не может себе объяснить откуда. На шею Тобиас накрутил на свой манер огромный и плотный шарф. Смотрится стильно. Иннокентии думают, чтобы выпендриться, Колин — чтобы не простудиться, а Рин — чтобы скрыть кровотечение, потому что видел утром, как из «каракатицы» сочится, и знает, что под шарфом слой бинтов. Рин успевает перед выходом спросить, что все это значит. Тобиас смотрит напряженно, и глаза у него в тот момент под стать непогоде за окном. У Рина сосет под ложечкой, и живот крутит нехорошим предчувствием. Он, как и ночью в ванной, малодушно пугается ответа — не поминай беду и она пройдет стороной. Тобиас догадывается и говорит только:
