— У каждого сложного явления есть побочный эффект. И можешь называть это «Черным Тингаром» или еще как, но это лишь трагическая несовместимость биологии носителя и Наследия. Ришар, старший Ришар, считал, что в Ринсвальде может пробудиться и Целитель и Заклинатель. У Сэмюэля пуже была эта странная возможность управлять Заклинаниями. Шарль считал, что надо чуть-чуть подтолкнуть Наследие. Расчистить путь. Но аккуратно. Очень аккуратно. Он считал, что его младший сын имеет генотип прототипа. Он только слегка усилил восприимчивость Ринсвальда. И попросил меня усилить тренировки.

Вот оно значит как. Трагическая несовместимость. Его аккуратно усилил, а организм не выдержал. Заставили мальчишку поверить в то, что он болен. Клиника, диагнозы, угрозы госпитализации — все ложь. Но почему Сэм во всем этом участвовал? Он же ненавидел Ривайена. Зачем?

Тобиас представляет Рина совсем маленького, заплутавшего в системе, испугавшегося до смерти. Не захотевшего после увиденного жить дальше. Тобиас очень хорошо может представить себе, как это - не хотеть жить. Только у него не хватило смелости наглотаться лекарств, как у Рина. Не хватило смелости даже подумать о том, чтобы покончить с болью внутри. Он просто сидел и ждал своей участи. У него не хватило сил решиться на смерть. И не хватает сил, чтобы начать все сначала. Тобиас машинально трогает шрам под кадыком, обжигается сигаретой и даже не замечает.

— Что ты молчишь? Брось мальца — он балласт. Или тебе Сэм вбил в голову свою идею фикс? — вопрос Ривайена звучит как сквозь толстый слой воды — издалека. Тобиас его не сразу слышит и еще меньше понимает. О чем это он? Только с запозданием, прокручивая слова в обратном порядке, он спохватывается, что они о чем-то важном.

— Про какую идею ты говоришь?

— Сэм же, как отец, помешан на том, что их младший — единственный носитель, способный восстановить единство Наследия. Ты разве этого не знал?

— Ну, насчет меня у него тоже были свои идеи фикс. Сэм, в отличии от тебя, не ошибается.

— Ты хочешь сказать, что Сэм не ошибался? Почему ты говоришь о нем в настоящем? Пора уже тебе его похоронить. И если уж на то пошло, то с Ринсвальдом - это была его ошибка. Его оставили следить, чтобы все было хорошо. Ему дали четкие инструкции. Но Сэму слишком гордый, чтобы посмотреть правде в глаза. Обвинять меня для его просто легче.

— А ты был виноват?

— Только в том, что не настоял на наблюдении сомнолога. Шарль считал, что все под контролем. Но он знал про риски. Или ты на них идешь, или нет. Только так можно двигаться вперед. А дальше уже живешь с тем, что получилось. Шарль знал на что шел, форсируя пробуждение. Но Сэмюэль не был готов взять ответственность. Он тоже сломался после той ночи.

Тобиас помнит. Сэм действительно изменился. В нем все клокотало внутри, он был как цунами, но на поверхность прорывались лишь легкое раздражение и скрежет зубов. Тобиас принял на себя всю его досаду. Такая пара — такой выбор. Некому жаловаться.

Ривайен не дает ему хорошенько подумать над этим и продолжает:

— Я тогда посчитал, что из-за гибели отца. Мне все казалось, что образуется, забудется. Все мы что-то теряем, потом что-то находим взамен. Слишком поздно я понял, что дело серьезнее. Когда он уже ушел из Совета, и из офиса пропали кое-какие записи.

Если бы Тобиас мог, он швырнул бы телефон об стенку. Как же можно быть таким близоруким. Образуется! Да Сэм ненавидел Ривайена так сильно, как только мог ненавидеть разумный человек другого разумного человека - смертельно. Но он просто дышит, потом считает до пяти и берет себя в руки:

— Жалеть я тебя не буду. Но допускаю, что в случае с Рином тебя упрекнуть не в чем. Мне бы очень хотелось, чтобы так оно и осталось на будущее. Наверное, мне надо было связаться с тобой раньше. Если бы знал, не сделал бы столько ошибок.

— Не морочь мне голову. Ты не мог этого не знать. Ты же был все шесть лет с Сэмюэлем. Он не мог ничего от тебя скрыть. Вы же связаны.

Тобиас сглатывает. Мог. И скрывал. Скрывал с кем спит, куда уезжает, что чувствует. Где-то этому научился. Или кто-то его научил. Тобиас всегда считал, что этой способностью обладают все члены Совета. Но Ривайен кажется даже не в курсе. Пусть так и останется. Ривайену это знание ничего не даст кроме головной боли, начнет его отвлекать от Рина. А Рин сейчас главное.

— Я был у Сэма для боя, а не для семейной психотерапии. Похоже только ты один в курсе. Что еще ты знаешь о Сэмюэле?

Ривайен больше не спорит. Это уже незачем:

— Он все это время искал способ вернуть брату силу.

Тоби закрывает глаза и снова считает до пяти. Хотя в словах Ривайена нет ничего особенного. Просто у Тобиаса ощущение, что ему только что дали в руки все части головоломки, главная из которых — Рин. Все сделано для того, чтобы заставить Тингар работать у Рина в крови. Остальное: бонусы, маневры для отвода глаз, этюды и провокации. План простой и беспроигрышный. Рин после «смерти» брата подавлен и беспомощен. Любой в его положении нуждается в тепле и любви, в надежном друге и покровителе. Тобиас в этой ситуации — идеальная «замена», даже можно влюбиться без памяти. От безысходности. От отсутствия выбора.

С ивентом и бумагой Ноунеймов — тоже красивый ход. Одним ударом двух зайцев. И Ривайена подставить и создать миф для наивного мальчишки, предложить цель: отомстить за смерть брата, стать героем. Кто же от такого откажется? Отличный мотиватор заставить пацана кинуться назад в систему, из которой тот пять лет назад хотел выбраться ценой собственной жизни. Ничем не брезгуем? Размениваем жизнь брата? Размениваем на что? При таком раскладе Сэм выигрывал в любом случае. По-минимуму, он ликвидировал Ривайена, ослаблял «пиджаков», навязывал свои правила всем носителям, по-максимуму — получал объединенное Наследие, по крайней мере надежду на его объединение. И ничем не рисковал.

Умри Рин от кровоизлияния, или сойди на ринге с ума — Сэм был бы ни при чем. Виноват был бы тот, с кем Рин стоял в паре, организаторы, система, судьба. Начни Рин полноценно работать в паре, вспомни все, чему его учили — «замена» была бы больше не нужна. Она свое дело сделала. Заклинатель стал бы не лишним свидетелем. И это почти сработало. Почти, потому что Рин очень чуткий. Он чувствует лицемерие и его не обмануть заклинанием «я тебя люблю». Он не влюбился, он не привязался, он насторожился и отошел в сторону. Пошел своим путем.

Почти получилось, потому что в любви и надежном друге Тобиас нуждался также как и Рин, влюбился он, а не Рин, и той «замены», которую планировал Сэм, не состоялось. Состоялось что-то другое. Почти, потому что Иннокентии чертовки хорошая пара, и если они встанут против планов Сэма, обойти их будет очень трудно. Новый достойный противник. Неизвестный для Сэма. Неизученный. А еще есть Рин. Он больше не беспомощный, одинокий и дезориентированный. Им больше нельзя манипулировать. Он вырос. Вот так. И если Сэм восстанет из мертвых и захочет вернуть брата, то Рин отреагирует по-взрослому. Теперь надо договорить с Ривайеном. Он там что-то кричит в трубу и, судя по глазам Колина, уже давно.

— Тобиас! Хватит играть со мной в молчанку. Возвращайся.

— Если успею.

— Что значит «если успею»? Возвращайся немедленно.

— Если сорваться сейчас, «пиджаки» опять тебя обвинят. Это будет повод утверждать, что бой с Иннокентиями подтасован. Ты снова потеряешь преимущество. Нельзя рисковать школой. Не сейчас. После Совета. После того, как ты проведешь новые правила.

— Совет назначен на понедельник. Продержишься?

Тоби хотелось бы продержаться. Но он не спешит отвечать.

— Все так плохо? Было еще одно нападение? Это уже не детские игры. Неужели ты не понимаешь? — Ривайен проявляет эмоции? Тобиасу неожиданно приятно слышать в его голосе тревогу. Сейчас не то время, чтобы добивать. Противник сейчас не Ривайен.— Почему ты не инициируешь младшего Ришара? Мальчишка к тебе наверняка доверяет. Установи с ним связь. Как положено. Это спасет тебе жизнь.