Пинсеттер, в отличии от Рина, на Колина не обижается, безотказно и миролюбиво урчит и возвращает все в начальную позицию. Часы летят незаметно, как и счет в партиях. У Колина спэра только три из десяти фреймов. А Рин уже жалеет. Жалеет, что что начал ходить в качалку только два месяца назад и мышечной массы катастрофически не хватает, чтобы переломить ход поединка в их с Тоби пользу. Жалеет, что Бека, который кидал лучше него, но хуже Колина, распробовал эль, и в эль его затянуло с головой. Перед ним шесть пинт, и он отпивает то от одной, то от другой, посасывает нижнюю губу, облизывает белые пивные усы и бросает в рот очередной крекер. Каждый раз делает при этом такое сложное лицо, что Рину смешно. Но только он никак не успевает рассмеяться, потому что Юрася снова выбивает …. И его надо опять догонять.
Рин готовится запустить очередной шар. У него уже ломит плечи и заканчиваются силы. Может уже хватит? Зато у остальных горят глаза и развязываются языки. Тобиас наклонятся и говорит. Рину кажется, что в самое ухо, что тонкие, горячие и сухие губы дотрагиваются до мочки: «Два страшных врага боулера — это глаза и уши. Будешь бросать — закрой и те, и другие. Постарайся чувствовать. И да прибудет с тобой Сила». И Рин чувствует, как от слов Тоби сила действительно прибывает. От слов Тоби — азартно и весело, от них Рин взлетает вверх и падает вниз, как на американских горках. Он слушает и очаровывается, как маленький, когда слова так много для него значили, когда он им так верил. Когда они были для него запретным сокровищем.
От слов Тобиаса у Рина сердце переворачивается, и он долго и тупо смотрит на дорожку перед тем, как погнать шар. «Постарайся чувствовать». Рин чувствует, что рука соскальзывает. Закрывает глаза и старается не слушать. Но ловит странное ощущение единства с болом. Ловит, но не может удержать. Шар катит, выбивает только пять… Второй накат не лучше. Сила над ним потешается.
Тобиас смотрит на шестую и десятую кеглю, оставшиеся стоять после фрейма Рина, и жует кончик своего хвоста. Курить запрещено, и сигареты ему явно не хватает. Рин видит, как он сосредоточен, и ему даже кажется, что от этой сосредоточенности у Тобиаса нос становится длиннее. Это же просто игра. Просто болы. Ну зачем обязательно выигрывать?
— Если не хочешь выиграть, тогда лучше не начинать, — неожиданно тихо бормочет Тобиас себе под нос, словно подслушав мысли Рина, и, кажется, даже не замечает, что что-то сказал.
— Ах вы мелкие кровожадные и меркантильные говнюки! — продолжает он уже громче, смотря на Юрасю в упор. Тот бьется в приступе смеха, так, словно услышал лучший комплимент в своей жизни. — Вы же понимаете, что светлый момент великодушия уже прошел. Можете не ждать больше милоты и пощады.
Разбег Тобиаса Рин пропускает, зато видит, как рука и шар движутся как единое целое, как шар касается дорожки, как рука Тобиаса поднимается, провожая шар вдоль линии броска. Он выбивает. Они опять идут очко в очко, не давая Колину и Юрасе вырваться вперед.
После десятой партии снова ничья. В пять часов утра ни у них, ни у персонала больше нет сил. Они начинают последнюю партию. Решающую. И тут у Рина случается беда со слухом. То ли от выпитого за семь часов пива, то ли от эмоционального перенапряжения и острого желания выиграть. Он совершенно уверен, что первый Иннокентев забивает нечестно. Он слышит, очень четко и ясно слышит, как Юра и шар шепчутся, и Рина смущают интонации. Он уверен, что Юра не чист на руку и, как говорит Бека, цепляет к шарам слова, а потом дергает и меняет направления. Рин размахивает руками и кричит, что так нечестно. Все смотрят на него, а потом Колин, встретившись с Тобиасом взглядом, спокойно и деловито журит партнера:
— Юрочка, нехорошо, — а сам ухмыляется. Его-то упрекнуть точно не в чем. Он катает так, что бол каждый раз со страшной силой клюет первую кеглю и сметает все на своем пути.
И вот их последние четыре броска. Решающие. Тобиас делает страйк. Второй бросок. Он прицеливается между первой и третьей кеглей, разбегается и выпускает шар с небольшим хуком. Рин слышит, как шар разогревается на масляной части дорожки, как вращается размеренно и быстро, как трется о ламинированную поверхность, как врезается в тыл первой, задевает третью, сдвигает шестую. Отвернувшись и зажмурившись для верности, Рин слышит, как с гулким сухим стуком разлетаются кегли, считает, сколько их падает в яму. Не может быть! Шестая только сдвинута, десятая и седьмая торчат, как уши дикой необъезженной лошади и остаются на местах. Как же ты собьешь их одним броском? Рин почти уверен, что Тоби специально мажет и оставляет фрайм за ним. Но он выглядит таким виноватым, что Рин верит в судьбу и случай. Ему нужно выбить сплит и страйк. Это худший сплит, который можно только вообразить. Рин пытается читать дорожку, но, кажется, это не помогает. Он вытирает вспотевшие ладони о штаны. Он берет шар и пробегает подушечками пальцев по поверхности. Ему кажется, что шар вздрагивает от его прикосновения, отвечает и подчиняется. В голове крутится: слушать голоса вещей. Откуда это? Запускает пальцы в отверстия. И слышит свой шар, низкий и тяжелый, смотрит на светлые нити, которые тянутся от его пальцев к распилам. Голос в его голове — словно эхо. Ему не надо открывать рот и что-то говорить. Можно и без слов. Вернее, слова не обязательно произносить. Их просто можно чувствовать, еще до того, как они появляются.
«Надо войти в карман на семнадцатой доске». Рин держит в голове слова, аллею дорожки, светящиеся нити, кегли, глаза Тобиаса, желание победить. Он старается найти между всем этим баланс и симметрию. Свет, нити, звук, секунды текут мимо него. А потом тело реагирует. Само. Не спрашивая разрешения и быстрее, чем Рин успевает его понять и проконтролировать. Рука засылает послушный шар по аллее и замирает, провожая. Рин слышит, как шар катится тыквой, скользит, поворачивает. Закручен, но достаточно ли? Рин не дышит и ждет. «Пожалуйста. Пожалуйста! Вокруг шестой». Его желание — желание шара, шар — его продолжение, его эхо. Они связаны.
Судя по тому, как кегля слегка крутится вокруг своей оси, крученый плохо рассчитан и испорчен. Но это только кажется. Кегля падает — тогда, когда Рин уже отчаялся. Он не верит своим глазам. У него такое ощущение, что он на изученном вдоль и поперек дне родной речушки увидел багряную морскую звезду. Как чудо. Не отдавая себе отчет и думая только о багряной звезде, он просовывает пальцы в распил нового поданного шара и выбивает страйк, забыв посмотреть на кегли. В голове пусто, легко и звенят колокольчики. Он устал до смерти, он счастлив до смерти. Сегодня он — пара Тоби. Его достойная пара.
Они выигрывают. Рин прыгает от радости. Тоби просто смеется. Их разница в росте сейчас особенно заметна, зато разница в возрасте совершенно исчезает. Тоби выглядит почти мальчишкой, почти ровесником — с чистой гладкой кожей и блестящими, немного растерянными глазами. Рин чувствует Тобиаса так, как он чувствовал несколько минут назад свой шар. За этот месяц медленно и с трудом он учился доверять своим чувствам. Рин чувствует, что за этими глазами есть целый мир, и он готов в этот момент отдать все на свете, чтобы туда проникнуть. Вдруг Рин с разбега прыгает и повисает на Тоби, крепко скрестив ноги на пояснице. Он не может объяснить, зачем он это делает. Притяжение. Он просто маленький ртутный шарик, который откололся от большого, а теперь притягивается на место. Он смотрит в глаза Тоби, и они сияют. И в них эта растерянность, от которой Рин не может оторваться. Он смотрит и не замечает, как его губы сами притягиваются к расслабленным и приоткрытым губам Форсайта. Касаются. Мгновение, и Рин слегка прикусывает губу Тоби, нечаянно, только от того, что соскальзывает, пугается и теряет равновесие. Рука Тоби в то же мгновение крепко приживает его, перемещается по спине, стараясь удержать, не дать опрокинуться. Останавливается на ремне и не спускается ниже. А Рину вдруг страшно хочется, чтобы эта же самая рука сейчас же просунула пальцы не только за ремень, но и за резинку, дотронулась до кожи. Опустилась еще ниже. Притяжение.
