***

Рин стоит, задрав голову, и смотрит на крест на дальней галерее Колизея. Хорошо бы разглядеть, когда его установили. Прикидывает высоту, придумывает все действо, как и кто, и чтобы торжественно, и в память первых мучеников. Знать бы чуть больше, и можно сделать робкую попытку угадать, что за тайны скрыты за этими камнями. За его спиной возвышается красная конструкция в три человеческих роста. Медико-познавательный аттракцион для всех возрастов. Мягкий пластик, полиуретан и надувные вставки сужаются, чтобы образовать вход, у которого стоит карабинер и проверяет билеты. Вход платный, и Рину совсем не хочется тратить десять евро, чтобы узнать, что же там за терра инкогнита внутри. Тем более Юрася и Бека скоро выскочат наружу. Юрасю будет трудно заткнуть, он еще и фотки, наверняка, будет показывать. Тайны Колизея и простаты — это, конечно, хорошо. Но у Рина сегодня более грандиозные планы. Он хочет разговорить Иннокентиев на тайны Тоби и вытянуть недостающее, то, что он еще не совсем для себя уяснил. После прыжков внутри гигантской простаты должно быть в самый раз, пока Юрася в хорошем настроении. Рин понял, что дойти до всего самому, только анализируя скупые замечания Тоби и неточные слова Колина, ему не под силу. Ему кажется, что теперь он может поговорить с ребятами. Еще три недели назад он относился к Иннокентиям настороженно, если не сказать враждебно. Сначала они не были похожи на тех, кто готов с кем-то делиться информацией. Но, понемногу, между ними начало появляться что-то типа взаимопонимания.

— Фигаси ты экономный! Зря не пошел. Тебе-то как раз больше всех надо! Для нас-то с Бекой, — он неожиданно строго и заискивающе смотрит на своего второго, — это все уже знакомо. А вот тебе бы не мешало быть в курсе. Ты когда с Тоби трахаться собираешься?

Рин давится слюной. Вот и поговорили. Вот и поняли друг друга. Вообще-то он собирается трахаться с Клэр. Сразу после каникул. Знать для этого об особенностях оргазма простаты ему кажется лишним. Но в одном он точно согласен с Иннокентиями. Ему «это» надо. Шестнадцать — а он еще девственник. Как-то он опаздывает. Как-то это не комильфо. Собственно, до недавнего времени его «это» не беспокоило. Когда лежишь в психушке, а тебя накачивают колесами и доходчиво рассказывают про наследственность, то тебе не хочется дрочить в общественном туалете и неудобство в штанах тебе не очень досаждает. Когда погибает брат, а мать превращается на твоих глазах в домашнего монстра — тебе не до гормонального бума. Вся потенция уходит на то, чтобы не вернуться в психушку.

Рин уже собирается ответить Юрасе, что тот, как всегда, смешал кислое с пресным, но раздается трель сообщения. Юрася меняется в лице, вытаскивает аппарат как из воздуха. Скорее всего, конечно, из штанов. Но Рин все равно озадачен. Иннокентии постоянно вытаскивают странные предметы странным образом из всех странных мест. Бэка, например, может всегда вытащить чипсы или журнал с мотоциклами откуда угодно и когда угодно.

Пока Рин размышляет над этой их способностью, Юрася зыркает на него глазом, хмурится и, кивком оставив Бека за старшего, спешит в тень арок первого этажа римской арены. У Бека в этот момент лицо снайпера. Неуютно. Но Рин решает, что это даже к лучшему. Бека серьезный наедине и кривляния Юры теперь не помешают позадавать вопросы.

— Кто звонит?

— Директор.

— Тот который Ривайен? — скупой кивок. — Почему Тоби с ним не разговаривает?

— Вот ты у Тоби и спроси, — А Рин уже спрашивал. И не один раз. Каждый раз после очередного звонка. Но каждый раз Тоби делал такое лицо, что у Рина интерес застревал поперек горла.

— Он же его отчим? — хорошо, что есть Колин, и кое-какие вещи можно выяснять у него.

— Типа того. Не знаю я, что там между ними произошло. Никто не знает. Говорят, Ривайен его выгнал за то, что тот не захотел встать с ним первым, — видно Бека тоже не любит традиционные наименования. Ну и ладно. По-ихнему даже лучше. — Да много что говорят.

— А зачем Ривайен сейчас звонит? Хочет, чтобы Тоби вернулся?

— Хочет. Но ты Тоби видел? Ему никто не указ. Он только твоего брата и слушался. Не понимаю, как после Сэма с тобой связался, — Бека смотрит на Рина, и в его глазах действительно плещется непонимание.

— Пришла электронка от Сэма. С таймера. Он… — Рин старается сказать поделикатнее, слово приказ его коробит. Как можно что-то приказать свободному человеку? — … попросил Тоби взять меня заменой. На ивент. Тоби просто не мог отказать! — и слава богу, добавляет Рин про себя. — А я вот как раз про ивент тебя хотел спросить. Что там за контракты мы должны были заключить? Почему это так важно? Из Тоби кроме как «так хотел твой брат» ничего выудить нельзя. А я так не могу, мне надо понимать.

— Зачем ты в это лезешь? Меньше знаешь — лучше спишь. Тут Тоби прав. Ты ведь даже не его второй! — но видно во взгляде Рина есть что-то такое, отчего Бека неохотно продолжает, — да тут и понимать особо нечего, — Бека пожимает плечами. — Финансируются школы откуда по-твоему? Гранты, фонды, благотворительность. А кто все это выдает, создает и перечисляет? Кто делает так, чтобы нас лишний раз не проверяли? «Белые пиджаки». Конкретные люди подписывают конкретные документы и хотят получить конкретные результаты. Контракт с «пиджаками» — это и есть результат. Спонсоры имеют право выбрать одну пару и заключить с ней договор на один год. Вот так. Правило неписанное. Его еще твой дед установил. Говорил, баланс сил.

Рин вздрагивает. Дед. У Сэма в комнате его портрет и его книги. Заходил как раз перед отъездом, перебрал вещи, померил свитер, нашел среди маек миниатюрный эбеновый футляр, черный с перламутром, очень красивый. Открыл, оказалось флешка. Стало грустно. Вещь есть, а Сэма нет. Он забрал с собой и футляр и свитер. А вот про деда-то не подумал. И про книги его. Вернется — надо зайти. Почитать, полистать.

А Бека продолжает — автомат чертов. Завести один раз и не остановишь.

— Для того, чтобы выбирать лучшую пару придумали ивенты. Можно приезжать официально, ставить в график, рассылать пресс-релизы. Культурное молодежное мероприятие. Что может быть подозрительного? Все у всех на глазах. Все подробности в газетах. Как фестиваль в Каннах. Ты же видел. И контракт по итогам — вроде как простая формальность. Рекламный годовой тур. Никто же и предположить не может, что словом можно убить. И все шито крыто. Только теперь это старое правило не устраивает никого. Сэмюэль, как член Совета школ, не хотел отдавать самые сильные пары в кабалу. Пиджаки начали требовать больше пар и на несколько лет. Прения у них по этому вопросу были. Если не сказать конфликт. А тут вдруг в разгар переговоров твой брат погибает. Прикинь, какой шухер!

Рин слушает внимательно и почти открыв рот. Ну почему! Почему ему это никто не рассказывал. Как интересно живут люди. Как опасно. И он теперь с ними. Ему хочется быть как… На худой конец, как Бека.

— Ривайен все контракты с Пиджаками разорвал. Сказал, до выяснения обстоятельств. На последнем ивенте от нашей школы никого не было. Тоби наверняка заметил. И оценил. Думаю, до этого считал, что Сэма Ривайен убил. Ему выгодно, хуль. Сэм-то Совет против него поднимал, доказывал, что вообще служить «пиджакам» — жирно. Что надо запретить тем вмешиваться во внутренний регламент школы и в отбор учеников. «Держать старперов в ежовых рукавицах». Вот те предыстория. Вкратце.

Бека останавливается. Втягивает в себя воздух и не спеша продолжает.

— Ну, а после того, как вы с Тоби отказались контракт заключать, такое началось! Мама не горюй! Пиджаки на Ривайена бочку покатили. «Ты победу своего приемыша подстроил. Ты договоренности нарушил». Говорят, Ривайен получил письмо, в котором «пиджаки» потребовали закрытие школы. Судейские, они же все его бывшие ученики, блядь. Им никакой веры не стало. Нашли, сучары, какого-то эксперта, не помню имени. Натали говорила, но я что-то не запомнил. Можно будет у Юраси потом спросить, если интересно. Так вот, эксперт этот выдал заключение, что в авторежиме победить невозможно. Ты на меня не обижайся, Рин, но всем понятно было, что ты на ивенте только для видимости рядом стоял. Я, конечно, не видел лично, только на записи. Но и по записям понятно. У тебя там такое лицо: «кто здесь?» называется.