***

Днем Гэвин гонит тревожные мысли, но они возвращаются по ночам. Он часто просыпается — щеки мокрые, простынь тоже. Помнит, что приснился кошмар, в котором он не сумел защитить Лайджу. Трет глаза, встает, меняет постель, несет мокрое в подвал и забрасывает в машинку. Не дай бог, кто узнает про него такое — стыда не оберешься. Долго не может уснуть, прокручивает снова и снова рассказ Лайджи, страхи множатся и множатся, а он все думает и думает о том, что могло бы случиться, если бы не… Потом он идет в комнату Лайджи, ложится рядом и лежит. С братом спокойно: тот смирный, дышит глубоко. Гэвин обнимает близнеца и думает, что со всем этим надо что-то делать.

Он читает в нете все подряд — «родительский контроль» обойти раз плюнуть — форумы, статьи, чаты, блоги. Как стать сильнее. Как стать мужчиной. Сто советов, как защитить свой дом. Двадцать правил истинного американца. От теории переходит к практике: вместо школы начинает ходить качаться, чтобы рука не дрожала, когда он выводит Глок на линию прицела. Учится стрелять с обеих рук, а два раза в неделю, пока Лайдж лежит в барокамере и ему вводят через вену нанохерню, бегает на стрельбище сразу за Институтом — отрабатывать отдачу и серийную стрельбу. Конечно девять лет — это мало, чтобы тебе доверили что-то посерьезнее карабина Walther Colt, но он не жалуется. Надо же с чего-то начинать.

Два часа спустя — процедуры Лайджи навязывали свой ритм — бегом возвращается в Институт, долго топчется перед палатой, выравнивая дыхание. Заряд хорошего настроения, полученный от холодной тяжести оружия в руках, стремительно утекает. Гэвин заходит в палату…

Элайдж лежит бледный и усталый от процедур.

— Что сегодня делали?

— Бомба-ди-о-вали… — «р» у него еще не получается.

— Попали? Все в руинах? — Гэвин пытается пошутить, уж больно у Лайджи страшный вид, словно он и правда под обстрел попал. Черные синяками под глазами, торчащий крупный нос, который они оба унаследовали от матери и который обычно не так уж сильно и бросается в глаза, треугольные тени на скулах.

— А? — переспрашивает Лайджу. Да, шутки с ним не проходят. Он все воспринимает буквально. Слишком серьезный и прямодушный.

Гэвин сглатывает. В очередной раз дает себе слово поговорить с отцом, попросить его больше никогда не возить Лайджу в этот Институт. Отменить программу наностимуляции. В очередной раз понимает, что отец его не послушает. Злится и срывается на Лайджу:

— Чего разлегся. Мне тебе еще про белых медведей читать. Пошли уже, лентяй. И мама сегодня приезжает. Через три часа. Погнали, а?

Элайдж старается улыбнуться, у него очень умные глаза, и Гэвин думает, что брат обязательно скоро научится читать сам.

Гэвин не разрешает ему спускаться на лифте: «И так целыми днями то сидишь, то лежишь». Одиннадцать ступенек вниз. Лайджа быстро выдыхается и останавливается, тогда Гэвин мучает его скороговоркой. Он в сети прочитал, как развивать речь. Говорят, что только сначала тяжело, а потом как попрет! Главное себя не жалеть. Гэвин просит брата повторять скороговорки в машине по пути домой. Дома тоже не унимается:

— Давай, повторяй, на дворе трава, на траве дрова…. Еще раз, еще… Да я и то лучше сказать могу, а ты неделю уже учишь. Лайджа, я тебя пенделя в следующий раз дам, если ты еще мямлить будешь как маленький. Понимаешь? Старайся давай! Знаешь, как мама удивится, когда ты ей про дрова расскажешь?

Отец оборачивается:

— Гэвин! Прекрати, он должен говорить простые фразы. Он не игрушка, Гэвин.

— А он и не идиот, пап. Зачем ему простые фразы?

— Иногда мне кажется, что это ты идиот, Гэвин.

Гэвин готов взорваться и нагрубить, но в эту секунду чувствует, что холодная ладонь ложится на его руку и пытается сжать. Гэвин поворачивается.

— На дворе дрова на траве двора, — говорит Лайджа, очень старательно выговаривая все «р», и улыбается.

Отец резко приседает и пристально смотрит Элайдже в глаза:

— Прогресс, бесспорный прогресс, — констатирует довольно. — Со следующего месяца надо записывать его на вторую ступень.

Вторая ступень внушает Гэвину доверия еще меньше, чем первая. Ему кажется, что Институт и Аманда, которая теперь то ли куратор, то ли директор программы «быстрый мозг», делают из брата робота. Лайджу в Институте словно включают на входе и выключают на выходе, как лампочку. Он напичкан под завязку биостимуляторами и наномагнитами. С одной стороны это хорошо: брат уже не заикается, даже бегает по лестнице, научился правильно держать Глок и нажимать на спуск, когда пистолет не заряжен.

Но, с другой стороны, Гэвин волнуется. Он скучает по слюнявому доброму Лайджи, зачарованно смотрящему на дрона. С каждой процедурой этот добрый малый куда-то исчезает. Из Института возвращается незнакомый мальчишка, точь-в-точь его копия внешне, но это уже не тот Лайджа, к которому он привык и которого так хорошо понимал. Этот настораживает, как незваные люди два года назад в кабинете отца, отдаляется, замыкается надолго в себе. Да и мама с отцом все больше и больше ссорятся из-за дружбы отца с Амандой. Но папа, как трактор — его не остановить, он давит, и мама уезжает все на дальше и на дольше из дома.

Комментарий к Гэвин

* теория “интенсивного мира”, на основе которой ведет свои исследование группа Гугл ДипМайнд, Гэвин просто перепутал слова

** Синагога в центре Бостона

*** Субботняя молитва

========== Маркус ==========

Когда им исполняется тринадцать, Элайджа заканчивает читать свою первую книгу про утят и полицейского*. Это должно стать без преувеличения событием года, и отец должен сказать: «Однозначно прогресс». И записать Лайджу на третью ступень. Но случается непредвиденное — мама не возвращается из очередной экспедиции. На похоронах в синагоге стоит ее пустой закрытый гроб. Тело так и не нашли: в Арктике, упавшее в воду, не всплывает.

Отец и Гэвин на похоронах вдвоем, Элайджа дома — ему нельзя волноваться. Отец все время приобнимает Гэвина за плечи, словно хочет подчеркнуть родство. На кладбище Гэвин читает Кадиш. Перед глазами черно от горя и траурных нарядов. Люди, которых Гэвин никогда не видел, подходят по одному, кидают сухие комья земли в могилу, потом проводят рукой по его щеке: «Так похож на мать». Дальше Гэвин плохо помнит — его лицо горит, как от пощечин, ноги он не чувствует, слезы, застрявшие комом в горле, душат. Вокруг него толпа, а он чувствует себя бесконечно одиноким. Хочется скорее домой, к Лайдже.

Сразу после похорон, вернее через неделю после них, — для Гэвина это все равно что на следующий день — отец приводит в дом нового человека. Он высокий, темнокожий, стриженный под новобранца, сразу привлекает к себе внимание, хотя и стоит в тени у старшего Рида за спиной.

У него точеное лицо, очень спокойное, а вот глаза — совсем наоборот. Они кажутся Гэвину необычными. Даже не тем, что небесно-голубые, а тем, что цепкие, — так и смотрят в самое сердце, а еще глубокие, но без двойного дна.

— Гэвин, Элайджа… я хочу выполнить желание моей жены, — лицо отца, пока он говорит, печально и сурово, и Гэвин не совсем понимает, действительно ли оно такое из-за гибели мамы, или все дело в ее завещании: в случае смерти прекратить участие Лайджи в программах доктора Аманды Стерн. — Со следующего года Элайджа будет ходить в ту же школу, что и ты, Гэвин. Не в твой класс, конечно… Но он будет учиться, как все. Для этого я нанял учителя.

Незнакомец делает шаг вперед:

— Меня зовут Маркус.

Широкие плечи, успокаивающая уверенность в каждом движении, странная смесь африканца и жителя высокогорных Альп. Маркус протягивает руку по очереди Гэвину и Лайджу. Гэвин подает свою в ответ не задумываясь и ощущает крепкое рукопожатие — таким же его встречают на стрельбище и в спортивном зале. Настоящее, мужское.

Лайдж свою руку закладывает за спину. Подумав, прячет от Маркуса и вторую. «Молодец, — запоздало восхищается Гэвин и жалеет, что так легко купился на военную осанку и радушие в голосе. — Нельзя доверять первому встречному».