– Так, кто там был с Сергеем? – не выдержала Света.

Саша услышала имя Сергей и опять безудержно заплакала.

– Янка. Там была Янка.

– Ух! – выдохнули все три женщины, окружившие гостью.

– Вы ее знаете? – вытирая слезы, спросила Саша у Евгении Львовны и Ксении Андреевны.

– Да кто ж ее не знает? – разошлась Ксения Андреевна, мама Светы. – Дрянь!

– Стерва! – добавила Евгения Львовна.

– Коза драная! – не удержалась Света, выпалив свое любимое ругательство.

– Ты рассказывала про нее? – Саша подняла брови. – Как она к нам подходила.

– Рассказывала, – выпалила Светина бабушка. – У нас-то секретов нет друг от друга.

– Знаю, – одобрила Саша. – У вас хорошо, лучше, чем у моей мамы. – Она представила, как ее молчаливая, всегда выдержанная мама вскрикивает «дрянь» или «стерва» и улыбнулась, хотя и не очень весело.

– Ну, вот, улыбнулась. Жить будешь. Все переживешь и простишь.

– Нет! Никогда! – выпалила Саша и заплакала, по-детски вытирая глаза кулаками. – Н-н-никогда не п-п-прощу его.

Саша всхлипывала, взяла еще салфетку, вытирала слезы, сморкалась, потом опять брала салфетку. И никак не могла остановиться. Бледное ее лицо как будто уменьшилось, а нос стал красным. Тушь с ресниц, растертая салфетками, уложила тени под глаза. А когда начинала с новой силой реветь, становилась совсем некрасивой.

Женщины дали ей выплакаться. Они смотрели на эту юную женщину, как на ребенка, обиженного и страдающего, представляя, каково это пережить предательство в столь ранней молодости, еще не успевшей набраться опыта по преодолению трудностей суровых поворотов судьбы.

– Совсем еще ребенок, – заметила Евгения Львовна. – Куда же нам, женщинам, без прощения.

– Вопрос спорный, – не согласилась с ней Ксения Андреевна. – Простишь одни раз, другой, а потом все войдет в привычку.

– Если бы ты, Ксюша, простила однажды моего отца, может быть, я не была бы при живом отце сиротой. – Тихо промолвила Света.

Она с детства привыкла называть маму Ксюшей, а бабушку – Женей. Сначала мать в шутку стала называть всех по именам, у маленькой Светы проскальзывало то мама и бабушка, то Ксюша и Женя. Бабушка сначала протестовала, но это было так мило, когда малышка произносила Ксюша и Женя, что вскоре все к этому привыкли. А теперь уже никто и внимания не обращал на такие обращения.

– Дай Бог тебе, Светушка, не стоять перед выбором: жить или уйти от мужчины, который тебе изменяет. – Мать произнесла это шепотом, боясь накликать такое дочери.

Света задумалась, представив своего нового возлюбленного с другой женщиной, но не смогла. Перед ней был только он, а рядом – она сама. Ксения вспомнила разлад в своей семье, закончившийся развалом семьи. Она корила себя за развод, и в то же время не чувствовала за собой вины.

– Мы даже не ссорились. Так, слегка,  – прервала паузу Саша. – А в последние дни у нас были прекрасные отношения. – Она вдруг задумалась, как будто не поверив себе. – Вот только…

– Что? – хором спросили три женщины.

– У него дипломная работа не ладилась.

– А какая связь между дипломной и изменой жене? – резко заметила Светлана.

Все замолчали, пытаясь обнаружить в этом хоть какую-то связь.

– Да у нее же отец – ректор, – обрадовалась Евгения Львовна найденному решению.

– И что? – не поняла Саша.

– У Яны отец ректор. Возможно, он хочет уладить вопрос с дипломной, – предположила радостно женщина.

– Нет. Я предлагала ему помочь, а он наотрез отказался. – Стояла на своем Саша.

– Скорее всего, он не разлюбил тебя, деточка, – все так же радостно объясняла Евгения Львовна, – просто хочет помощи ректора.

– Через его дочку? – Саше сдавило грудь, она с трудом набрала воздуха. – Я поняла, если бы это была любовь, – тихо добавила она, как будто простонала. – А так…

На Сашу больно было смотреть. Лицо у нее сморщилось, как будто ей дали выпить горькую микстуру, заставив еще облизать противную ложку.

Девушка уже не плакала, но была настолько подавлена, что женщины растерялись, не зная, как утешить ее. Саша испила до дна весь ужас произошедшего, и, кажется, только что поняла это. Дальше дороги не было. Она помолчала. Потом неожиданно встрепенулась.

– Кажется, я нашла отца. Но он так любит своих дочерей, что мне нет места в его жизни. – горькая улыбка коснулась ее губ.

Пришлось рассказать о встрече с отцом и его дочерьми, девушка уже не плакала, но была бледна и изредка вытирала одинокую слезу.

Саша добивала себя. Она не прощала не только своих родных людей, отца и мужа, она не могла простить себя, позволив им растоптать себя. Два события за один день превратили счастливую студентку в испившую все горести старуху.

Евгения Львовна соскочила и начала разогревать ужин. Ксения Андреевна достала из шкафа бутылку вина, налила полный бокал и подала Саше.

– Кажется, чаем тут не обойдешься, – констатировала она.

– Вы не бойтесь за меня, – гостья отодвинула бокал, – все худшее уже случилось. Мне пора идти. – В эту минуту совсем не думалось о том, куда она пойдет сейчас, сегодня, она договаривалась ночевать здесь, у подруги, скорее мысли были о том, куда она денется после измены мужа, и как жить дальше.

Последние слова она произнесла таким надсадно треснувшим голосом, что Ксения Андреевна не решилась отпускать ее куда бы то ни было.

– Пей! Останешься у нас. Ляжешь у Светы в комнате, диван свободен. А завтра будет видно, что и как.

Саша представила развалины своего счастливого дома, выпила залпом стакан вина и осталась у этих гостеприимных людей ночевать. Потом осталась еще на день, и еще, не желая возвращаться к матери.

Следующие дни прошли для Саши как в черно-белом кино, где обошлось даже без полутонов. Без радости, без удивления, без переживания, без стенаний – словом, без эмоций. Заметили все, что вместо жизнерадостной сокурсницы образовалась черная дыра, будто ее заменили автоматом, который, не переставая, штамповал какие-то железки, вместо того, чтобы варить кофе и выдавать чипсы, при этом инженеры чесали затылки, не понимая, что произошло.

Несколько раз к ней подходил Сергей, пытаясь отвести в сторону, чтобы поговорить, но, глядя на него сомнамбулой, она поворачивалась к нему спиной и уходила прочь. Выбрав время, когда Сергей находился в университете, Саша вывезла из квартиры свои вещи, не забыв своих кошек, и оставила на хранение у матери.

Сергей тоже ходил по университету черной тучей, временами извергая громы и молнии, когда товарищи допекали его вопросами. Никто не понимал, что произошло с этой счастливой семейной парой, однокурсники пытались узнать, спрашивая друг друга, но никто не знал ответа, ситуация обрастала домыслами и снежным комом прокатывалась по предположениям, которые делали студенты. Всем хотелось знать, что же случилось, но Сергей и Саша молчали, молчали Света и Яна. И только в день  вручения дипломов пронесся шепоток, вслух никто не осмелился озвучить эту новость, что Сергей Чехонин и Яна Заславская подали заявление в загс.

Самые любопытные откровенно вглядывались в лицо бесстрастной Саши Костровой, которая так и не успела сменить свою фамилию на Чехонину. Даже самые талантливые в физиогномике студенты не могли продемонстрировать свои способности: лицо Саши было закрытой книгой для них. Тут же они разглядывали счастливую Яну, скакавшую кузнечиком среди однокурсников, но не могли принять такого ее резкого весеннего оживления, поскольку давно привыкли, что Саша и Сергей любят друг друга, и было непонятно, почему вдруг теперь появилась пара Сергей и Яна. Никто так и не узнал, что же произошло в действительности.

На фоне счастливых, улыбающихся до ушей, студентов, получающих дипломы в торжественной обстановке, Саша была чужой и отстраненной, равнодушно получив красную книжицу, на секунду улыбнулась, как бы говоря: «Да, я знаю, что диплом, да, красный, ну, и что?». И только Сергей, один из всех студентов, кажется, был не рад, получая диплом.