Саша прошла в свою комнату, в которой она так долго не жила, больше трех лет. Мать ничего не меняла в комнате, даже занавески висели те же, что и при Саше. Все было на своих местах: мебель, книги, кошки, которых она привезла совсем недавно. Только не было счастья, которое она увезла отсюда три года назад, и не вернула его теперь, возвратившись назад. Она обошла комнату, потрогала корешки книг, мягкие игрушки, выглядывающие из детства, отодвинула занавеску и выглянула в окно, отметила про себя, что пыли не было ни на книгах, ни на подоконнике, ни на столе. Легла на кровать, вытянувшись на спине и подложив под голову руки. Как будто никуда не ходила. Три года выпали из ее жизни.

Мать позвала ее с кухни, предложила поесть. Но есть не хотелось. Хотелось так лежать, чтобы никто не звал, никто не обращал на нее внимания, и не расспрашивал ни о чем. Расспросов она боялась больше всего, хотя знала, что мать расспрашивать не будет, но от этого было только хуже – равнодушие матери терзало еще сильнее. Саша вспоминала, как здорово было у Светы дома, где три женщины понимали друг друга с полуслова, и уж они не оставили бы в покое дочку и внучку, если бы та пришла в подобном состоянии.

Саша вспомнила свой первый приход в Светин дом. Мама и бабушка встретили Сашу как родную, и так легко и быстро она нашла с ними общий язык, что не хотелось уходить от них. Сашу поразило Светино обращение к матери и бабушке – Ксюша и Женя, и она, придя домой, стала обращаться к матери – Любаша. Но мать не оценила, не поняла, что это было стремлением дочери приблизиться к родному человеку, и строго пресекла такое панибратство. После этого Саше долго не хотелось даже произносить слово «мама», не то, чтобы называть мать по имени.

И сейчас, если бы мать пришла к ней в комнату и стала спрашивать у дочери, что с ней случилось, Саша стала бы кричать и топать ногами, подняв шум на весь дом. Но при этом она была бы счастлива, что рядом с ней ее любящая мама, и закончилось бы это тем, что она разрыдалась бы у нее на плече, почувствовав облегчение. Так бывает, когда вскрывают болезненный нарыв, да, страшно, да, больно, и хочется убежать, только бы не дать поднести к себе скальпель, но после, вытерев со лба пот, чувствуешь ни с чем несравнимое облегчение, ведущее к выздоровлению.

Но мать не пришла. А Саша, преодолевая боль, старалась не чувствовать… не дышать… не жить…

Она так и уснула, не раздеваясь, не разобрав кровать. Солнце давно поднялось, осветив все уголки после долгой ночи, не принесшей Саше облегчения, и давившей ее мученическими снами.

Вспомнив, что сегодня надо идти устраиваться на работу, Саша обрадовалась. Все, что угодно, только не думать, не вспоминать о Сергее. Она соскочила с кровати и пошла в душ. Постояв под горячей водой, она открыла на полную мощь холодную воду и, закричав от неожиданности, после нескольких секунд такого экстрима почувствовала, наконец, облегчение после тягостной ночи.

После душа, принесшего свежесть и какую-то физическую легкость после тягостной ночи, Саша прошла на кухню. Мать и отчим уже ушли на службу. На кухне мать оставила ей завтрак: два вареных яйца, сыр, масло, батон в нераскрытой упаковке. Сварила кофе, сделала пару глотков, потом съела кусочек сыра и спокойно стала наслаждаться черным кофе.

От любимого напитка ее оторвал звонок. Звонил Стас. Саша  долго не могла понять, какой Стас. Наконец вспомнила, что это тот мажор, которого они встретили с подругой в кафе. Он просил ее о встрече. Сегодня. Да хоть сейчас. Разговор важный. Она согласна. Работа немного подождет. У нее было два варианта места работы. Сегодня она решила побывать в обоих, но поскольку она не договаривалась, это можно было сделать чуть позже.

Она условилась встретиться со Стасом через час в том же кафе, где они познакомились, на Лефортовской набережной, значит, она успеет допить кофе, собраться и добраться вовремя до места встречи.

Саша была заинтригована предстоящим разговором. Их знакомство в кафе не предполагало продолжения, и его звонок очень удивил ее. Они принадлежали к разным мирам, и это наложило отпечаток на их знакомство. Саша сразу же забыла о нем, так же и Стас должен был забыть ее. Что же такого важного мог он ей рассказать?

Саша решила не мучить себя догадками. Пусть все выяснится при встрече. Главное, она вольна делать, что ей хочется, и никому об этом не докладывать, стала она себя убеждать, вспомнив прошлую жизнь с Сережей, теперь ей некому объяснять, куда и зачем она идет. Она долго убеждала себя в том, что она свободная самостоятельная женщина, мудрая и рассудительная, и все ей в жизни удается, но не смогла себя в этом убедить, только расстроилась от воспоминаний.

Когда она подошла к столику, за которым уже сидел Стас, молодой человек поднялся, взяв букет роз со стола, подошел к ней, поцеловал ей руку и преподнес цветы. Потом усадил ее, пододвинув стул, и сел на свое место.

– Спасибо, – ответила односложно она, поблагодарив и за цветы, и за внимание.

Саша уловила нежный аромат с примесью сигаретного дыма, такой одеколон или что-то подобное она дарила Сергею ко Дню Защитника, от этого запаха и от воспоминаний, нахлынувших не к месту, у нее забилось сердце. Мажор был в черных брюках и в черно-белую полоску рубашке с черным воротником, верхние пуговицы небрежно расстегнуты, движения плавные, улыбка открытая и искренняя – было в нем что-то от грации пантеры.

Подошел официант, взял у Саши цветы, чтобы поставить в воду. Молодые люди продолжали молчать. Саша смотрела на мажора спокойно, ожидая, что тот начнет говорить первым, она была лишь гостьей и не хотела навязывать пустой разговор о пустяках, ждала, когда заговорит он.

«Я пришла сюда не для пустых разговоров, подожду, когда ты соизволишь начать», – говорил ее взгляд.

Мажор тоже молчал, улыбаясь, разглядывал девушку внимательно-вопросительным взглядом.

«О каких пустяках может рассказать твой милый ротик? Ну же, спроси?» – мысленно вопрошал он.

Официант принес меню, положил перед ними, отвлекая их от безмолвного диалога. Саша не шевельнулась, и не подумав открыть пухлые корочки.

Поняв, что девушка не рвется к разговору, мажор начал с еды.

– Давай закажем что-нибудь пожевать, а потом поговорим. Что ты будешь есть?

– Кофе. Черный. – спокойно ответила она.

Мажору понравилось, что девушка не жеманничала, не кривлялась и не устраивала представления. Просто была собой.

– Ну, хорошо. Ты не против, если я сам закажу?

– А мы уже на ты? – холодно, но мирно  спросила Саша.

– Давай без церемоний. Мы одного возраста, зачем все усложнять.

– Если не считать, что мы из разных миров, можно учесть и возраст, – примирительно кивнула она.

Он доброжелательно ухмыльнулся, назвал несколько блюд подошедшему официанту.

– И красное вино. Ваше, фирменное.

И повернулся к девушке.

– Здесь хорошее вино.  – Огляделся, как будто собираясь с мыслями. – А давай предположим, что мы давно знакомы.

– От этого ты не будешь лучше знать меня, а я – тебя. А вино я не буду. У меня сегодня две деловые встречи. – не стала она вдаваться в подробности.

– Хорошо. Этот твой тон. Ты так холодно со мной разговариваешь, что я боюсь сказать тебе то, что совсем недавно казалось мне простым и естественным.

– Не похоже, чтобы ты боялся меня.

– Нет. Тебя, пожалуй, я не боюсь. А вот предлагать что-либо тебе боюсь.

Теперь ухмыльнулась довольная Саша.

– Я согласна тебя выслушать. Обещаю, что не буду тебя пугать.

Когда официант принес еду, Саша без пререканий начала есть, вспомнив, что утренний кофе подготовил ей почву для аппетита.

Стас тоже ел и одновременно тайком наблюдал за Сашей. Ему понравилось, как она ела. Он был доволен увиденным, и это придало ему решимости сделать необычное предложение девушке.

Он положил нож и вилку.

– Саша, в ближайшее время я еду в Барселону на несколько дней. И прошу тебя поехать со мной. – Он смущенно улыбался.